The History of Everything

Жизнь моя остановилась. Я мог дышать, есть, пить, спать, и не мог не дышать, не есть, не пить, не спать; но жизни не было, потому что не было таких желаний, удовлетворение которых я находил бы разумным. Если я желал чего, то я вперед знал, что, удовлетворю или не удовлетворю мое желание, из этого ничего не выйдет. Если бы пришла волшебница и предложила мне исполнить мои желания, я бы не знал, что сказать. Если есть у меня не желания, но привычки желаний прежних, в пьяные минуты, то я в трезвые минуты знаю, что это — обман, что нечего желать. Даже узнать истину я не мог желать, потому что я догадывался, в чем она состояла. Истина была то, что жизнь есть бессмыслица.

Один критик назвал меня «Само ничто», и это совсем не укрепило меня в ощущении собственного существования. Потом я понял, что само по себе существование ничего не значит, и почувствовал себя лучше. Однако меня все еще преследует мысль о том, что я посмотрю в зеркало и никого не увижу, только пустоту.

Следует написать рассказ о человеке, который всю жизнь, – безумно страдая, – искал истину, и вот она явилась пред ним, но он закрыл глаза, заткнул уши и сказал: «Не хочу тебя, даже если ты прекрасна, потому что жизнь моя, муки мои – зажгли в душе ненависть к тебе».

Часто моё воображение рисует картинку, на которой мой город - это тюрьма с высоченными стенами по всему периметру и здесь всегда плохая погода и угрюмые жители, бездомные худые животные везде, мусор и выхлопной газ в воздухе. Моё воображение часто описывает мою страну, как территорию с ещё более высокими серыми каменными стенами и колючей проволокой под напряжением, принадлежащую этой тюрьме.

И есть в этих стенах небольшое отверстие, которое образовалось неизвестным образом, потому что моё воображение слишком примитивно, чтобы задумываться над такими мелочами. Через это отверстие видно мир. Там солнце и много травы. Там все ходят в лёгкой одежде, потому что позволяет погода. Там есть дружба, там не разбивают людям сердца, а у каждого животного есть любящий хозяин.. и каждое животное обаятельно толстенькое и сытое.

И я часами сижу у стены и смотрю в это отверстие. И появляется надежда, появляется оптимизм и вера. Но неизменно наступает время отбоя и всех заключённых загоняют в камеры с холодными кафельными полами… А я сижу у стены, думая, что завтра вернусь сюда снова, а послезавтра меня отпустят ТУДА… и я со счастливым взглядом поворачиваюсь в сторону тюремного здания, замечая холодный озлобленный взгляд надзирателя, теребящего дубинку в руках…. и в голове раздаётся звук биения стекла и мысли монотонным отголоском разлетаются по всей голове: "Ничего не будет, ничего не будет, ничего не изменится".

Каждую ночь ко мне приходит чувство, будто я опоздала. Каждый раз это чувство оставляет в моей душе горький осадок.

Ежедневно меня посещает ощущение, будто я говорю, а мои слова просто растворяются, не находя ушей, которые их услышат, и не находя глаз, которые из почтут. Ежедневно я чувствую себя героем короткометражки "По контуру лица".

У меня теперь есть только стёртые в кровь пальцы и радующая слух музыка. А за окном ненавистный город, наскучившие лица с безразличным взглядом, твердящем о том, что даже если ты публично перережешь себе глотку, люди будут беспокоиться лишь о том, как бы не испачкать свою свеженачищенную обувь.

Я одинока. Раньше я говорила, что я просто одиночка, но сейчас понимаю, что это чистой воды одиночество нашёптывает мне каждую минуту на ухо мысли о суициде и о том, что я опоздала.

Тетка Джона, Мими, всегда твердила фразу: «Гитара – хороший инструмент. Однако, она непригодна для зарабатывания денег». Став богатым, Джон купил тетушке виллу, у которой была мраморная стена с выше обозначенной цитатой.

Вы можете надеть туфли и костюм, можете причесаться и выглядеть миловидно, можете спрятать свой истинный облик за улыбку, можете ходить в церковь и отстаивать мессы, можете осуждать других за цвет кожи, можете лгать пока не умрете, но вы никогда не сможете скрыть того, что вы - моральный калека.

Если вы делаете что-то прекрасное и возвышенное, а этого никто не замечает — не расстраивайтесь: восход солнца — это вообще самое прекрасное зрелище на свете, но большинство людей в это время ещё спит.

Для того, чтобы получить то, что я хочу, мне всегда было достаточно лишь постоянно об этом думать, представлять, как сложатся те или иные дела, если однажды произойдёт то, о чём я мечтаю.

Но… в данном случае мне, вероятно, придётся обратиться к монахам за помощью для расширения сознания и тренировки силы своей мысли, чтобы и эта моя мечта осуществилась…

Я записываю всякую всячину на клочках бумаги и рассовываю по карманам. Когда они наполняются, книга готова.

Предисловие Пола Маккартни:

" Впервые я встретил его на сельской ярмарке в Вултоне. Я был паинькой-школьником, и когда он забросил руку мне на плечо, то я с ужасом понял, что он пьян. Было нам тогда лет по двенадцать, несмотря на все его заморочки, мы постепенно стали приятелями.

Тетушка Мими (она приглядывала, чтобы его не слишком заносило) внушала мне, бывало, что на самом деле он умнее, чем хочет казаться, и всякое такое. Он сочинил стихотворение для школьного журнала про отшельника, который говорил: "Дыханием живу и замереть не смею". Тут я стал смекать: больно мудрен! Одни очки вон чего стоят, да и без оных на него удержу нет. "То ли еще будет!" - отвечал он обычно на взрывы одобрительного смеха.

Кончив Куорри-Бэнкскую школу для мальчиков, он поступил в ливерпульский художественный колледж. Потом бросил учебу и стал играть в группе под названием "Битлз", а теперь вот написал книгу. И вновь я смекаю: мудрен! Что это в нем - вьпендреж, заумь или что-то еще?

Непременно найдутся тугодумы, которые многое в этой книге сочтут нелепицей, отыщутся и такие, кто начнет докапываться до какого-то скрытого смысла. Вовсе не обязательно, чтобы всюду был смысл: Смешно - ну и ладно."

Прим.: теперь я знаю, чья книга станет очередной жертвой Смирновой Виктории. Чем дольше живу, тем чаще на моём пути встречаются уникальные персонажи. И каждый последующий уникальнее предыдущего. Новую планку занял Джон Леннон. Прошлый уникум уходит в архив.

Рок-н-ролл вечен, потому что он прост, в нем нет ничего лишнего. Его ритм проникает сквозь все преграды.

Христианство исчезнет, оно развалится. И я даже не собираюсь спорить по этому поводу. Я прав и вы увидите, что я прав. Мы уже сейчас популярнее Иисуса. Но я не знаю, что исчезнет раньше: христианство или рок-н-ролл.

Я никогда не думал о том, что буду писать великие вещи, просто пошел и написал их.

У советского писателя Евгения Петрова – того, который совместно с Ильей Ильфом написал знаменитые «Двенадцать стульев» и «Золотого теленка» – была весьма любопытная коллекция. Он собирал конверты – но не все подряд, а от собственных писем. Казалось бы, дело немыслимое, но Петров придумал прекрасный метод: писал письмо за границу и выдумывал весь адрес – и город, и улицу, и дом, и фамилию адресата. Естественно, через пару месяцев письмо возвращалось назад, разукрашенное красивыми штемпелями «Адресат неверный».

И вот весной в 1939 году Евгений Петров решил получить конверт со штемпелями Новой Зеландии. Выдумал город Хайдбервилль, в котором на улице Райтбич проживал в доме № 7 мифический Мерил Юджин Уизли. И, увлекшись игрой, вложил в конверт и письмо: «Дорогой мой Мерил! Я искренне соболезную тебе из-за кончины твоего дяди Пита. Держись, дружище! И прости, что я так долго не отвечал тебе. Как поживает Ингрид? Поцелуй дочку, она уже, наверное, совсем большая. Жду ответ, твой Евгений».

Прошел месяц, второй, третий – а письмо не возвращалось. Петров стал о нем забывать, но в конце лета неожиданно получил… ответ из Новой Зеландии. Прочитав обратный адрес, писатель получил настоящий шок – на конверте значилось: «Мерил Юджин Уизли, Райтбич, 7, Хайдбервилль, Новая Зеландия». Стоял и штемпель почтового отделения, подтверждающий отправителя. Но удивительнее всего оказалось содержимое конверта.

Текст полученного письма был такой: «Милый Евгений! Благодарю тебя за сочувствие! Дядя Пит погиб совершенно нелепо, и эта трагедия на целых полгода выбила из колеи всю нашу семью. Потому я и не писал столь долго, но мы с Ингрид не забыли тебя и те три дня, что ты провел с нами. Глория действительно подросла на полголовы, но все еще не расстается с российским мишкой, которого ей привез ты. Твой Мерил». Но и это было еще не все – из конверта Петров трясущимися руками достал фотографию, на которой был запечатлен он сам в обнимку с абсолютно незнакомым мужчиной! Увидев же дату на снимке, писатель схватился за сердце – именно в тот день, 9 октября прошлого года, он угодил в больницу с тяжелейшей формой воспаления легких, и несколько дней врачи буквально вытаскивали его с того света…

Ни в какую мистику Евгений Петров никогда не верил, а потому немедленно написал в Новую Зеландию еще раз. Но вот ответа не дождался – в Европе началась война, и Петров стал военным корреспондентом «Информбюро» с первых же ее дней. Кстати, его коллеги утверждали, что после получения странного письма этот вечный шутник стал мрачным и замкнутым, а шутить перестал вовсе…

Ну а закончилась эта история совсем уж не забавно. В 1942 году Евгений Петров летел на самолете из Севастополя в столицу, и этот самолет был сбит немцами в Ростовской области. Мистика – но в тот же день, когда стало известно о гибели самолета, домой к писателю пришло письмо из Новой Зеландии. В этом письме Мерил Уизли восхищался советскими воинами и беспокоился за жизнь Петрова. Среди прочего в письме были вот такие строчки: «Помнишь, Евгений, ты мне сказал после купания в озере, что утонуть тебе не суждено, а суждено разбиться на самолете. Очень прошу тебя – летай как можно меньше!».

По этой истории был снят короткометражный фильм "Конверт" с Кевином Спейси в главной роли.