тишина

Я все боялась, что когда папа позвонит чтобы поздравить меня с дурацким праздником - я не найду в себе смелости взять трубку.
Но он не позвонил.

— Lauren. Wait. Lauren, hey wait!
- Oh my god.
- Can't we talk..
- No!
- Lauren.. Don't walk… Hey! I really did try to kill myself… Just before I faked it.
- Wow… Sean it's over.
- No, it's not!
- Yea it is. I'm in love with somebody else.
- Who?
- My old boyfriend Victor, that's none of your fucking bussiness actually.
-… Fucking Victor?
- Yeah.
- Then why the fuck you write me letters?
- Wow… Deal with it Sean, it's over. Rock'n'Roll.
- Lauren i wanna know you.
- What's that mean ''know me''? Know me. Nobody knows anyone else ever. You will never ever know me.
The Rules of Attraction, 2002 (х)

Порой мне становится так обидно от того, что я столько всего думаю - но никогда не могу об этом рассказать людям.

В смысле есть столько людей, которым я бы так сильно хотела сказать очень много вещей. Очень много весомых для меня вещей, и мне бы очень сильно - невыносимо просто насколько - хотелось чтобы они все эти вещи услышали, а потом сказали бы, что они обо всем этом думают.

Мне бы так хотелось рассказать многим людям о том, что я думаю о них, что я думала раньше - и почему сейчас я думаю по другому, мне бы хотелось им ответить на все их "почему", когда либо возникавшие в мой адрес - и именно ответить, объяснить, разложить на полки, сказать что "так и так, а еще вот так - понимаешь?" и дождаться ответного кивка, дающего понять, что да, понимает человек, и вправду.

И я не думаю, что люди хотят знать, что я о них думаю, и мне не кажется, что им не все равно, но вот мне бы все равно слишком сильно хотелось бы, чтобы я могла говорить с людьми о том, что в моей голове касается их самих и при этом не ударяться в слезы, неловкие улыбочки, и не махать рукой, с показным равнодушием говоря "да не важно".

Потому что чертовски все эти мои приземленные человеческие мыслишки важны для меня.
Но увы и ах, мне никогда не хватает смелости на что-то большее, чем просто промолчать.

Давно не попадалось чего-то настолько постоянно не слезающего с повтора

Привет. Я живу на улице, и поэтому я мог бы довольно много рассказать о людях. Я мог бы рассказать о том, как они любят свое тело, потому что каждую новую зиму они всегда одевают себя в теплые шубы, меховые варежки, плотно закрывающие уши шапки и мягкие шарфы. Некоторые из них предпочитают теплым вещам из натурального меха – вещи, из чего-то искусственного. Этим они дают показать, что им есть дело до шкур животных, например, и иногда они даже свято в это верят сами – но на самом то деле, они врут. Не специально, конечно, но все же безжалостно врут – ведь эти их ненатуральные шубы все равно теплые. Так же как и шапки, и варежки, а шарфы и того мягче, чем шарфы иных тепло-укутанных в настоящие шубы людей. Но зато это дает им преимущество перед другими, дает возможность смотреть на остальных свысока, да еще и перед собой чувствовать себя не таким виноватым за различного рода жестокости. Но вот только они абсолютно так же дергаются от резких порывов ветра, так же кутаются в шарфы, так же, не глядя по сторонам, бегут в свои дела, так же не кидают пары монет из кармана попрошайке у метро – потому что для этого придется доставать руку из варежки, а это долго, да и мороз, к тому же. Может, это звучит немного несправедливо, да и предвзято с моей стороны, поэтому я мог бы добавить, что, несмотря на всё то, что они делают, они сами в этом не виноваты. Они же люди, и то, что они не замечают как холодно другим – их наследственная особенность, а потому и не их вина, так что все в порядке.

Вместо этого я мог бы рассказать о людях то, что некоторые из них действительно стоящие. Некоторые умеют искренне жалеть, некоторые умеют искренне делиться монеткой с замерзающими у метро людьми, а некоторым не жаль разделить и сандвич. Я мог бы рассказать о том, что некоторые люди очень красивые, некоторые очень веселые, у некоторых очень доброе сердце. Ведь я живу на улице всегда – и потому мне ничто не мешает смотреть на них. Смотреть как тепло некоторые смеются, как многие из них курят даже на самом сильном морозе, как некоторые не брезгуют сесть на одну скамейку с бездомным, как некоторые, несмотря на срывающий с их голов шапки, ветер, целуются у метро на прощание.

Я часто наблюдаю за людьми, хотя они, конечно, этого не замечают, ведь им слишком холодно смотреть по сторонам – а я уже давно отучился подходить к ним ближе, поэтому я смотрю на них немного издалека. И если бы кто-нибудь их них меня спросил, я бы мог очень рассказать им он них же самих. Мог бы рассказать вон тому высокому мужчине почему он всегда один, мог бы рассказать вон той женщине, из газетного киоска, кто ворует у нее газеты, мог бы рассказать им всем, проходящим мимо, о том как каждый из них смеётся, сколько у них друзей, в кого они влюблены, какого цвета у них глаза, у кого из них в кармане всегда есть монетки для попрошаек, а кто никогда не улыбается. Я мог бы рассказать людям о том, как я их люблю, даже не смотря на то, что это они. Я мог бы сказать спасибо некоторым из них, тем, которым не все равно. Я мог бы рассказать родителям вон тех школьников о том, как я рад, что их дети никогда не съедают свои школьные обеды. Я мог бы рассказать им всем об этом всём, и я с радостью бы это сделал – но я не могу. Потому что я живу на улице. Потому что у меня нет имени. Потому что у меня нет породы. Потому что я слишком замерз. Потому что я – пес.

Сейчас будет большая, но дико неудавшаяся претензия на умную мысль. Остерегайтесь.

Iceland

Исландские музыканты творят чудеса. Воистину.

Когда я была маленькой, я много чего любила. Деревья, соседкину козу, которая жила в гараже, раздавленные сухие макароны, слышать как мама зовет домой из окна. Ну то есть то же самое, что и все дети, я не о том.

Когда я была маленькая, то больше всего на свете я любила все кислое. Кто-то скажет приземленное "недостаток витамина С", а я скажу что просто все кислое - вкусное. Вообще, самой большой радостью было, это когда мама разрешала съесть мне целый лимон. Тогда я вооружалась ножиком, делала надрезы по периметру, аккуратно очищала, а потом ела дольками, как апельсин. И при этом еще одной большой радостью было, когда в этот момент на меня смотрел кто-то из взрослых, и яростно удивлялся, как это я так могу. А я могла, и мне так нравилось, что я даже как-то сказала маме, что больше всего на свете я боюсь разлюбить кислое. Не помню, что ответила мама, может посмеялась, а может всерьез покивала. Но я точно помню это чувство - боязнь вырасти, и перестать любить что-то такое, что самое единственное, что вообще стоит любить.

Прошло лет десять. К аскорбинкам, кислым жевательным червякам, и, увы, даже к лимонам я давно равнодушна. И мне не обидно, что я к ним равнодушна - потому что мне все равно. Но вот только то чувство - боязнь разлюбить что-то столь значимое - все еще со мной.

И я знаю, что когда я вновь разлюблю что-то, что имеет какой-то свой непередаваемый смысл для меня сейчас - то мне снова будет все равно, как в истории с лимонами, но не смотря на это мне становиться очень противно, когда я представляю, что в один прекрасный день у меня больше не будет моей "той самой" песни, потому что я ее разлюблю. Стоит только представить, что со временем вслед за лимонами отправится и вся моя ныняшняя музыка, и все самые важные фильмы, и все раздирающие книги - и мне почти физически больно.

Это так непередаваемо обидно - знать, что когда ты еще немного вырастешь, тебя совсем не будет трогать все то, что ни на секунду не оставляет равнодушным сейчас. И еще хуже знать, что тебе будет совсем все равно, что ты это разлюбила, и еще будет смешно над тем, что так этого боялась.

Это вот и называется пустеть. Я потеряла уже столько весомых когда-то книг, столько песен, столько фильмов, столько лимонов, что если я не перестану охладевать ко всему, что меня окружает, мне грозит зыбкая, осязаемая, просвечивающая сквозь глаза пустота.

И вот это то, чего и вправду стоит бояться.

Последнее время мне становится немного почти страшно. То есть не совсем чтобы страшно, но уже близко к тому.

Ведь все эти нежелания говорить с людьми, они, вероятно, берутся отнюдь не с потолка. Возможно, что мне даже так кажется, но на деле то, если покапаться во всем, то я прекрасно понимаю, что я не хочу, и иногда даже побаиваюсь говорить с людими лишь потому что знаю, что мне нечего им сказать.

Человека, от силы, два есть, которые действительно меня могут слушать, и которые правда слушают. И не потому что я что-то такое заоблачно интересное и прекрасное рассказываю, а просто потому что не знаю почему, просто знаю, что слушают.

А вот все остальные - не важно кто: знакомые, считающие себя моими "близкими" знакомыми, знакомые, которых наоборот я сама считаю своими близкими знакомыми, просто люди имена которых я знаю, и с которыми по каким-то причинам остаюсь где-нибудь наедине, люди из очереди в очередное "куда-нибудь", да и просто любые встречные люди - я не говорю с ними, потому что мне не о чем. И по той же причине они меня и не слушают.

Ведь по сути, что можно рассказать человеку, которого, например, знаешь уже давно - но просто как человека, что учится рядом, ну или соседа. И вот ведь кто-то может, например, застрянув с ним в лифте начать говорить, да так говорить и о таком, что его слушают. А ведь этого сложно добиться, чтобы люди слушали.

И вот поэтому я и не говорю никому ничего, и ничего не рассказываю. Потому что обжегшись пару раз, и получив на "мне сегодня такой сон приснился, хочешь расскажу" ответ "а, да, ты мне? прости я не слушал", как-то уже теряется желание рассказывать.

И люди тут не при чем - я бы тоже не стала слушать абы чьи сны, даже если они о волшебной лошади в яблоках по имени Дорис.

Еще не успело даже потеплеть, а у меня уже столько придуманных сценариев на время, когда ночей не будет, как таковых.

Они кажутся сейчас такими легко выполнимыми, такими реальными, такими правильными. В моей голове уже давно наступили белые ночи, в ней мне не мешают разводные мосты, в ней, наконец-то, затихают люди и музыка, даже с фукцией пермешки, попадается именно та, которая нужна.

Что-то непременно нужно сделать за этот март и апрель. Добиться плавности, легкости, тишины. Успокоиться, начать замечать глупые вещи, перестать пытаться что-то объяснять людям, перестать им вообще рассказывать хоть что-то о себе. И не потому что они не слушают - на это плевать, пускай, - а просто чтобы не колошыть воздух. Столько было бы сэкономлено сил, если бы я никому ничего не пыталась рассказать.

У меня столько планов на себя в этот март. И не причем тут весна. Тут все я, засасывающая саму себя в какие-то очередные воронки.

И может ну это все, а может и не ну. Спокойствия мне в меня. И все.

Не знаю, кто и когда это сказал, но этот человек как в воду глядел.

На самом деле, после такого количества концертов, я даже могу и в конец света поверить.

Ведь это вообще все подстроено. Нам как-бы намекают "давайте, детки, веселитесь на концертах, о которых и помыслить не могли, но вот потом всёёёё" И смех такой зловещий.

И вот честно - да пускай всё. 3 концерта за один год - это самый что ни на есть идеальный повод чтобы потом скрестить ручки и встретить цунами. или погасшее солнце. или концерт бибера извиняюсь, всемирное наводнение.

Короче давай, планета, не знаю как все - но вот я-то после сентября вся в твоей катастрофической власти.

Ну ешкин кот. Еще и Keane в апреле. Питер, ты сдурел? Мне не на что будет питаться.

А с другой стороны. Keane. Черт побери через месяц почти!! Какая еда, вы о чем.

Честно говоря, сконцентрироваться на том, что сегодня не просто первое число очередного месяца, а уже вроде как и весна, я смогла лишь после каких-то вопящих на улице малолеток. Нет, они вправду шли передо мной, и очень-очень громко обсуждали, что-то похожее на "Март. Кто если не ты" и так далее.

А я так подумала, ага, ну замечательно, весна. Хотя погода действительно теплая. А вообще у меня все как всегда символично (или я это сама все символизирую), но сегодня я умудрилась поклясться себе кое в чем, очень громко чихнуть в автобусе, так что на меня даже водитель посомтрел, и уволиться.

Это все, конечно, моя невозможность делать что-то одно и то же в течении продолжительного времени. Надоело - уволилась. Потом еще какую-нибудь работку найду, и опять меня на недельки две хватит. Вообще предсказуемо это было, но вот за такую невозможность доводить дела до конца - я уже начинаю себя совсем не любить, ну это ладно.

Я вот на йогу вчера ходила. Потом собираюсь на залив съездить, пока зима еще. Музыка, в последнее время, довольно-таки неплоха. Все хорошо.

Несколько "вечно-весенних" песен. Просто так.

И одна новая, найденная сегодня, и потому отчасти тоже весенняя.

Я тут просекла, что как-то очень незаметно - но мне всегда и неизбежно становится дико скучно в окружении людей, которые хотят поговорить со мной.

Даже больше, чем просто скучно - просто как-то хочется поскорее чем-нибудь занять себя, чтобы все видели - простите, извините, но я занята. Мне не до разговоров.

И дело тут совсем не в том, что люди глупые, и говорят слишком нелепые для меня, такой умной, вещи. Все скорее даже наоборот совсем. Они, несомненно, говорят о чем-то интересном, о чем-то смешном, о чем-то, о чем им нравится говорить, и, может, с их историй даже можно писать наипрекраснейшие рассказы.

Но вот дело в том, что мне просто совсем не хочется их слушать.

И еще они так громко смеются, что хочется сделать как кто-то делал в каком-то фильме - а именно закрыть уши ладонями, зажмурить глаза и сделать вид, что "нет, нет, меня здесь нет, на самом деле. Да, да, и не будет".

И вот подобное желаение преследует меня непередаваемо давно, особенно когда рядом больше двух человек, особенно когда они пытаются со мной о чём-то говорить. И я бы даже хотела им ответить, хотела чтобы мне хотелось с ними посмеяться, поговорить-говорить-говорить с ними, но увы. Мне так сильно не хочется, что хоть под стол лезь.

Была бы смелая, попросила бы их быть потише - ведь когда вы говорите или смеетесь на пару тонов ниже, чем обычно разговариваете - то это намного лучше дает понять насколько и вправду интересен разговор, или смешна шутка. Когда люди делают все тише - это прибавляет смысла.

Но вот только они смеются так, будто гром гремит за окном.

Будьте тише. Умоляю.