615

как же тонка грань между долгим ожиданием чего-либо и безразличным отношением к этому.
особенно, если как следует упороться.

смогу ли я тебя встретить (вернуть)
ты где то на юге
еще южнее (нежнее) (нужнее) меня
*ненужное зачеркнуть*

это говорю не я
это вещает живота низ
пиши, если что.
я в инвиз.

(с)

на досуге подумала о том, что сколько бы страшные и жирные телочки не наращивали себе волосы и ногти, сколько бы они не ходили в солярий и сколько бы они не обрабатывали свои фотографии в инстаграме, они все равно останутся жирными и страшными.

ну риалли, лучше бы в спорт зал ходили.

я очень хочу стать доброй.

прошу позвони. мне страшно.

грубость - реакция слабых на боль.

понятие есть такое - грибная политика. это когда ты дуешься из-за того, что твой друг срезал два настолько больших подосиновика, что они едва помещаются в корзинке, а ты не нашёл и маленькой, едва проклюнувшейся лисички. отлично понимаешь, что ведёшь себя, как ребёнок, но не можешь справиться с этим. плетёшься в хвосте, бурчишь, перешагивая через поваленные деревья, забываешь про сбор грибов. считаешь друга виноватым: то давишь это чувство, то находишь ему оправдание.

очень и очень разрушительный недостаток.

я случайно тону в собственной ванне.

Т акая странная, болезненная любовь к старым вещам. Наверняка в психиатрии есть соответствующий термин и подходящий диагноз. Кучи глупого и бесполезного хлама, который нельзя выбросить и от которого невозможно избавиться, это выше человеческих сил. Как можно просто отнести на помойку вещи, которые были немыми свидетелями каких-то событий и ощущений, просто общего фона на большом или маленьком, но отрезке жизни? Все эти мелочи, сувениры и сувенирчики, какие-то совершенно бестолковые и бесполезные предметы, история которых давно забыта, но если она стерлась в памяти, то это не значит, что ее нет, а значит на них тоже распространяется священное табу и пометка "хранить вечно".

Г лупые предметы, которыми обрастает жизнь, как ракушки на дне корабля, мешают плыть и норовят превратить судно в памятник на вершине рифа, выросшего из барахла. Такие бессмысленные, и, почему-то, такие безумно дорогие. Периодически предпринимаются героические попытки все разобрать, разрубить этот гордиев узел, закрыв глаза, чтобы не видеть, чтобы непременно сожжены мосты и обратной дороги нет, и не жалеть. Все эти старые тетрадки, сувенирчики, какие-то фотографии, чьи-то письма из прошлого века, пыльные безделушки, засохший шарик каштана, календарь за 1992 с пометками, и несть числа этому легиону, который постепенно отвоевывает себе пространство для жизни. Но весь сизифов труд неизменно дает один, заранее известный итог: "хранить вечно".

Н аверное, просто эти вещи заменяют людей. Их можно сложить в коробку и спрятать в шкаф, чтобы потом однажды достать и воскресить воспоминания, еще раз пережить то, что было с ними связано, окунуться в светлое прошлое. Очень удобно.

в вечной погоне за журавлями.

мыло не смывает синяков под глазами

мое одеяло не восполняет недостаток человечкеского тепла

прошлый вторник это другая вселенная.
все, о чем ты мечтаешь, сбывается медленно.

дай обниму твои плечи, у меня через 9
минут маршрутка.
больше я не приеду так. это конец.
правда, когда тобой пахнут руки и куртка
-
это пиздец

Об одиночестве надо спрашивать жителей мегаполисов. Они говорят, что бывает два типа: то, которое сдавливает грудную клетку в переполненном вагоне метро, и то, которое рвет легкие рано утром на пустой напрочь вымерзшей улице. А у меня есть еще и третье, мое персональное, и начинается оно в двух шагах от тебя. По-настоящему - это когда не знаешь, кто больше.