Asia

Чистый звук порою становится сильнее всех психотропных препаратов.

Твоя душа

холодна,

как музыка

Interpol’а:

нервна,

монолитна,

прочна

и ест мою…

с пола.

А сердце

слишком спокойно

продолжает струиться

С ужасающим

звоном.

Can you see

what

you’ve

done?

Соль океана
сжигает
глаза.
Рыбы
с обманом…
Достигла ли дна?
Дважды четыре
ударов
по душам.
В сломанном
мире,
в мире
бездушном…
Глаза разъедает
соль океана.
Не выживаю
с тобой
без
обмана.

Она
ч е р н о в о л о с а я
С тонкими губами
Босая
Несет волну
Руками
И ты
Тонешь
Глотая ее
Визгливо стонешь
В черное небытье
Принимаешь
Любую форму
И,
Барахтаясь,
Восхваляешь
Ее
С бутылкою
Рому

Мысли

скачут

за линию

глаз.

Лихорадочно рву губы.

И не ждешь меня.

Больше.

За тенью масс

Не скрипят

О тебе

Трубы,

И слова

Застревают

Костями

Во мне.

Кокаином рассыпались звезды

по растрескавшейся

сухой

черте

на моих

белоснежных

грезах.

Мне сказали, что стих очень злой:

Мама
Я опять сошла с ума
Срывая чужие надгробья
Памяти.
Не достигнув дна
Плыву в злобе
Истерик.
И,
Чтобы спастись
Плачу, курю, снова плачу,
Падаю молча
Вниз.
Рождаясь из бархатной
Ночи.

Дай мне повод
и я расскажу
о городе за моими ребрами.
Дай мне повод
и я упрошу
за всех твоих,
кобрами
свившихся у моего горла.
Дай мне повод
и я зарисую
тени твоих ресниц.
Дай мне повод
и я проворкую
твое имя стаями птиц.
Дай мне повод
и я вспять
память иглами проколю.
Дай мне повод,
чтоб снова играть
будто я
тебя
не люблю

В твоем виски - валлиум,
А в моем кармане - патрон.
И о чем же с тобою мечтали мы,
Поселившись на пьяной Бурбон?
А сбежав, мы тоскуем по жизни,
Унывая под солнцами ранчо.
Я сгорю в отражениях призмы,
Застрелив тебя, словно Панчо.

Бурбон или Бурбон-стрит - улица вечного праздника, проституток, геев и транссексуалов в Новом Орлеане.
Панчо - мексиканский революционер, застреленный в собственной машине

Серо-белый призрачный слон
Бродил у грязной реки,
А над ним тринадцать ворон
Кричали в потоках крови.
И кто видел - считали, что бред
Из-за солнца превиделся им,
А кто был к знамению слеп,
Так до смерти остался слепым.
Горько плакал туманный слон,
Оставляя чуть видный след…
А над ним тринадцать ворон
И вселенной кровавый вельвет.

Горлом хлещет любовь на мои ресницы
Послушай! Ах да… ты ушел
Ее совершенно безумные спицы
Вяжут тебя в кружева
И на чьей-то улице, под твоим окном
Я топчу окурка фильтр кровавый
И затягивает черным углем раны
Ты отлично умер в моей голове
Можешь связать ее белою ниткой
Я буду вечно твоей вдовой.
Хочешь сыграю сцену ревности,
Забытою прошлой зимой?

Мы оба безумно больны огнем:
Любовь превращает в бездушных,
И серою ночью, и праздничным днём
Мы слишком с тобой непослушны.
Плевали на правила, свет и судьбу,
Мы жрали друг друга по капле,
Вели за бесплодие связи борьбу
И напивались до цапель.
Когда же от нас отойдут города
И вместе мы где-то погибнем
Прости меня, помни, что я – никогда
Не танцевала под ливнем
И все наши чувства – похоть и ложь,
Скрытые маскою муки
Воткни же мне в спину свой мстительный нож!
И не услышишь ни звука
Мы оба безумно с тобою больны.
И все, что написано – бред
Я не умею писать о любви,
Когда эти чувства во вред..

Прочитала книгу Поппи Брайт "Изысканный труп".

Читала, не смотря на всю эксцентричность и жесткость произведения, почти без перерыва. Затягивает. И, судя по отзывам на различных форумах, те, кому тема книги и язык не приятны, все равно поначалу оторваться не могли.

Книга тяжела и не думаю, что кто-либо в здравом рассудке начал бы её читать. У меня получилось все просто: знакомая, которая сама кого хочешь напугает, сказала что прочитала одну из страшнейших книг в её жизни. Меня захватил азарт.

В итоге, время потратила не зря: пусть и извращенное, но удовольствие я получила.

Не советую читать данное произведение детям, беременным, людям с неуравновешенной психикой, так как вся книга состоит из смерти, секса, наркотиков, некрофилии и даже каннибализма)

Ruins are in stormy light
You are jumping through the night
Silver rays of moony wood
Hurry up! And just be good
They are breaking our days
Burning up a lovely place
Turn around and feel my pain:
I am now a part of Wain

Руины в бурном свете
Ты прыгаешь сквозь ночь
Серебряные лучи лунного дерева
Поторопись! И все же будь хорошим
Они ломают наши дни,
Сжигая милое место.
Повернись и почувствуй мою боль:
Я теперь часть Большой Медведицы

Мы стояли на балконе. Лето, жара. Ты вешал белье, постиранное в доисторической машинке, а я курила. Ну, в общем-то, как всегда.

-Почему именно Bonaqua?- ты оторвался от созерцания клетчатых семейников и вопросительно смотрел на меня, - и газированная?

-Я могу сейчас прочитать тебе целую лекцию, на тему: «Ты что?! Это удивительно вкусная и полезная вода!», как остальным, но мне лень, - в небе, оставляя прямой след, летел самолёт. Если прикрыть глаза, кажется, что он падает

-Так почему же? – ты встряхнул, уже откуда-то взявшийся, мой полосатый носок

-Первая минералка, которая попалась в июне на глаза в магазине, - самолёт благополучно улетел, и я смотрела на машины внизу.

-Да ты консерваторша, - ты, почему-то довольно, улыбнулся, - Она и вправду такая вкусная?

- Я не знаю, - ты удивлённо приподнял брови и уронил мокрую футболку. Пока ты ползал по старому полу балкона, я увидела почти удавшееся ДТП, с тремя пешеходами преклонного возраста и маршруткой.

-Окей. Ну а что за магазин? – что-то меня начинают настораживать твои вопросы

- Тот, наш. Рядом с Лицейским. Зачем тебе всё это? – я пытаюсь попасть окурком в пролетающего мимо голубя.

- Я изучаю тебя, - от удивления я промазываю. Ты берёшь этот свой дибильный розовый тазик и уходишь в ванну.

-Почему у тебя в комнате так темно? – мы сидим у меня дома на кухне, так как тебе не понравилась моя «темница»

-Мне так удобнее, - я пожимаю плечами и осторожно мешаю кофе, - у всех ведь всё по-разному

-Да, но я не встречал человека, который опускал бы у себя жалюзи на весь день, - тебя впечатляет детская площадка, видная в окне, и ты начинаешь напевать что-то типо “boys don’t cry”.

-У меня есть эта пластинка, точнее у папы, - немного подумав, я добавляю, - Ты чертовски плохо на меня влияешь

-Но ты ведь не против, - ты становишься спиной к окну, и из-за солнца кажется, будто ты светишься.

-Зачем тебе всё это?- я вовремя вспоминаю, что курить у меня на кухне нельзя и прячу сигарету

- Я изучаю тебя. Пойду, полюбуюсь на кактусы, - когда ты проходишь мимо, я отчетливо слышу: “You want me? Fucking well come and find me”

Парк. Около четырех часов. Пасмурно. Мы сидим на скамейке, и я внимательно прослушиваю твой пьяный бред, пытаясь написать на дорожке слова из песни.

-…а вообще надо уметь пить. Я вот уверен, что ты - не умеешь! - ты сдираешь с бутылки этикетку и цепляешь себе на лоб, - хоть я тебя и не видел пьяную… А вообще… Чёрт.. О чём я? Ах да… Пить. Надо уметь пить.

Я послушно киваю головой и замерзшими пальцами вытаскиваю зажигалку

-…ты вообще странная. Любишь этот дурацкий Kit-Kat и Bonaqua.… Видишь, я запомнил.

-Ага… - у меня вышла надпись fucking и я тихо торжествую

-А вчера, ночью, ты думала, что я заснул, и цитировала мне в трубку Маяковского.. Кроме любви твоей мне нету моря… - я роняю сигарету и испуганно смотрю на тебя

-. . знаешь, я ему симпатизирую. Хорошо, что мы его вместе понимаем. Так мне легче, - этикетка отклеивается и падает тебе на промокший кед.

- Что легче? – спрашиваю я.

Ты абсолютно трезво смотришь мне в глаза и говоришь:

- Я ведь изучаю тебя.

Мы стоим в магазине. Ты держишь продуктовую корзину и, с абсолютно безумной улыбкой, пялишься на бутылки с молоком. Я стою с буханкой хлеба в руке.

- Нет, ну ты только посмотри! – указательным пальцем левой руки ты начинаешь тыкать в полки, - они КОРОВ нарисовали! Ты представляешь? КОРОВ!

- Что в этом необычного? Коровы не подают в суд за то, что их фотографию наклеили на пакет с молоком, - я пытаюсь впихнуть хлеб в пустую корзину, но ты начинаешь что-то громко тараторить и размахивать руками, вследствие чего хлеб остаётся у меня в руках, а все покупатели в районе трех метров обходят нас стороной.

- … таким образом, если ты посмотришь в статью номер… - какая-то пенсионерка зло поглядывает на меня, прячась за полками со специями. Я поднимаю хлеб на уровень глаз и «стреляю» из него. Дама преклонного возраста, что-то бормоча себе под нос, улепетывает от нас подальше, - … и для того, чтобы они давали вкусное и качественное молоко, их надо любить

- Что, извини? – я всё-таки избавляюсь от своего «груза» и теперь спокойно могу внимать тебе, - я немного не услышала. Ну, то, что в конце было

Ты смотришь на меня небрежно, берешь бутылку без коров и изрекаешь:

-Любовь делает молоко вкуснее

Я пытаюсь перерезать себе горло коробкой из под йогурта.

-Вообще, что такое дружба? Это когда двое людей, именно двое и не спорь со мною, испытывают друг к другу родственные чувства. Они любят друг друга, дорожат друг другом, они живут на одной волне… - ты идёшь, приподняв голову, и размахиваешь руками, в такт своей речи, - …так что истинную дружбу мы с тобою можем увидеть редко, потому что в большинстве случаев, все дружеские чувства - это симпатия, попытка найти подобного себе…

Твои глаза горят, а отросшая чёлка всё время норовит их закрыть. Мы идём по тротуару рядом с оживленной дорогой, где я могу спокойно наблюдать за всеми нарушениями водителями правил дорожного движения.

-Нет ничего интимнее, чем дружба, - ты вдруг останавливаешься и поворачиваешься ко мне, я спотыкаюсь, и секунды две пытаюсь найти опору - Хотя нет, есть

-Интересно, что же это… - я закуриваю и стараюсь не упасть с высокого поребрика на оживленное шоссе

-Настоящая Любовь.

В моей голове мелькает мысль, что таким изощрённым способом ты пытаешься меня убить

Утро. Тишина. Мы сидим на траве. Ты преувеличенно красиво куришь. Я наблюдаю за твоими глазами и никак не могу запомнить их цвет.

-Знаешь, меня постоянно спрашивают про нас, - нервничая, я начинаю вырывать с корнями траву вокруг, - это уже заколебало.

Ты прищуриваешься и смотришь на солнце.

Из-за выпитого мне кажется, что ты меня не слышишь. Я пытаюсь придать голосу уверенность и, смотря только на твои руки, спрашиваю:

-Напомни, как называются наши отношения?

Ты медленно поворачиваешь голову в мою сторону и, не выпуская сигареты изо рта, произносишь:

- Любовь

Ты смотришь на нее, словно хирург, рассматривающий свою потенциальную жертву.

- Счет? – ты медленно закрываешь и открываешь глаза. Девушка определённо очарованна. Я отворачиваюсь к окну и продолжаю рвать в руках мятую салфетку. В отражении, накладывающемся на проезжающие красные автобусы, я вижу, как ты смотришь вслед официантке. Бармен начинает ей подмигивать и что-то оживлённо говорит.

Салфетка в моих руках становиться прахом. Я перевожу взгляд с окна на комнату: ты высыпал сахар на блюдце и пересчитываешь крупинки. Ты настолько погружен в расчеты, что, кажется, будто ты сейчас нырнешь в это белое озеро.

Рядом с нами начинает громко ругаться влюбленная пара. Он вскакивает с места и кричит: «Сука!»

Я представляю как «нашу» девушку сбивает машина. Словно в замедленной съемке вижу, как ломаются ее ноги, как она теряет сознание и падает на землю. А асфальт тем временем чернеет от крови.

Я отпиваю из своего стакана и протягиваю руку за новой салфеткой. В этот момент «наша» официантка отходит от барной стойки со счетом. Ты смотришь на мои пальцы, судорожно сжимающие бумажку, и усмехаешься:

-куклы Вуду нынче деградируют?

Наши соседи тихо мирятся.

- Раньше я был уверен, что у тебя над кроватью висит красно-белый плакат с Маяковским.

Я открываю глаза: ты сидишь на стуле посередине комнаты и смотришь на стену.

- Как давно ты тут? – мой хриплый голос пугает даже собаку. Ты опускаешь на меня взгляд и счастливо произносишь:

- Минут пять, - потом опять смотришь на стену и изрекаешь – Обожаю пингвинов!

Я сажусь в кровати. Голова начинает разрываться от боли – да, 38.2 это вам не шутки. За твоей спиной, над столом, висит плакат “Make your own music”. Буквы притягивают мой больной взгляд, словно магниты: я начинаю видеть струны гитары и ноты, плывущие по комнате.

- Кстати, я принес тебе чай, - ты достаешь из своей сумки банку с черным чаем. Банка очень красивая, будто из 50-х годов и мы, с минуту, любуемся ею.

- Стоп. А зачем мне чай? – ты подъезжаешь на стуле прямо к кровати и начинаешь греть мои ледяные пальцы:

- Глупенькая…. У тебя, похоже, болезнь все мозги съела… - ты жалостливо смотришь на мою подушку, - всем больным приносят что-нибудь полезное, например апельсины, ну или мёд, чтобы пить его с молоком. Ну а малиновое варенье надо пить с чаем!

- Какое малиновое варенье. .? – я смотрю на тебя, как на идиота, но ты меня просто игнорируешь

- … я, конечно, мог взять и Глинтвейн с собою, - тут ты лукаво улыбаешься, - но твои родители были против.

Я пытаюсь что-то возразить, но тут ты легонько нажимаешь мне на плечи, намекая, что я должна лечь, и полностью укрываешь меня. Я яростно сопротивляюсь и, в итоге, моя голова показывается из под одеяла.

- Ты неисправим, - засыпая, я чувствую твои пальцы, проверяющие пульс на моей шее.

Лето. Жара. Я сижу в тени, а ты, в мокрой футболке, ходишь по периметру балкона. Солнце плавит планету. Дым от моих сигарет образует причудливые формы в дрожащем от напряжения воздухе.

- Не люблю солнце, - ты остановился и запрокинул назад голову, - и ты тоже его не любишь. Сто семьдесят четвертый плюс.

- Плюс? – я замечаю в углу, рядом со мною, ненавистный розовый тазик.

- Ну, знаешь, что у нас общее – это плюсы, всё остальное – минусы… - ты старательно не смотришь на меня, - я вообще очень много думаю в последнее время..

- Да ладно?- ты поворачиваешься и уничтожающе смотришь на меня, - Эээ… извини, продолжай, пожалуйста

Ты снова отворачиваешься, цепляешь на себя очки и молчишь. Обиделся.

Пока ты не видишь, я тихо подползаю к тазику и начинаю прожигать его сигаретами.

Точке на восемнадцатой ты замечаешь, как я мучаю твою прелесть и, издав воинственный клич, кидаешься отбирать ее у меня. Бой продолжается недолго: через несколько минут я стою всё в той же тени, но уже с новой сигаретой, а ты сидишь рядом на тазике.

-Please could you stop the noise, I'm trying to get some rest, - я делаю передышку и заново затягиваюсь, - From all the unborn chicken voices in my head

Ты поднимаешь на меня голову и вдруг начинаешь улыбаться.

Разбитый клоун снова плачет

И падает на мостовую

А сотня растолстевших прачек

Смеются по нему вслепую.

Он выйдет: снова будет с нами.

Сатира, смех, аплодисмент.

А после, пьяными ногами

Поднимется в свой кабинет

И маски, лица, твари, люди…

Да разницы особой нет

Когда вокруг него всё – судьи

А он – всего лишь человек.