Asia

Once I was standing near witch
Her black-star hairs were waving by mountain wind
I was not beautiful, not bravely rich
But at that time I saw her soul became blind.
Her eyes - a hills of misty Ireland,
I saw a bloody smile when she gave to raven post
And in this really gravely silent
I understood and found what she had for ever lost:
Some people call it freedom,
Another tell that it is hard illness cold
But if you see witch near blinding..
You'll understand which feeling here involved

Я потеряла себя. Потеряла опору, на которой держалась до десятого класса. Просто только теперь, два года спустя, я поняла это.
Первые четырнадцать лет главное желание - быть такой же, как и все. Слушать то же, что слушают все. Быть частью общего организма. Злость на родителей, за то, что не дают мне стать такой же, за то, что я не подхожу под стандарты красоты: нос длинноват, подбородок овальный, а не треугольный..
Постоянная обида, неверие в себя, нежелание возражать кому-либо… и два года назад, когда мне сказали в лицо "просто будь собой!" и дружелюбно похлопали по плечу, я со всей своей детской злости врезала говорившему и теперь сижу, баюкаю разбитые костяшки пальцев.

Сейчас, когда еду в метро или сижу в маршрутке, то прежнее всепоглашающее желание быть частью - пропало, хотя я все-равно барахтаюсь в океане внутри себя.

Когда начинаю понимать происхождение своих чувств/мыслей - мне становиться страшно

для того, чтобы всем нравиться, нужно продолжать писать только про любовь

о, боги.

И даже огромным китам известна ярость,
И боль от потери, и "наша" тоска.
Они, иногда, нуждаются в жалости,
А мы, видимо, еще не достигли дна.

Сегодня ночью я проснулась в панике от того, что во сне убили валлийского полководца и оставшаяся армия перешла на сторону Ирландии.
Пиздец.

Я простым карандашом рисую себя
в толпе.
А дома,
зеленой морской волной
на бледной стене
мокнут мои стихи.
И солеными брызгами букв
появляются облака
самых тайных
и девственных
чувств,
Проникая внутрь тебя.

Не бывает незаменимых
И меня
теперь
нет.
Как души больной
Вывих
Оставляет на теле след
Так меня ощущают
друзья
И стараются
Не терять
Но теперь,
Когда нет меня,
Для чего же
меня
знать?

Расскажи мне грустную сказку
про красавца-принца,
любовь,
перевернутые столы
и обломки гитар.
Пусть история тает в … Глазго,
А король –
старый
толстый
кальмар.
И закончиться это – смертью
короля,
принца,
девушки – отгадай.
Но ты
тонкою белою нитью
сшей,
пожалуйста,
мне
печаль.

взято с сайта, посвященного кельтам:

Ты можешь кричать, но я уже глух
И кровью истёкшие руки
Подхватят тебя, закружат вокруг
И враз оборвут твои муки.

Я вижу истоптанный зимний цветок
Своей шутовской королевы
Я вижу искомканный грязный платок
Забывчивой страждущей девы.

Я чувствую огненный шрам от когтей,
Опухшие детские глазки
И стон за спиною бессильных друзей,
Ползущих из маленькой сказки.

Бескрайняя глотка влюблённой двери
Откроет нам вечное счастье.
Очнись же, княгиня - вперёд посмотри -
Закончилось наше ненастье!

Не стоит бояться, танцуя со тьмой,
Скрываться от собственной боли.
Мы станем пульсируйщей чёрной звездой
Без света, без страха, без воли…

я совсем на культуре кельтов помешалась

С потолка свисает, чуть покачиваясь от сквозняка, одинокая пыльная лампа. Алиса сидит на старом раздавленном диване тяжело дыша. Она смотрит на исцарапанную спину Френка, на причудливые тени, которые отбрасывают его выпирающие позвонки. Художники. Они сегодня рисовали друг на друге, пачкая обои кровью из глубоких царапин.
Алиса охрипла. Она шипит, как придавленная змея, моргая от дыма в комнате. Френк, не оглядываясь на нее, проходит в тень. Туда, где когда-то была в стене дверь, а теперь лишь проем с разбитыми краями.
Алиса обнимает свои колени и, свесив голову над полом, водит руками по проженному паркету. Когда она находит то, что искала, она откидывается опять на спинку дивана и закуривает, медленно затягиваясь.
Френк заходит в комнату с несколькими исписанными листами бумаги и литром дешевого виски. Он подходит, жутко шаркая, к своей девушке и показывает ей бутылку. Алиса начинает хрипло смеятся и захлебывается дымом. Она чуть наклоняется и поднимает с пола два стакана. На дне одного из них видно как испаряются последние капли JimBeam'а. Френк разливает желтую жидкость по стаканам, отдает один из них Алисе и садиться к ней на диван.
- то, что мы видели вчера…
- я не смогла это даже попробовать нарисовать, - в ее хрипах слышится отчаяние.
- я попытался понять, что именно это было и написал все варианты, которые пришли мне в голову, - Фрэнк положил Алисе листы на колени, она кивнула ему и начала читать, держа в левой руке сигарету, а в правой виски.
Через четыре минуты, когда Френк наливал себе второй стакан, Алиса подняла свой взгляд от листов и посмотрела на него:
- что там было? Мы стояли на холмике..
- одном единственном в этом лесу, - прервал ее Френк
-…и вдруг черное облако, или даже осязаемая тьма накрыла нас, - Алиса судорожна сжала пустой стакан, - и мы увидели разных людей… но они мне больше напоминали…
-… викингов?- закончил за девушку Френк. Она кивнула и заново начала просматривать листы, - Лис, какое вчера было число?
-31… стоп, - девушка запнулась и посмотрела на Френка, - тогда у меня есть варинт, даже объяснение, которого нет у тебя.
- и?
Алиса судорожно затянулась новой сигаретой и на выдохе, вместе с дымом, ответила:
- Саммайн.

Корица
как пурпурная, сладкая
л ю б о в ь,
Шафран
как гордость
бледного цвета,
Карри
рыже-огненная
тонкая
бровь,
Индия?
лишь один
закат,
без
рассвета.

сколько времени мне еще ждать?
зимы?
час?
день?
за тобой
по памяти
наблюдать
и гло_тать/лас_кать
утихшую лень.
трактовать себя
будто Ты меня знаешь.
ах да…
как Ты там говоришь?
каждый раз, когда
Ты
взлетаешь,
Я падаю
(наверно
к твоим ногам)
вниз.

папка, в которой у меня находяться все мои собственные "вирши", называется "пустая голова".

по-моему, абсолютно правильное название: только с пустой головой и, наверно немного безумной, можно писать тот бред, что я издаю.

думаю, что чуть позже я выложу еще несколько рассказов

когда вдруг оказывается, что мне нечего читать, я начинаю писать сама