Автостопом по галактике

оказалось, нет противоядия от отчаяния,
каждый месяц изволь пережить рецидив;
можешь дать вековечный обет молчания
и уехать, никого не предупредив,
но ведь однажды вернёшься нечаянно,
всё с той же дырой в груди.

соседи будут кричать, как всегда кричали,
дождь будет греметь водосточной трубой;
можешь злиться и пожимать плечами,
ввязываться в неравный бой,
но тебе причинили ровно столько печали,
сколько ты мог унести с собой.

говорят, весны не будет, и правы отчасти,
холодно, не согреться под тонким плащом;
свобода, никто к тебе не причастен,
ты допиваешь кофе и просишь счёт.
а то, что тебя сейчас рвёт на части,
так это от счастья, от чего же еще.

Ксения Желудова

Она надевает туфли на заоблачном каблуке,
Ей предстоит вечер в прокуренном кабаке,
Её зовут N., ей шестнадцать вёсен,
Она никогда никого ни о чём не просит,
Земной подрабатывает осью
Для тех, у кого земля крошится из-под ног.

Она учит немецкий, мечтает о Дюссельдорфе
И о мальчике, что читается между строфами,
Он уходит, от него остаётся предчувствие катастрофы,
Обжигающий привкус крепчайшего кофе
И надежда, что он обязательно позвонит.
У неё ведь сердечко не монолит.

Она в мочки вдевает по две серёжки.
Родинки на скуластом лице похожи на мошек
На ярком экране включённого телевизора.
Её бабушка говорила ей, Бог не Тимошка,
И она уверена, Он помог её бабушке с визой,
Страшно сказать, уже пять лет назад.

Бабуль, я хлебаю здесь жизнь полной ложкой,
Но, знаешь, я сомневаюсь немножко,
Не модно ли там, где ты, свесив ножки,
Болтаешь с ангелами пять лет подряд,
Подсыпать в нашу жизнь яд.

И фотографии смотрят в глаза.
Красноречиво молчат.

Ксения Желудова

Я вас не знаю, и вы меня тоже, прошу, не знайте.
Хоть мы и рядом висим на главном небесном сайте,
Но я, умоляю вас, не кромсайте,
Не режьте меня
Без ножа.

Я бы хотела родиться в апреле, но родилась зимой.
Все мои шутки заранее поседели и стали мглой,
Той, что появляется изредка над водой.
Я иду по графитовой мостовой,
И мне нет дела

До того, что люди смеются громче, когда им грустно,
До того, что святое, увы, зачастую бывает пусто,
До того, что Бог никогда не выносит мусор,
И поэтому мы никогда не умрём.
Наверное, поделом.

Ксения Желудова

donottouch :

атеисты поют панихиды,

словно мне преподносят месть.

твое сердце, как Атлантида.

не уверена, что они оба есть.

не включай любимые песни,

это лишь удар нанесёт.

мои проигрыши- внутрь острие.

я уже проиграла всё,

даже музыку.

понимаешь,

даже её.

с-котушек-съехавшая Жаклин
говорила, что ее волосы цвета брэдни,
на деле, они были выжженный апельсин.
стены ее квартиры походили на стенды,
были обклеены фото сотни самых красивых женщин
в лице одной сумасшедшей
Жаклин. она носила пальто и цветные береты,
каждый день упаковывала чемодан и шла на вокзал в надежде уехать
из этого чертово города, не покупая билета.
не то, чтобы не было денег, просто хотелось случайности.
в поступках Жаклин было столько отчаянных крайностей,
что страшно о них даже шепотом говорить.
она даже купила себе мундштук, чтобы красиво грустить,
но для нее сигареты совсем не имели вкуса.
у Жаклин на запястье были янтарные бусы,
их подарил единственный, любивший ее мужчина.
она никогда не была креативна
и сумасшествие, если честно, было ей даже к лицу
- с ним она стала более непредсказуема.
свою любовь Жаклин представила матери и отцу,
накормила их стэйком подгоревшим, словно помпей от везувия,
показала любви свои детские фотокарточки,
целовала руку, надевая ему перчаточки,
а после он даже не позвонил.
кулинарный талант Жаклин
его конечно не впечатлил,
семья показалась скучной и даже пресной,
да и Жаклин была не настолько прелестна,
чтоб выносить ее предсказуемость и стряпню.

прошло 20 лет. Жаклин, укутанная в простыню,
сидит на краю моста и сама не знает чего от себя ждать,
виновник ее сумасшествия уже двадцать лет как женат
на самой пресной из предполагаемых жен,
каждый день неизменен: дом работа/работа-дом
и страсть как мечтает о сумасшедшей любви и таких же снах,
ждет с ней встречи, развода и шизофрении.

Жаклин давно ничего не ждет кроме трех счастливых
семерок на электронных часах.

Эм Соловьева

знаешь, я сейчас тебе избитую истину - на ладонь.
я, наверно, во сне сильно стукнулась головой,
а потом так неосторожно догналась интервью Ф.Б.
такие банальности крутятся в голове,
но жизненно важно, чтобы кто-нибудь это знал:

я вдруг поняла откуда берется некрасивое и печаль.
- красоту без страшного не понять, радость без печали не оценить.
и, уж точно: надо учиться помнить, чтобы уметь забыть.
для кого-то я окажусь красивой, для кого-то страшна как бес,
кто-то будет со мной, как с жизнью, кто-то наспор, на интерес.
люди так не кляли бы зиму, если б не знали о той весне,
но не будет любить тепло так тот, кто ни разу не видел снег
и так не будет болеть прощаньем тот, в чьей памяти нету встреч,
вечерами не греется теплой шалью, та, чьих не обнимали плеч,
она думает: так нормально. ей привычно так холодеть.
знаешь, а не бывает хороших без плохих людей:
не бывает лапочек без блядей
или умных без дураков.
и только та не видела ненависти, что ни-ког-да не слышала про любовь.
относительность, да. действительно, - всему мера, всему Глова.
даже ира не знала б легкости, коль так не болела бы голова.

всего пара вздохов
до полной потере слуха,
еще две невстречи
до бесперебойной подачи слез,
еще два мартини
и только один невроз
до дрожи в коленках, абсента выцветших глаз.
сто одно одиночество в час
разрывает мне вены четвертый месяц.
я одна из пяти беспрерывно болтающих сплетниц,
но быстрее других нахлебалась молчания залпом.
все пара стаканов алко
по пугающих откровений.
осень желтыми листьями бьет по темени
еще пара осталась
до наступления сентября.

Дождь и другие явления химии и природы
Смотришь на эти вещи и думаешь что все изменится
Надеешься, что дождь воздействует как перекись водорода -
Дождем заливаешь рану и ждешь когда рана вспенится
Каких-нибудь знаков требуешь от дерева и небосвода
Считаешь количество кошек, исчезнувших в подворотне
Крики кукушек и чаек, ждешь у моря погоды
Решаешь что наверное - завтра, если уж не сегодня
Бухгалтерия погрязла в хаосе, грусти, противоречиях
Одни и те же приметы всегда означают разное
Закономерности иллюзорны. Дождь идет бесконечно.
Скоро какой-нибудь праздник. Праздники надо праздновать.

Анна Яблонская

я вовсе не думаю будто люди плохие.
я не поэтому выбрала кружки таблеток
я тебе оставляю записку на хинди,
о том, почему… хотя… совсем не об этом…
я голодна. еще целый час до обеда.
работает принтер. кружки растворяются в кофе.
обед хорошо рифмуется только с "победой",
и я побеждаю. ты знаешь, я в этом профи…
я же всегда веселой была без меры,
ты даже думал, что я глупа не по летам.
я загораю под кондиционером.
а там на улице - время смертей - лето…
звонит телефон. я думаю, брать трубку?
наверное, нет. зачем эти сопли-стоны?
всякие там "не умирай, голубка! "
я ненавижу прощания по телефону.
по телевизору. по сканеру. по монитору.
час до обеда. нестерпимо скрипят ролеты.
в предсмертной записке, кроме прочего вздора,
я описала, как тают кружки таблеток….
об одном жалею: смерть на голодный желудок
очень вредна для моего здоровья,
а повариха с милым именем Люда
сегодня, наверно, мясо пожарит коровье…
Или баранье. Ну и подаст с подливой.
(я почему-то сейчас вспоминаю твой профиль!!)
и умираю голодной, хотя счастливой…
час до обеда. время напиться кофе.

Анна Яблонская

это очень трансцендентально
фотографироваться на вокзале
пытаться поймать объективом и ртами
хвосты уносящихся зданий
запах расплавленного металла
летний фальцет однорукого барда,
пирожки с мясом, край измочаленного одеяла
из окна плацкарта
это чертовски концептуально
ходить босиком по холодным рельсам
можно почувствовать себя наскальным,
плоским дожем апрельским
или мелкой колючей галькой,
желтой насыпью полотняной
это очень трансцендентально,
что эту женщину звали Анной

Анна Яблонская

Попробуй заняться обедом. Нарвешься на… странное сходство свекольного сока с кровью. Займись цветами: увидишь, как семена глотают почву. Или займись любовью, если, конечно, относишь любовь к занятьям, как таковым: стирка и штопка платьев, варка картошки и написанье стихов. Можно, конечно, сравнивать их с любовью. Правда, натужно. Слышишь, фальшивит хор…У Робертино ломается голос. Дружно уходят утки за горизонт. У всех занятий какой-то да есть резон: обед, цветоводство, уборка, стирка, любовь. Выбери из возможного, только помни, мы похожи на капли и снежные комья, мы – стакан, а в нем - натуральный сок: черника, дождь и свежевыжатый Бог.

Анна Яблонская

Птицы падают с колоколен
Кажется, я заболел, но болен
Не болезнью, скорей – здоровьем
Я пускал себе кровь, но кровью
Орошал лишь напрасно почву,
Кровью письма писал и почту
Отправлял в голубиных клювах
Птицы, здравствуйте, я люблю вас,
В этом долбанном мире странствий
Я, как муха, увяз в пространстве
Иллюстрированных иллюзий,
Люди, здравствуйте, я люблю вас,
И, уставший от иллюстраций,
Я окно прорубил в пространство
Свежих запахов, мечт и красок.
Я люблю тебя, Небо. Здравствуй.

Анна Яблонская

Здравствуй, мама. Мама, я давно хотел сказать тебе: единственное, что я по-настоящему люблю — это смотреть в окошко стиральной машины. Сначала нет ничего. Потом глотающий звук — камера наполняется водой и все начинает вращаться. В воде возникает жизнь. Появляется первая бактерия. Грязные носки здесь ни при чем. Это чудо. Бактерия появляется сама по себе. Из бактерии вырастают динозавры. Динозавры пасутся на металлических лугах. Потом выпадает снег. Все заполняется белой пеной. Снаружи мир нагревается: если прикоснутся к стеклу — ощущаешь жар. Но внутри бушует древняя страшная зима. Динозавры гибнут в топком снегу, замерзают во льдах, теряют друг друга в белой заверюхе. Машинка дрожит и прыгает, убивая в себе хвостатых головастых чудовищ с гигантскими крыльями и нежными глазами. И вдруг наступает тишина. Пена оседает на дно. На льдистом покрове возникают черные точки. Точки расползаются по свету. Никто не знает точно, откуда они взялись. Все твердят о каком-то пропущенном звене между пушистыми шимпанзе и этими точками. У каждой точки на голове — шишка. Затылочный бугор. К его основанию крепятся шейные мышцы. Ледниковые периоды сменяются межледниковыми. Это длится восемьсот тысяч лет. У меня затекли ноги, но это круче любого телесериала, которые смотрит бабушка. Восемьсот тысяч лет я не могу отойти в туалет. Боюсь пропустить главное. За круглым иллюминатором стиралки я вижу Европу. В период похолоданий она покрыта льдом, толщиной в три километра. Все очень наглядно. Все живое.

Анна Яблонская

Мы думаем, что при рождении нам дают имя. Но это не так. Нам придумывают псевдоним, а имя мы так и не узнаем. Никогда. Всю жизнь люди занимаются тем, что пытаются внушить себе и другим мысль, будто они знают свое настоящее имя. Сначала они тренируются у зеркала: часами повторяют своему безымянному отражению некое созвучие, до одури непохожее на то, что находится в зеркале. Потом они выходят на улицу и, тыча пальцем себе в грудь, выкрикивают это созвучие проходящим мимо страховым агентам, электромонтерам и маленьким детям. Тяжелее всего обмануть маленьких детей. Они не понимают, как вишню можно назвать собакой, а кошку — Тузиком. Они смеются, разбивают свои нежные белые коленки, вытирают розовую кровь и всем известно, что их ПОКА нельзя обмануть. Вот истинная причина, по которой некоторые странные мужчины и сентиментальные женщины не хотят иметь детей. Они не желают давать жизнь новой партии обреченных на обман! А те, кто решаются на этот шаг, с самого рождения остервенело доказывают своим девочкам и мальчикам, что их имена «X», «Y», «Z» и никак иначе! Даже на их могилах они пишут эти ничего не значащие имена и даты. В нашем ускользающем мире самая дорогая иллюзия — это иллюзия обладания. И обладать каким-нибудь странным именем считается чуть ли не главным условием существования.

Анна Яблонская

Меня зовут А. Я иду в точку В. Чтобы встретить С, а С идет в точку D и мы разминемся. В точке B меня ждет E, хотя ему нужна не я, а L, которая ушла в точку К. И скоро я стану думать, что Е — это С, а Е станет думать, что я — L. Хотя мы оба знаем, что это не так. И одновременно прекратим поиски тех, настоящих. Также сделает и он — С — там — на другом краю Земли, (это тут рядом — через улицу… ;). Вот собственно краткой пересказ главной людской трагедии — «чужих людей соединенность и разобщенность близких душ».\

Анна Яблонская "Монодиалоги"