Автостопом по галактике

РОМАН

Я напишу роман
Почему бы и нет
Я схожу с ума
Мне врачи
Прописали свет
Свет отключили
Что мне делать
В бозе давно почили
Луна –Cолнце- Дома
Аргентина-Чили
Поговаривают
Что и Бразилия
Соус чили
Уже не в моде
В моде –
Мартини
Мачо в баре
Кому-то дает по морде
Красавица снимает бикини
Кто-то дрочит
На клавикорде
Мне страшно
Нет и в помине
Боли
В голове, словно в болотной тине
каша
Люди стерильны.
Люди – делимы.
Люди - на льдине.

Я их люблю.

Ання Яблонская

Я восхищаюсь неким писателем, имя которому Рей Бредбери, его фантастическая антиутопия 451 градус по Фаренгейту, это просто стало для меня огромным открытием, прочла повесть на одном дыхании, нужно иметь огромный талант и бурный полет фантазии, что бы создать альтернативное будущее, хотя сама повесть была написана в 30-х годах, когда о всяких технологиях, которые описанны в книге не было и речи. Конечно Жюль Верн описал подводную лодку, и все такое, но Бредбери написал нечто такое, что обязательно (как мне кажется) сбудется в будущем, перестанут читать книги, а пожарники будут не тушить пожары, а разжигать их. Все станет механическим, и все произведения написанные человеческой рукой будут помещатся в микрофильм. А Марсианские хроники, это же просто нечто, наверное на Марсе все такое и есть, живут марсиане, а люди просто разрушают своими полетами их цивилизацию. Может я в чем и ошиблась, в суждениях в смысле, но одно знаю точно Рей Бредбери, до безумия интересно пишет, я в восторге.

Сизиф, сын бога повелителя всех ветров Эола, был основателем города Коринфа, который в древнейшие времена назывался Эфирой.

Никто во всей Греции не мог равняться по коварству, хитрости и изворотливости ума с Сизифом. Сизиф благодаря своей хитрости собрал неисчислимые богатства у себя в Коринфе; далеко распространилась слава о его сокровищах.

Когда пришел к нему бог смерти мрачный Танат, чтобы низвести его в печальное царство Аида, то Сизиф, еще раньше почувствовав приближение бога смерти, коварно обманул бога Таната и заковал его в оковы. Перестали тогда на земле умирать люди. Нигде не совершались большие пышные похороны; перестали приносить и жертвы богам подземного царства. Нарушился на земле порядок, заведенный Зевсом. Тогда громовержец Зевс послал к Сизифу могучего бога войны Ареса. Он освободил Таната из оков, а Танат исторг душу Сизифа и отвел ее в царство теней умерших.

Но и тут сумел помочь себе хитрый Сизиф. Он сказал жене своей, чтобы она не погребала его тела и не приносила жертвы подземным богам. Послушалась мужа жена Сизифа. Аид и Персефона долго ждали похоронных жертв. Все нет их! Наконец, приблизился к трону Аида Сизиф и сказал владыке царства умерших, Аиду:

- О, властитель душ умерших, великий Аид, равный могуществом Зевсу, отпусти меня на светлую землю. Я велю жене моей принести тебе богатые жертвы и вернусь обратно в царство теней.

Так обманул Сизиф владыку Аида, и тот отпустил его на землю. Сизиф не вернулся, конечно, в царство Аида. Он остался в пышном дворце своем и весело пировал, радуясь, что один из всех смертных сумел вернуться из мрачного царства теней.

Разгневался Аид, снова послал он Таната за душой Сизифа. Явился Танат во дворец хитрейшего из смертных и застал его за роскошным пиром. Исторг душу Сизифа ненавистный богам и людям бог смерти; навсегда отлетела теперь душа Сизифа в царство теней.

Тяжкое наказание несет Сизиф в загробной жизни за все коварства, за все обманы, которые совершил он на земле. Он осужден вкатывать на высокую, крутую гору громадный камень. Напрягая все силы, трудится Сизиф. Пот градом струится с него от тяжкой работы. Все ближе вершина; еще усилие, и окончен будет труд Сизифа; но вырывается из рук его камень и с шумом катится вниз, подымая облака пыли. Снова принимается Сизиф за работу.

Так вечно катит камень Сизиф и никогда не может достигнуть цели - вершины горы.

Боги приговорили Сизифа поднимать огромный камень на вершину горы, откуда эта глыба неизменно скатывалась вниз. У них были основания полагать, что нет кары ужасней, чем бесполезный и безнадежный труд.
Если верить Гомеру, Сизиф был мудрейшим и осмотрительнейшим из смертных. Правда, согласно другому источнику, он промышлял разбоем. Я не вижу здесь противоречия. Имеются различные мнения о том, как он стал вечным тружеником ада. Его упрекали прежде всего за легкомысленное отношение к богам. Он разглашал их секреты. Эгипа, дочь Асона, была похищена Юпитером. Отец удивился этому исчезновению и пожаловался Сизифу. Тот, зная о похищении, предложил Асопу помощь, при условии, что Асоп даст воду цитадели Коринфа. Небесным молниям он предпочел благословение земных вод. Наказанием за это стали адские муки. Гомер рассказывает также, что Сизиф заковал в кандалы Смерть. Плутон не мог вынести зрелища своего опустевшего и затихшего царства. Он послал бога войны, который вызволил Смерть, из рук ее победителя.

Говорят также, что, умирая. Сизиф решил испытать любовь жены и приказал ей бросить его тело на площади без погребения. Так Сизиф оказался в аду. Возмутившись столь чуждым человеколюбию послушанием, он получил от Плутона разрешение вернуться на землю, дабы наказать жену. Но стоило ему вновь увидеть облик земного мира, ощутить воду, солнце, теплоту камней и море, как у него пропало желание возвращаться в мир теней. Напоминания, предупреждения и гнев богов были напрасны. Многие годы он продолжал жить на берегу залива, где шумело море и улыбалась земля. Потребовалось вмешательство богов. Явился Меркурий, схватил Сизифа за шиворот и силком утащил в ад, где его уже поджидал камень.

Уже из этого понятно, что Сизиф - абсурдный герой. Такой он и в своих страстях, и в страданиях. Его презрение к богам, ненависть к смерти и желание жить стоили ему несказанных мучений - он вынужден бесцельно напрягать силы. Такова цена земных страстей. Нам неизвестны подробности пребывания Сизифа в преисподней. Мифы созданы для того, чтобы привлекать наше воображение. Мы можем представить только напряженное тело, силящееся поднять огромный камень, покатить его, взобраться с ним по склону; видим сведенное судорогой лицо, при жатую к камню щеку, плечо, удерживающее покрытую глиной тяжесть, оступающуюся ногу, вновь и вновь поднимающие камень науки с измазанными землей ладонями. В результате долгих и размеренных усилий, в пространстве без неба, во времени без начала и до конца, цель достигнута. Сизиф смотрит, как в считанные мгновения камень скатывается к подножию горы, откуда его опять придется поднимать к вершине. Он спускается вниз. Сизиф интересует меня во время этой паузы. Его изможденное лицо едва отличимо от камня! Я вижу этого человека, спускающегося тяжелым, но ровным шагом к страданиям, которым нет конца, В это время вместе с дыханием к нему возвращается сознание, неотвратимое, как его бедствия. И в каждое мгновение, спускаясь с вершины в логово богов, он выше своей судьбы. Он тверже своего камня.

Этот миф трагичен, поскольку его герой наделен сознанием. О какой каре могла бы идти речь, если бы на каждом шагу его поддерживала надежда на успех? Сегодняшний рабочий живет так всю свою жизнь, и его судьба не менее трагична. Но сам он трагичен лишь в те редкие мгновения, когда к нему возвращается сознание. Сизиф, пролетарий богов, бессильный и бунтующий, знает о бесконечности своего печального удела; о нем он думает вовремя спуска. Ясность видения, которая должна быть его мукой, обращается в его победу. Нет судьбы, которую не превозмогло бы презрение.
Иногда спуск исполнен страданий, но он может проходить и в радости. Это слово уместно. Я вновь представляю себе Сизифа, спускающегося к своему камню. В начале были страдания. Когдa память наполняется земными образами, когда непереносимым становится желание счастья, бывает, что к сердцу человека подступает печаль: это победа камня, это сам камень. Слишком тяжело нести безмерную ношу скорби. Таковы наши ночи в Гефсиманском саду. Но сокрушающие нас истины отступают, как только мы распознаем их. Так Эдип сначала подчинялся судьбе, не зная о ней. Трагедия начинается вместе с познанием. Но в то же мгновение слепой и отчаявшийся Эдип сознает, что единственной связью с миром остается для него нежная девичья рука. Тогда-то и раздается его высокомерная речь: "Несмотря на все невзгоды, преклонный возраст и величие души заставляют меня сказать, что все Хорошо". Эдип у Софокла, подобно Кириллову у Достоевского, дает нам формулу абсурдной победы. Античная мудрость соединяется с современным героизмом.

Перед тем, кто открыл абсурд, всегда возникает искушение написать нечто вроде учебника счастья. "Как, следуя, по столь узкому пути?.." Но мир всего лишь один, счастье и абсурд являются Порождениями одной и той же земли. Они неразделимы. Было Вы ошибкой утверждать, что счастье рождается непременно из открытия абсурда. Может случиться, что чувство абсурда рождается из счастья. "Я думаю, что все хорошо", - говорит Эдип, и эти слова священны. Они раздаются в суровой и конечной вселенной человека. Они учат, что это не все, еще не все исчерпано. Они изгоняют из этого мира бога, вступившего в него вместе с неудовлетворенностью и тягой к бесцельным страданиям. Они превращают судьбу в дело рук человека, дело, которое должно решаться среди людей.

В этом вся тихая радость Сизифа. Ему принадлежит его судьба. Камень - его достояние. Точно так же абсурдный человек, глядя на свои муки, заставляет умолкнуть идолов. В неожиданно притихшей вселенной слышен шепот тысяч тонких восхитительных голосов, поднимающихся от земли. Это бессознательный, тайный зон всех образов мира - такова изнанка и такова цена победы. Солнца нет без тени, и необходимо познать ночь. Абсурдный человек говорит "да" - и его усилиям более нет конца. Если и есть личная судьба, то это отнюдь не предопределение свыше, либо, в крайнем случае, предопределение сводится к тому, как о нем судит сам человек: оно фатально и достойно презрения. В остальном он сознает себя властелином своих дней. В неумолимое мгновение. когда человек оборачивается и бросает взгляд на прожитую жизнь. Сизиф, вернувшись к камню, созерцает бессвязную последовательность действий, ставшую его судьбой. Она была сотворена им самим, соединена в одно целое его памятью и скреплена смертью. Убежденный в человеческом происхождении всего человеческого, желающий видеть и знающий, что ночи не будет конца, слепец продолжает путь. И вновь скатывается камень.

Я оставляю Сизифа у подножия его горы! Ноша всегда найдется. Но Сизиф учит высшей верности, которая отвергает богов и двигает камни. Он тоже считает, что все хорошо. Эта вселенная, отныне лишенная властелина, не кажется ему ни бес плодной, ни ничтожной. Каждая крупица камня, каждый отблеск руды на полночной горе составляет для него целый мир. Одной борьбы за вершину достаточно, чтобы заполнить сердце человека. Сизифа следует представлять себе счастливым.

Мой любимый миф - миф о Сизифе.

Слишком много кофеина

Февраль. Достать чернил и плакать!
Писать о феврале навзрыд,
Пока грохочущая слякоть
Весною черною горит.

Достать пролетку. За шесть гривен,
Чрез благовест, чрез клик колес,
Перенестись туда, где ливень
Еще шумней чернил и слез.

Где, как обугленные груши,
С деревьев тысячи грачей
Сорвутся в лужи и обрушат
Сухую грусть на дно очей.

Под ней проталины чернеют,
И ветер криками изрыт,
И чем случайней, тем вернее
Слагаются стихи навзрыд.

<1912, 1928>
Борис Пастернак. Сочинения в двух томах.

—Куда течет море?

—А море течет в океан.

«Для меня это был памятный день, потому что он многое во мне переменил. Но так может быть в жизни каждого. Представьте, как изменился бы ход вашей жизни, если вычеркнуть из нее всего один день. Задержитесь на минутку, читающие эти строки, и поразмышляйте о длинной цепи из железа или золота, терниев или бутонов, которая никогда бы не сковала вас, если бы в тот памятный день не сформировалось ее первое звено».

Чарлз Диккенс, «Большие надежды»

Зачем нужны дни?

Дни — это место, где мы живем.

Они приходят и будят нас

Снова и снова.

Каждый день мы должны быть счастливы,

Ведь где еще нам жить, как не здесь?

О, ответ на этот вопрос

Приносят священник и врач.

В длинных пальто

Они спешат к вам по полям.

Филип Ларкин, Дни

mash :

чувствуешь?это разум
нервно заносит плеть.
думала – все и сразу?
вспыхнуть, но не сгореть?

mash :

Каждый твой приход завершается срывом или, скорей, потрясением.
Каждый раз, каждый час, срываясь с жалкого плача на крики.
Срываясь с цепи, желая убить, но не зная, где спрятать улики.

Ты вечно спокоен, без криков, внутри догорая вулканом.
Непонятно, то ли демон ты, то ли ангел, плененный адом.
Ты выводишь меня из себя, заставляешь себя ненавидеть.
Но не терпишь, если кто-то когда-то пытался меня обидеть.

Я же вечно упряма, истерична, бываю подчас и безумной.
Иногда затихаю, молчу, становлюсь на диво разумной.
Чаще злюсь, прищурив глаза, как кошка или гадюка морская.
Улыбаешься, значит лучше я, чем обычная жизнь мирская.

Мы два огня, сцепившись мечами, желая ранить друг друга.
Я река, а ты, из вредности, на меня человечья запруда.
Ты огонь, я буду упрямо проливаться сверху с неба дождем.
Ухожу. Ты уходишь? Два придурка, и, наверно, вместе помрем.

Вся эта сдача в аренду воздушных замков
Меня когда-нибудь разорит.
Чуть ниже сердца впаянный хризолит
Когда-нибудь точно признают подделкой.
Огранку, какой бы она ни была редкой,
Легко окрестят кустарщиной, ерундой.
Оттенок камня подёрнется сединой,
И вскоре напрочь исчезнет его прозрачность.

Наверное, всё это нужно принять, как данность.
Заранее свыкнуться и прижиться,
К тому же, её сиятельство уникальность,
Нам было с ней трудно, как говорится,
Мы не сошлись характерами и лицами.
И что уж скрывать, нам стоит остепениться,
Найти вариант получше и попоститься,
Принять причастие и разойтись.

В любой одомашненной кошке подохла рысь
И только периодами скребётся.
В каждой звезде умирает солнце.
В каждом художнике корчится в муках Матисс.
А если кто-нибудь вдруг и воскреснет на бис,
То по недосмотру всесильных небесных клиник.
Но риск, что однажды вселенную переклинит,
Конечно же, существует, еще какой.

Поэтому камушек этот не вытравить кислотой.
В него, возможно, когда-нибудь на постой
Попросится кто-то из братии несвятой.
Я, знаете ли, надеюсь.

Ксения Желудова

"Как можно доверять существу, которое каждый месяц кровоточит и не умирает?! "
Ч.Буковски.

Девочка любит трамваи
И ненавидит в них ездить,
Курит отборный регги,
Носит серебряный крестик,
Носит бесспорное мини,
Пьёт что-то крепче мартини,
Девочка как результат
аборта
судьбы.

Девочке минус двадцать
По Фаренгейту.

Девочка любит кукол,
Дёргая их за нитки,
Сколько их было хрупких,
Сколько их будет--битых?
Девочка кровоточит,
Словно открытая рана.
Девочка как невозможность
прописки
в раю.

Девочке минус двадцать.
Цельсий бессилен.

Ксения Желудова

Я не в себе.
Не могу подойти к вам.
Оставьте ваше сообщение после сигнала.
Если вам этого мало--перезвоните позже,
Подождите, пока я поменяю кожу,
Словно змея, что вы и не думали пригревать на груди.
Мне холодно и, как назло, дождит
Четвертые сутки в моей комнате
Без стен и потолка. Помните,
Как я мечтала поехать в Москву,
Встать на Арбате, курить его сигареты-
Одну за другой, кутаясь в его плечи, руки…
В моей комнате живут звуки,
Я оставляю им молоко на ночь,
Сегодня-забыла…Поэтому, слышите, тихо?
Я не в себе.
Оставьте ваше сообщение после сигнала.
А потом--звонят--и молчат в трубку
Те, кому я еще в прошлой жизни наобещала.
Прослушать автоответчик?
…Не надо.

Ксения Желудова

все любимые люди прекращаются одинаково:
перестают поздравлять с днём рождения;
мы глухонемые, общаемся знаками,
целуем без предупреждения.

все счастливые люди обходятся без посредников,
добровольные пленники волшебства;
мы тугодумы, неловкие собеседники,
с трудом подбираем слова.

все взрослые люди, переболевшие детством,
теперь здоровы, и нажит иммунитет;
мы, слабые дети стихийных бедствий,
честно стояли в очереди за средством,
нам сказали: лекарства нет.

Ксения Желудова