вернись

и как же меня утомил

город, в котором мы разьезжаемся

на ночных такси

город, в котором мы не встречаемся,

ну почти

город, в котором так и не сладилось

у нас - только тишь и глушь,

в котором мы безнадежно растратились,

если честно, на всякую чушь.

И лампа не горит.

И врут календари.

И если ты давно хотела что-то мне сказать, то говори.

Любой обманчив звук.

Страшнее тишина.

Когда в самый разгар веселья падает из рук бокал вина.

И черный кабинет.

И ждет в стволе патрон.

Так тихо, что я слышу, как идет на глубине вагон метро.

На площади полки.

Темно в конце строки.

И в телефонной трубке, эти много лет спустя, одни гудки.

И где-то хлопнет дверь.

И дрогнут провода.

«Привет!»

Мы будем счастливы теперь и навсегда.

«Привет!»

Мы будем счастливы теперь и навсегда.

И лампа не горит.

И врут календари.

И если ты давно хотела что-то мне сказать, то говори.

Любой обманчив звук.

Страшнее тишина.

Когда в самый разгар веселья падает из рук бокал вина.

И черный кабинет.

И ждет в стволе патрон.

Так тихо, что я слышу, как идет на глубине вагон метро.

На площади полки.

Темно в конце строки.

И в телефонной трубке, эти много лет спустя, одни гудки.

И где-то хлопнет дверь.

И дрогнут провода.

«Привет!»

Мы будем счастливы теперь и навсегда.

«Привет!»

Мы будем счастливы теперь и навсегда.

когда в квартире дрожит предрассветный воздух,

когда сквозняк замершие пятки лижет,

когда ложиться спать уже слишком поздно,

а на работу собираться рано,

когда нам хочется быть хоть немного ближе,

мы друг другу рассказываем о шрамах,

о едва заметных рубцах,

о ранах, не вылеченных до конца,

что особенно ноют осенью.

у меня их шесть, у него - восемь.

я начинаю с лица,

с переносицы, сломанной, когда мне не было и пяти,

затем говорю о много раз расцарапанном подбородке,

о первых попытках робких

уйти

из школы, от себя, из дома,

о елочных игрушках, осколками врезавшихся в ладони.

потом рассказываю о вывихнутом плече,

о тонкой белой полоске чуть ниже лопатки,

обо всем, о чем когда-либо доводилось плакать,

и о том, что не успокаивалось ничем:

ни водкой, ни водой, ни чаем.

он меня слушает, отвечает,

рассказывает о своих печалях.

и мы говорим до утра, до вечера, до следующего утра,

до больного горла, будто кто-то вставил в него иглу.

и тогда остается всего один шрам -

единственный шрам,

о котором нельзя говорить вслух.

(с) Аксинья Александровна

передайте ему, что на чистых листах

каждый раз я рисую наш подвиг в стихах,

что все так же боюсь турникетов в метро

и скандалю, когда со мной что-то не то.

что пустые квартиры пугают теплом,

и что мы каждый раз говорим не о том.

и что каждое слово-

полнейший провал,

что я помню, как он у меня ночевал,

что чужие запястья похожи на лед.

что мне снится, как падает наш самолет

и что я улыбаюсь от этого сна.

и что я больше года уже не одна.

передайте, что память не выжечь огнем.

и что это последние строчки

о нем.

знаешь,

я буду думать, что так бывает

ты был на время, остался – вечным.

не лечит время, а убивает:

чем дольше тянется, тянет плечи

от груза памяти. ты – всё дальше.

не исчезаешь, во мне не стынешь.

нам не состариться вместе.

старше

я становлюсь.

только ты

не видишь.

" это абсурд,
враньё:
череп, скелет, коса.
смерть придет,
у неё
будут твои глаза."

—
Иосиф Бродский

..я хочу
стать частью этой осени,
забраться в свой овраг.
или стоять, как Маяковский,
на шумном перекрёстке,
для всех ветров распахивая бронзовый пиджак,
и перестать надеяться - но я не знаю, как..

Таня Зыкина

" представь, что чем искренней голос, тем меньше в нем слезы, любви к чему бы то ни было, страха, страсти. "

— Иосиф Бродский

ты, меня любивший фальшью

истины, - и правдой лжи.

ты, меня любивший - дальше

некуда! - за рубежи!

ты, меня любивший дольше

времени. - десницы взмах! -

ты меня не любишь больше:

истина в пяти словах.

Марина Цветаева

" Бог - слишком Бог, червь - слишком червь"

— М.Ц.

в любви мы лишены главного: возможности рассказать (показать) другому, как мы от него страдаем.

" мы часть тех, кого мы потеряли. "

— Алехандро Гонсалес Иньярриту

" я всегда хотела любить, всегда исступленно мечтала слушаться, ввериться, быть вне своей воли (своеволия), быть в надежных и нежных руках. слабо держали - оттого уходила. не любили - любовались: оттого уходила."

— Марина Цветаева

" прощания вовсе не было. было — исчезновение. "

— Марина Цветаева