Осень расправляет свои свитерные паруса.
Люди, все больше, в драпе, в шерсти, в тяжелых ботинках. Пар изо рта по утрам. Лужи следует перепрыгивать, до дома идти - поребриками, гуськом, в холодной, засунувшей руки в карманы толпе. И вроде посмотришь на всех - и так лета вновь ждут, даже головы от асфальта не поднимают, все в ноги, да в лужи, да в листья. А я - на небо засматриваюсь, на деревья, на влажные фасады домов, на чужие пальто. Еще есть несколько теплых дней, случаются; дней из тех - когда и на гранитной набережной вовсе не так уж холодно, и закат начинается не с серого неба, а с облачного, оранжевого, всякого. Осень - все-таки замечательно хорошо. Стольким людям уже об этом повторила, пытаясь поднять их опущенные носы и согреть руки. Ведь, смотрите, смотрите же, цвета всё больше холодные, но с ними - город кажется таким просторным, таким своим; замечайте же, замечайте, везде становится так бесконечно уютно, каждые любимые, заброшенные на лето кофейни - оранжевосветные, теплые, с дождём вне и с горячим кофе внутри. И, вроде бы, замечают. Дело даже не в сентябре или осени, а в том восхитительном моменте смены сезона, когда все-все запахи вокруг меняются, из медовых, сладких, яблочных, августовских становятся пряными, горьковатыми, чайными, уютными. Осень - запах стоящей на столе, свежезаваренной, дымящей кружки чая. Запах пара от кипятка.
Но осень - у всех, и всем так вдруг нехватает тепла. А отсюда - разговоры. Долгие и обо всём, с каждым. Слушать людей - все равно что смотреть на горящю лампу на столе: глаза не слепит, а ты мотылек в ее свете, слушаешь, прислушиваешься, улыбаешься, киваешь.
Вроде бы - ничего не начинается, всего лишь всё как обычно, сколько раз до этого август сменялся сентябрем, но запахи, ощущения от жизни - те же самые, а вот воспринимаешь, чувствуешь, осязаешь их всегда соврешенно по-разному. И я ведь всегда, всегда не понимаю, что чувствую, и даже сейчас - как-то особенно, но, впервые, не тянет вниз, не давит на плечи, не шепчет в уши - а просто, крутится где-то поблизости, особенно когда возвращаешься один и поздно домой. Не мешает - совсем. И иногда думаешь - что если, дело не в том, кто рядом - а как раз таки в тебе, в тебе самом, глупый ты человечьишка. Мечешься в крошечном внутреннем пространстве, не можешь выбрать себе местечка, где чувствовалось бы так - чтобы понятно, но осознаешь, что дело - в тебе. При чём - только ты. Ищешь спокойствие, тишину, гармонию и яркий свет в тех, что вокруг, но не располагаешь, никогда не располагал всем этим сам. В себе - не хранил, не растил и не чувствовал. Что если, ты полагаешь, что чувствуешь как-то "не так", как-то "не сильно, недостаточно, не так, как к тебе" по той причине, что не находишь в людях того заснеженного поля, пустого, бескрайнего и очень тихого, которое само и есть та внутренняя свежесть и чистота - и полагаешь, что и тебе они этого никогда не помогут достичь. Но вместе с тем ловишь себя на мысли, что пока тебя ждут - ты куда, куда более ты, чем обычно. Что, не замечая, ты действительно безбрежен, покоен, не поле со снегом, так хотя бы ржаное, колосящееся, легкий ветер - и та самая тишина. А то, что не получаешь больше - так не нужно искать Тибета в других, если не можешь и никогда не мог обнаружить его в себе самом.
Ждать людей месяц и думать, что вроде бы ждешь так сильно, как и не умел никогда, а когда они возвращаются - понимать, что мог бы и дольше. И выжил бы. А в следующую секунду понимать, что ведь без них-то, без них - все равно не так. Ты все равно более свой, более счастливый, когда тебя - любят. И вовсе не важно как, сильнее или слабее, и даже не важно иногда думать, что всё-таки не та это любовь, которая "она", которая под коленные чашечки - и кубарем с горы, которая вечная и приходит огнем; совершенно не важно думать, что могло бы быть и счастливее, если, возвращаясь домой, хочешь туда идти. Если чувствуешь хотя бы отголосочное и пускай временное - но спокойствие. Умноженное на сентябрьскую уютность. А ведь скоро и темнеть будет раньше, и на кухню все будут стремиться - к чаю и разговорам, к теплым толстовкам.
И что бы не говорилось, что бы изредка и отдаленно не ощущалось - уют воскрешается на глазах.