Robert Francis And The Night Tide – Give You My Love
Вчера я возвращалась на автобусе из не своего города в свой, и всю дорогу замечала на обочинах опавшие листья. Асфальт был мокрый. Как и стекло. А на Московской фонтаны еще не отключили, и вода в них цвета совершенного такого же, что и небо. А значит что любимый, хороший, теплый, ветреный, дождливый сентябрь скоро с нами. А с ним и шарфы, свитера, польтишки и ботинки. И простуды, да-да, но некрепкие, уютные.
Много, нескончаемо и беспредельно много вещей, спустя какое-то время, перестают чувствоваться так, как раньше. Большие влюбленности в разные вещи постепенно перетекают в маленькие, а затем и вовсе камушками на дно падают. Меняется столько всего: карандаши в банке на столе, серьги в коробке, чашки на кухне, вещи в шкафу, яблоки на апельсины, цвета шарфов, всякие простенькие предпочтения. За год - всегда такое происходит, оно и незаметно вовсе, разве что нарочно внимание обращать. Оно даже нужно, доказывает, что вверх растем, а не вниз. Но вместе с крошечными, простенькими мелочевками, меняется и серьезное. Я, вот, помню, ждала его весь январь - куда более отчаянно, чем ждала этим августом. Я, помнится, написала так много писем, столько тетрадей извела, столько провела утр, просыпаясь, но оставаясь в постеле на чуть-чуть дольше, лишь бы поймать - снившегося. Сейчас - иначе. У меня есть тетрадь, но пишу я туда всё больше о заканчивающемся августе, о городах, о встреченных людях, о найденых чудесных, спокойных местах, а вовсе не о таком очевидном "далеко". И вроде бы ничто не прошло, ничто не перетекло и не упало камушком на морское дно - но почему-то чувствуется - взрослее, а вместе с тем - суше, даром все эти дожди.
Одним статичным, недвижным, константным и вечным во всех этих пропадающих вещах и влюбленностях остается только любовь к начинающемуся сентябрю. Не только к нему, еще и к этому краткому, межсезонному моменту, который прекрасен - всегда, не важно, август ли перетекает в осень или ноябрь в зиму. Людей на улице статично потряхивает от перемен - а они ежатся и воротники поднимают, думая, что ветер нахлынул вовсе уже не летний. Начало сентрября - и я стабильно оказываюсь за своим столом, в окужении новых тетрадей, попытках убраться в столе и шкафу, в усталости, множестве нажитых вещей за тот год, от которых нужно успеть избавиться. А за окном - тихо дождит, ветрит и вообще все уже, кажется, давным-давно спят. Всё-всё меняется, но сентябрь, каждый раз начинаясь, делает это совершенно одинаково, и потому хочется возвращаться к своим привычным, таким давним, совершаемым всегда вещам. Хочется пореже оставлять бложик так надолго. На время перестать писать то завуалированное, неясное, иногда, мне самой, годное лишь для тетрадочек - и просто порассказывать. Не знаю даже о чем. О вещах, людях, о том что сентябреет так чувствуемо, так горячо, так долгожданно, что не выходит не замечать.
Малодушно кличу себя помудревшей и повзрослевшей, не скучающей и не ждущей, но ведь подумаешь, письмеца перестала писать, все равно же повторяешь себе каждый раз, выдумывая разговоры, что "ты - последняя мысль, перед тем, как я засыпаю и первая - когда просыпаюсь" - и никогда не врешь. Всегда так было. И не собирается проходить. И подумаешь, скучается не только по нему, но по разному. Скучается по той, пудровой и зимней, которой так полнится блог. Никто о ней никогда не спрашивал, вот что меня всегда удивляло, но безумно радоволо. Некоторые вещи если рассказываешь - то прячешь их во всей доступной тебе историйности. Иначе - никак.
Я, разбирая стол, продолжаю встречаться со всеми этими бесконечными блокнотами и тетрадями, и, перечитывая - каждый раз удивляюсь, как это можно было забыть, что столько обо всем написала. Столько об одних и тех же. И почерк - точно мой, и вообще - похоже, но я никогда, никогда не помню, что умудрялась чувствовать - так. Так.
Вчера, опять-таки, поймала себя на в первый раз оформившемся в отдельную, связную мысль чувстве, которое ощущаю-то постоянно, но только вчера смогла объяснить себе. Лежала на открытой терассе в бассейне, и из колонок пело что-то хорошее, неизвестное, негромкое, и дождь накрапывал, потому, наверное, и люди внутри были, я же выбралась в открытый, и лежала там мертвой морской звездой, чтобы не тонуть, но и не плыть, и понимала, что восприятие мое в каждый подобный момент, который мне приятен, работает в том плане, не как именно я это переживаю, а как это пережил бы "кто-то там", о ком бы я потом написала. Потому что я-то - соверешнно спокойна, у меня никакой драмы, никаких проблем - но момент я переживала не собой. Собой было бы и неинтресено. Это всё люди, живущие и ждущие своей очереди быть написанными, это они руки раскидывали и лицо дождю подставляли, всё чувствуют толькоони, я работаю передатчиком. Ведь у них-то непременно есть драма, о ней они думают, ее они отпускают или принимают, и именно она дает им моментность, атмосферу, накал. А вместе с ними - и мне. Словно бы десяток человек разом - и никто из них не я, но и никто вне меня.
Я переживаю таким образом всё, что случается.
Может, чувствую меньше, зато запоминаю - в разы четче.