Мне стыдно за то, что я ушла из дома, разревелась на пути к пристанищу и после рассказала им, как трудно мне порой справиться с собой. Мне стыдно за то, что я не набрала своего мальчика, не положилась на него. Н сказал:"Не мы должны сейчас сидеть с тобой, а он. Ты либо не доверяешь ему, либо не хочешь казаться слабой, что, в принципе, есть отсылка к первому". И он чудовищно прав. Я могла быть слабой перед А, я была слабой перед А, и сейчас мне трудно даже смотреть в его глаза, осознавая, сколько слез пролито и сколько истерик с ним пережито. Человек, который читает меня, словно хиромант - ладонь, в итоге уходит или же я ухожу. Результат всё равно один. Вчера не выдержала, повиновалась разъедавшему желанию написать и объясниться с А, чтобы он понял, хоть сделал вид - я не бросила, не пережила и не переросла, я испугалась. Когда мой телефон молчал неделю, я успела надумать много чертовщины, несмотря на полную уверенность в его безопасности, и, в побеге от себя, я убежала и от А тоже, убежала от исходящей от него комфортности, убежала от его прозорливости, от его убежденности. Моя вера в правильности поступка крепла с каждым днем, но стоило мне увидеть вьющиеся волосы и быструю походку мистера А, как все рухнуло и треснуло по швам, обдав меня ледяной уверенностью невозвратимости. Я не жалею, я не могу вновь броситься и спрятаться в его руках, рыдая и вымаливая прощения, - я не заслуживаю Его прощения, однако, если он может услышать мои слова, то пусть поймет, господи, пусть поймет какой важной точкой он был и есть в моей площади координат. И пусть мой мальчик меня простит за мысли о другом, ибо они не перекрывают мою любовь к нему - они вообще имеют совершенно иные корни. Мой мальчик врастает в меня потихоньку - я больше не противлюсь неизбежному, но жду с замиранием сердца; А же просто был богом, что-то сродни Будде - верю, не поклоняюсь, не моя религия, но уважаю и принимаю. Господи, пусть А меня простит и будет счастлив, а я найду покой.