"… и сама заметишь, что вот, к никчемному мы пришли берегу, ничейному, мокрый песок и зола"
У меня под окном сирень распустилась. Так близко она, что даже не нужно срывать и приносить домой - достаточно обе створки распахнуть, что я и делаю бесперестанно. Темнеть уже начинает только к двенадцати, как раз, когда ты возникаешь у меня на пороге или камушек в окно кидаешь, чтобы я открыла, или, если я как раз-таки жду тебя, примостившись как можно ближе к сирени, окликаешь или пару раз бездарно свистишь.
Вот бы у меня писались стихи, иногда очень хочется выразить что-то такое объемное, тяжелое для просто слов, закрутить предложения как у Уитмена или Каммингса, да что там, даже как у Гинзберга, если на то пошло, чтобы и так необъяснимое стало еще более запутанным, но хотя бы звучало как следует. Не в рифмовке слов даже дело, а в этой поэтической мелодичности, напевности, потому что всему, что царит за этими окнами и вне их - всему этому просто необходимо где-то осесть, остаться. То есть остаться в каком-то ином месте, кроме как на кончике карандаша или языка, где все чудесное будет в замершем состоянии, еще невоспроизведенном (отчасти, конечно, так даже лучше), но если бы можно было как следует все записать - я бы заточила все карандаши, которые у меня есть. Ну, потому что, стоит оно того. Можно было бы говорить, что "небо разлилось по наши ладоням воском, что я с тобой даже здесь, в этом крошечном броском баре со столами на четверых", вот только делать это, конечно, так, чтобы было понятно, что всё значит, как пахнет остывающий после жаркого дня асфальт и чем все остальные дни отличаются от тех, когда ты остаешься в центре города после закрытия метро. Можно было бы тогда объяснить, что за карусели кружатся в голове, пока я всего-то стою в прихожей и жду, когда ты одолеешь двадцать ступенек. И вышло бы объяснить, почему ближе к июню становится все равно, что комната утонет в сигаретном дыме и занавески придется стирать, потому что ведь бог с ними, лето, за окном сирень, ночь - важнее чем то, что было днем и кто там был.
Было раньше что-то, что если не ляжешь до двенадцати спать - тебя настигнет все то, что произошло, и собой ты уже не заснешь. Было, в том-то и дело. Потому что теперь, когда ты кидаешь камушек в мое окно, просто потому, что позвонить - слишком просто - я понимаю, что ничто плохое меня уже не настигнет. А потом, когда иду открывать тебе дверь, между лопатками меня настигает еще один камушек, который заставляет пожалеть, что я не пишу стихи.