Мой друг! Сегодня к нам заходил старый Яков. Затем лишь, чтобы убедиться, что мы присоединимся к нему в старом пабе, за углом. Отказать ему ни у него, ни у меня сил не было. Кроме того, наше состояние едва ли предвещало оттепель, и тесное соседство тому не способствовало. Оттого мы и ухватились за неожиданное вовлечение. Надеялась я лишь на то, что “Лафройг” нам не развяжет языки. У выхода он бросил мне ненарочито: “Постарайся держать при себе идеологию философа-отшельника. Публика этого не оценит, а если уж совсем невтерпёж, ты знаешь кто может твои взгляды разделить”.

Это было жестоко, но вполне ожидаемо. И я признаться от тонкой колкости не удержалась: “Я смотрю, ты прогрессируешь в стремлении быть частью коллективной извилины”. Я не нашлась что более добавить, да и он не спешил. Всё это пахло падалью и цеанидом, да дурно, что еще сказать.

Я не смотрела на него, что-то подсказывало мне, что предпочтительнее сейчас держаться подальше. До приютившейся меж узких улочек «вересковой пустоши» мы шли в тишине, оставляющей непрозрачный шлейф раздражения и злости.

Отчего-то мне захотелось домой, к себе. Прошло по меньшей мере несколько недель с тех пор как я там появлялась. В паб я пришла лишь за тем, чтобы попрощаться с Яковом. Было бы невежливо проигнорировать его приглашение.

В заведении было шумно, как никогда. И шагу не ступить, чтобы не наткнуться на чьё-то разгорячённое от алкоголя и разогнавшихся мыслей тело. Яков стоял облокотившись о стойку рядом с музыкантом. Они что-то живо обсуждали, не обделяя вниманием бокалы. Я старалась держаться на расстоянии. Более свободным мне показалось место у восточной колонны. Яков посмотрел на меня как-то понимающе и подошёл.

— Ты не собираешься к нам присоединиться, верно?

— Я бы рада, но сейчас не лучшее время.

— Отчего же? Ты ведь знаешь, что не бывает подходящего времени. Есть только упущенное, потерянное или же еще не обретённое.

— Знаю, но…

— Так не беги.

— Что он тебе сказал?

— Ничего.

— Да, верно. Он не такой, не стал бы. И это одно из качеств, которое меня восхищает.

Губы Якова едва тронула улыбка.

— Не знаю, что с вами, да и ни к чему это. Не мне в пору раскидываться советами. Он словно почувствовал замешательство и недоверие с моей стороны, и поспешил добавить.

—Не возражай, ты не знаешь, но я делал многое, чем не пристало гордиться. И всё же один совет я в праве выудить из рукава. Все мы, время от времени, в силу обстоятельств или по собственной слабости совершаем то, чем не можем гордиться. Это так по-человечески, и естественно. Но нужно постараться сократить это число. Твой музыкант с вдохновляющей одержимостью рассказывал мне о кино. Вот только я его не люблю, и в кино не хожу. Я уже давно перестал гоняться за временем, потому мне это и не нужно. Ваше поколение любит наблюдать за жизнью, но не чувствует её живой пульс. Вам нравится подменять настоящие чувства и переживания экранными. Две тысячи метров плёнки, полтора часа экранного времени, позволяют вам сбежать от самих себя. А это милая моя, воровство.

Признаться, мне нравятся немногие люди. Но вы, оба, я знаю достаточно умные, чтобы избежать ненужных разочарований.

Это был самый необычный и приятный разговор. И что-то подсказывало мне, что его нужно было заслужить.