Как много изменилось с нашей последней встречи. Конечно я не могла отрицать, что всё ещё люблю его, но я больше не была влюблена в него. Есть разница. Когда ты влюблён, очарован объектом вызвавшим столь глубинные чувства, не замечаешь ничего вокруг. Даже людей не замечаешь.

Сердцевина моего путешествия выпала на Колумбию, с её безумными пляжами и жадным солнцем. Ребята, которых мы подобрали, затащили нас на один из отдалённых пляжей, где местных жителей было куда больше, нежели туристов. Вечерами они устраивали безумные танцы, а танец как известно у них в крови. Мне довелось побывать на одной из таких вечеринок. Люди здесь чувствовали музыку, тела их словно наэлектризованные, поддаваясь мощнейшим, глубинным, животным импульсам, источали фантасмагорическую энергию, их тело выталкивало душу к бескрайним просторам вселенной. Это и было искусством, но они не учились ему, а были благословлены этим магическим даром от природы.

Я пыталась принять, впитать, испить эту светлую энергетику, чтобы оторваться от самой себя, оттолкнуться как следует и кинуться в этот заряженный океан, позволить ему поглотить себя без остатка. Но чувство это длилось недолго. Я смотрела на своих недавно обретённых приятелей, они кружились, отстукивали ритм своего сердца. Мне было приятно наблюдать за их лёгкостью и весельем, но я не могла расслабиться подобно им. Я всё ещё искала уединения, тоска меня никак не отпускала. Сидя у самой кромки воды, в местечке затерянном где-то между Карибским морем и тихим океаном, подтянув колени к подбородку, обхватив в ночи Южных широт, продрогшие плечи, я смотрела куда-то в бескрайние глубины и думала о том, что оставила позади. Я словно нелегально провезла своё сердце, чтобы уберечь его от холода. Но с каждым днём я убеждалась…куда бы ни завела меня судьба, как далеко не закинула, пусть даже на самые дальние Маркизские острова, тоска будет всюду следовать за мной, наступая на пятки, хватая за горло. Она была внутри и так прочно приросла к моему сердцу, что избавится от неё можно было лишь выцарапав его. Я смотрела на экран телефона, словно мысли мои, могли заставить его позвонить, сказать что он тоскует по мне, но экран по-прежнему был чёрнее южной ночи.

От мыслей о том, кого я оставила за океаном меня вывел один из ребят, которого мы подобрали. Я не смотрела на него, но он заговорил:"Я совсем тебя не знаю, но знаю, что мы сейчас в одном из самых красивых мест, а ты этого совсем не замечаешь. Посмотри вокруг". Я знала, что он прав, и мне стоило больших усилий перебороть себя и согласиться потанцевать с ним. Не знаю, как это произошло, но мы протанцевали всю ночь. Впервые за долгое время мне было по-настоящему весело. Я не выжимала из себя жалкое подобие улыбки, чтобы не отравлять настроение окружающим. Казалось, я вновь обрела себя. Остаток ночи мы проговорили обо всём на свете.

Он был писателем, также, как и я, мечтавшим написать о чём-то настоящем, о путешествиях, долине редких бальзовых деревьев, раскинувшейся близ Анд, о людях чьи лица напоминали карту земли, о том как можно обрести надежду на мысе Доброй надежды, о длинноухих племенах Полинезии, бродягах пустынной дороги, о божественной музыке лесов Лимы, о попытке заглянуть в сердце земли с величественной Рораймы, впустить в себя духов древних инков, устраивая ритуальные пляски в Мачу-Пикчу и позволить старому индейцу с глазами, отражающими всю печаль этого мира, раскалёнными, источающими благодатное тепло, заглянуть в самое сердце. Разбудить его. Пройти предназначённую свыше хиджру и вернуться обновлённым.

Мы говорили. Мы пели. И тела наши бесшумно, едва ощутимо, овивали крепкие ветви кармической силы.

Мы договорились, каждый день выбирать себе новое имя, не обсуждать дважды то, о чём говорили…представлять, что каждое новое имя- это новый знакомый, с которым можно говорить взахлёб и прощаться поутру, не испытывая грусти.

Я не говорила с ним о музыканте, это было слишком личным. Думая о том, что я испытывала к нему всё это время, я никак не могла сформулировать чем именно всё это было. Но разгребая плоды своих бессонных ночей, я выудила мысль великого русского философа, которым я безмерно восхищалась: "Любовь всегда нелегальна. Легальная любовь есть умершая любовь. Легальность существует лишь для обыденности. Любовь же выходит из обыденности. Любовь как бы универсальная энергия жизни, обладает способностью превращать злые страсти в страсти творческие."

Вдали от него, от нашего эскапизма, я вдруг осознала, что хочу быть любимой. Хочу приносить радость и пользу, менять свои горизонты, ощущать тепло поддержки, впустить в свою жизнь людей, перестать упиваться борьбой прошлых лет и принять участие в настоящей, сродниться, с глаголом сопротивляться, показать все светлые восходы души своей и не бояться любви, жизни не бояться.

Неужели подобно "маленькому Будде", человек должен встретить болезнь, старость и смерть, чтобы пробудиться и начать судорожно хватать воздух жизни?!