Горячий, обжигающий мир замирает повсюду вокруг меня, останавливается каждые несколько секунд, как-будто каждый раз кто-то желает сойти.
— Мамочка, у меня получается чувствовать, как кружится вокруг солнца наша планета!
— Не говори глупостей и ложись спать, дорогая, завтра должны поспеть апельсины.
Но ведь действительно получается, стоишь у приближающегося синего поезда и понимаешь, что чувствуешь не только дурманный, самый чудесный запах метро, не только порывы ветра из тоннеля, но и как земля совершает свои обороты вокруг солнца.
Ну неужели все, что сейчас происходит, происходит со мной.
Неужели это я достаю осенние ботинки с верхних полок, неужели это я расчесываю волосы твоей расческой, неужели это я научилась вдруг отстраняться, разглядывать толпу по правую и левую руки и чувствовать себя очень отдельно, как будто бы сейчас эта девушка в смешном оранжевом пальто заденет меня локтем - но ничего не почувствует, потому что я, кажется, и не здесь вовсе.
И, опять-таки, была бы зима. Чтобы вечером, сегодня вечером, когда я не бог весть как буду возвращаться домой - к счастью, здесь пешком всего-то шестнадцать домов - чтобы можно было идти медленнее. Чтобы можно было без зазрений совести выскакивать на пустые перекрески и раскидывать руки в стороны в оранжевом свете от потрескивающих фонарей, чтобы можно было идти еще дольше, потому что не хотелось бы прийти раньше, чтобы было светло, как-будто бы на дворе июль, только такой июль, который со снегом.
Чтобы выбегать из бара в распахнутом пальто и с шарфом, болтающимся до самой земли, бросаться на снег и действительно чувствовать, как под ногами, над головой да и вообще везде кружится наш мир.