Кажется, у нас намечаются проблемы, Хьюстон.

Кажется, я уже придумала себе столько всего, что еще немного - и рассудка лишусь. Кажется, происходит что-то основоположное, в чем я ни черта не понимаю, но, кажется, оно понимает меня многим лучше.

Кружит мой мир, заставляя его закручиваться вокруг себя, заставляя его болтаться, как снег в банках, которые нужно потрясти, чтобы он пошел. Что-то меняет, едва-едва, но рано или поздно становится заметно. Уже начинает быть заметно. Я переделываюсь в кого-то другого, слово за словом, запятая за запятой, ресница, если хотите, за ресницей. Начинаю думать иначе, людей - раньше воспринимаемых вот так, воспринимать иначе, читать, что читала раньше, иначе. Скучать, если скучала раньше, начинаю иначе. Менее заметно. Незаметно вовсе. Могу не звонить людям год, а потом позвать выпить кофе, и тот факт, что люди со мной идут пить этот чертов кофе - странный, до ужаса.

Казалось бы - год, это целый мир, у людей все перетряхивается в головах за год, но они все равно соглашаются на кофе.

Казалось бы - два года, это два новых мировоззрения, а люди все равно не собираются обо мне вспоминать.

Казалось бы - мне должно быть дело, а мне все равно.

Жалко только, что все-таки только октябрь, ибо намного приятней выходить по вечерам на улицу и бросаться на снег, когда он тебя окружает, как в той же банке. И когда твой мир трясет кто-то, у кого эта банка в руках.