Хочешь - забери мой шарф. Или свитер, любой. Могу поделиться футболкой или пальто, которого у меня нет. Хочешь - возьми мою руку, вот она, здесь, и я не стану ее отнимать, я ведь не сумасшедшая. Мне не жалко отдать тебе последний пакетик чая, или поделиться подушкой, которая все равно одна, или стулом, тем более если он один, можно ведь посидеть и на полу, даже если стула и два - все равно лучше сидеть на полу, оттуда мир выглядит обширнее - и не думай, что я пожалею какую-нибудь книгу из шкафа, доставай любую, рисуй на ее полях пометки или виноградные лозы, загибай уголки, оставляй свои закладки, оставляй как можно больше себя в моих вещах, а то иногда я начинаю переживать, что однажды вот так проснусь - а тебя словно и не было.
Но так не будет, и знать, чувствовать, понимать это - лучше всякого переваливающего за середину сентября, если честно. Хотя, может быть, и не лучше, а даже хуже всякого июня, как предвестника начинающегося очередного лета, потому что чувствовать так - сложно сказать, что в этом такого уж хорошего.
Почему? Да потому что это больно. Ага, вот так вот - шиворот навыворот, абсолютно наизнанку, ибо не я ли говорила, что чувствовать такое к кому-то, вроде тебя - та самая суть декабря, которая для меня столько всего значит. Ты - мой декабрь, говорила я, а потом говорила, что ты даже больше, если таковое случается, а сейчас говорю - что от этого не становится хоть на самую чуточку менее больно. У меня ведь настроения меняются быстрее погоды - но ты же любишь наш город именно за отсутствие статичной температуры и предсказуемых облаков, ну потому что это уже была бы не ты, если бы любила по-другому.
Может, дело в том, что для меня все, что уже случалось с тобой - впервые. Возможно, в этом есть доля надменной грусти, ведь я, вроде как, далека от уже даже подростка, я - все те, о ком американцы говорят the youth и закатывают глаза, я даже еще немножко старше. И поэтому так, наверное, и чувствуется - то есть каждое всё-всё, руки, плечи, вечера на кухонном полу (это странно, что даже пресловутый пол так много для меня значит?), и то что тебе приходится уходить со мной в семь утра, хотя тебе-то как раз никуда не нужно так рано, но предлагать ключ - это что-то, что сразу бы нас приземлило, верно?
Мы почему-то считаем себя такими, слегка инакими, хотя, на самом деле, лишь отрицаем какие-то базовые, простые вещи, с котороми жизнь стала бы легче. Но может в этом-то все и кроется - в отсутствии простоты. Все дается нам так сложно, каждое новое, предлагающее шаг в одну космическую милю ближе, предложение обдумывается и в итоге даже не произносится. Потому-то все совершенно не так, как оно, наверное, и должно быть.
Но все-таки чертовски верно, и я не могу объяснить почему, ведь тогда бы пришлось писать не просто о тебе, а о том, почему именно ты и что я по этому поводу чувствую.
А тут такое дело - мне вовсе не сложно описать как я отношусь к самым разным вещам и явлениям, например к временам года, к своей собаке, к апельсинам и яблокам, к шапкам с пумпонами и к колючим свитерам, и что думаю о боге, или о наличии другой жизни, или о музыке, или о современном кинематографе, искусстве или литературе. Однако у меня совершенно не выходит писать (=говорить) о тебе. И раньше не получалось выражать свои мысли о людях, но никогда и не хотелось этого делать. А теперь вот у меня здесь, везде, повсюду вся такая восхитительная ты - а я не могу воспользоваться словами так, как хотелось бы, как постоянно думаю. Я бы писала тебе бесконечные любовные письма, в том роде, в котором писал их, допустим, Фрай. Использовыла бы все эти вековые, но не затертые фразы, вроде того, что "хриплю, сипло и едва дыша, только думая, и исхожу…" чем-то там, забыла цитату, и еще я называла бы тебя в этих письмах, опять же, как у Фрая "сладкой-сладкой, медовой-медовой" - серьезно, действительно, хотела бы так называть. Но не могу.
Не получается.
Чувствовать так, что больно (боже мой, какие пассажи, но ведь вот так, если бы я врала) - получается.
А говорить о тебе даже с тобой - нет.
Писать вокруг да около, но все не о том, лить какую-то океанскую воду зазря - получается.
Писать о тебе так, как оно на самом деле есть - нет.
Вот и вся сентябрьская история. Буду исходить воспалением легких в виде тебя - но и строчки не напишу или не произнесу.
Догадывайтесь сами, господа знатоки.