Я читаю Конан Дойла
Мне хочется стать бесцеремонным, расчетливым и холодным, и в тоже время до безумия целомудренным Шерлоком,
и сходить с ума от мерзавки Ирэн Адлер
которая растлила бы мое гладковыбритое фактами сознание и все мои четко уложенные по полочкам мысли. Которую я бы навсегда окрестил «Той женщиной» сохранив ее фотографию, где она, прекрасная и цветущая в своем вечернем малиновом платье – ты всегда знала что кровь в жилах именно этого цвета раздавленной до боли в висках, ягоды - с детским личиком и улыбкой настоящей портовой шлюхи на нем, так бесцеремонно смотрит на меня, где-то между ее личным делом и своей похороненной страстью.
Я – Шерлок, один из немногих мужчин Лондона в 1888 никогда не думал о сексе с ней.
Я хочу иметь острые колени и тонкий длинный нос, играть на скрипке, виртуозно управляться хлыстом, участвовать в вечерних боях без правил, разбираться в химии, быть чертовски привлекательным и не давать даже повода окружающим думать, будто они мне нравятся. Четко знать количество ступенек в свою комнату и баловаться кокаином в долгих вечерах, разгадывая загадки, в комнатушке пропахшей калийными солями, среди тысячи безмолвных стеллажей.
Я хочу сходить с ума от чертовки Ирэн Адлер и питать какую-то дикую привязанность к рыжему Ватсону, самого себя боясь и стесняясь, в этой привязанности.
И в этих удивительно холодных мне мыслях текут вечера. Я предаю мысли и чувства, я предаю себя в них, когда вечером оставшись наедине с собой понимаю что окружающим мне и сказать то нечего.
Я – опустевший дом, который построил Джек.
Меня решительно отказались проветривать, и я, сам в себе закисший и сварившийся, покосившийся и
Безмерно уставший
Неделя бессонницы. Меня тошнит от еды. Утром лед трескается в кипятке чая, я заедаю пустоту какими-то сухими кусочками хлеба. Меня не радуют даже сладости, от них неимоверно тянет патокой и гнилью. Это напоминает мне о моем авитаминозе, шелушащихся щеках, сыпи на запястьях и плечах, лопнувшей коже между пальцев.
Ступни огрубели. Я схожу с ума от утреннего прикосновения к плитке. Прижав подушечки пальцев к мрамору, кажется, единственному кто остался ко мне навсегда холоден, также как и год назад. Мне хочется растворится, как будто я надгробное изваяние. Я часто ложусь прямо посредине кухни на пол, совершенно четко ощущая свои лопатки, прижатые к полу. На разной высоте, мой старый добрый, едва ли заметный скалеоз и сухость во рту. Резинка от пижамных брюг натянутая на тазобедренные косточки, и где-то под ней ввалившийся живот
У тебя тоже так…?
Тебя тоже
Бросает в ветер
Пористыми костями в 45 килограмм, когда это уже давно нихрена не норма а лишь повод твоей жалкой гордости…? Ты на грани истощение и тебе это очень нравится, ублюдок.
Я погружаюсь.
Я знаю что под кухонным полом совершенно одичавший в своем одиночестве колодец
С безумно холодной водой
Я представляю, как я захлебываюсь в ней и умираю решительно холодно и решительно отчаянно
И эти мысли в жару +35 приносят неимоверное облегчение
Я один. Очень сложно искренне мерзнуть таким летом, где-то рядом дыщащий смогом
г о р о д.
Мне нравится думать о том, как славно было бы больше не вспоминать ни о чем, просто сбросить с плеч всю эту тяжесть. Все то, что я ранее так кропотливо собирал.
Забыть, и просто представлять, как мы занимаемся любовью под песни The Doors
Rises on the storm
Ты. 