ВНИМАНИЕ. Рассказ содержит неисчисляемое количество нецензурных выражений и сцен сексуального характера.
Ночной клуб. Середина августа. Я Сэмми, и я танцую с этой охренительной блондинкой под прожектором у барной стойки. Мы выпили с ней на пару приблизительно полтора литра какой-то чертовски отрывной смеси. И мне, вашу мать, охуенно здорово.
- А ты тоже эта… ну… любишь девочек?! – мой язык не слушался, и я лепетала что-то нечленораздельное, пытаясь перекричать музыку.
- Что?! – повиснув на шесте, прокричала она. Никогда в жизни не вспомнила бы, как её зовут. Да мне, в принципе, насрать. Её булки отлично смотрятся в этом трикотажном платье с пайетками, а большего мне и не нужно.
- Я говорю, ты лесбиянка?! – я ещё раз окинула её оценивающим взглядом с ног до головы: она больше похожа на клона Перис Хилтон, чем на боготворящую двухконечный вибратор меньшевичку. Она засмеялась и, пританцовывая, приблизилась ко мне вплотную.Медленно оттянув ремень моих джинсов, она неглубоко просунула туда свою руку и резко дёрнула за резинку трусиков.
Я что, в ступоре? Похоже, что да. Чёрт, нужно везти её к себе, иначе обломается! Живую плоть, всё же, никакая короткометражка не заменит.
- Не хочешь посмотреть, что на них нарисовано?! – я соблазнительно улыбнулась и протолкнула её руку чуть глубже. Хвала картошке, она не отдёрнула её, а даже наоборот! БЛЯДЬ! Она что вырвала волосок?! Эта стерва подмигнула мне своим пьяным глазом.Отлично.
Четверть шестого утра. Моя нора. Её спутавшиеся волосы на моей подушке с Гарфилдом –ужасающее зрелище. Господи, да она храпит! Пиздец, как гламурно. Тьфу. Надо бы её отсюда спровадить… пойду-ка на крышу, похаркаюсь в голубей. Обосрали мои окна, а я их только на прошлой неделе вылизывала! Импотенты.
Люблю встречать рассвет, сидя на черепице. Восходящее солнце помогает слиться с крышей в одном кораллово-коричневом цвете… не знаю почему, но меня это как-то расслабляет.Я свихнувшаяся мужланка, вообразившая себя хамелеоном. Интересно, эта сучка уже подняла свою шикарнейшую задницу с моей койки? Ей лучше бы поторопиться. Хотя ночь была отличной, стоит признать. Она знает толк в куни, её проколотый язык работал, как на бензине!
Хочешь узнать обо мне побольше, грёбаный читатель? Ну ладно, моих пернатых дружков вроде не предвидится, поэтому займу тебя нудным рассказом о моей ёбаной отвратной жизни. Смотри не блевани.
Итак. Мне только исполнилось 22 и я всё ещё ощущаю себя прыщавым мастурбирующим подростком. Учусь в Иллинойском университете изобразительных искусств. Люблю рисовать и люблю, когда есть повод это сделать. Да, даже у такого ничтожества, как я, есть родители. Ну, по крайней мере, один из них – чёкнутая мамаша-проститутка, никак не сдохнет. Эта извращенка принимала своих клиентов на дому и всегда оставляла дверь в свой «офис» открытой, в то время как я, девятилетняя ботаничка, пыталась суммировать дроби и хаотично водила по тетрадке трясущимся в руке карандашом. Нет сифилиса на твою голову, коза. Папа умер, когда мне было 7. Он работал матросом на транспортном судне, и на него упал один из 5-тонных контейнеров. Вот такой себе кровавый блин, а я его любила. Закончив 4-й класс, я ушла из дома. Уверена, мать даже и не заметила моего отсутствия. Моя одноклассница и, по совместительству лучшая подруга, Миранда, разрешила мне, в тайне от родителей, жить в деревянном шалаше на дереве, у неё во дворе. Кажется, спустя 12 лет они всё ещё ни о чём не догадались. ТВОЮ СОБАКУ! Чё за наёб?!
- ВАЛИ НАХЕР, ПЕРНАТЫЙ СНАЙПЕР! Гандон, я чуть в пижаму не наложила! Прямо над головой пролетел…
- Заткнись! Дай поспать! – какой-то алкаш возле мусорного бака окликнул меня.
- Отсоси у скунса, мурло! – похоже, возразить ему нечем.
Бля, на чём я остановилась? Ах да, школьные годы. Чтобы как-то выжить в этом жестоком мире, где каждый день тебя натягивает раком собственная судьба, я устроилась работать уборщицей в задрыпанном автосалоне. Бабла было не много, но на еду хватало, да и Миранда постоянно таскала мне что-то съедобное после ужина. Её мама не на шутку удивилась, когда стройная ученица балетной школы вдруг резко начала уплетать за двоих, что никаким образом не сказывалось на её фигуре. Да, забавные были времена… но после школы, они всей семьёй улетели в Амстердам, где Миранда начала танцевать в оперном театре, и с тех пор мы только раз в месяц созваниваемся. Каждый раз она просит прощения за то, что «бросила меня подыхать, без еды и крыши над головой», что, конечно же, не являлось правдой. Она прекрасно знает, что после её отъезда я сразу же сняла квартиру в сраном гетто, в котором и по сей день живу. Просто чувство вины её никогда не покидает, и я люблю её за это. Однажды вечером, мы сидели в шалаше, и она спросила меня: с каким предметом я могла бы себя сравнить? И я ответила – с вазой. Когда меня в первый раз разбили, мне было 5. И я помню физиономию каждого омерзительного педофила, добавившего новую трещинку и осквернившего красоту порцеляна. В её руки я попала хаотичной горсткой стеклышек, запутанным пазлом. А она меня склеила, мой отважный Клей. Она вдохнула в меня душу, когда моя грёбаная мамаша разорвала её вместе со счастливым детством так же легко, как туалетную бумагу. Она была и остаётся моим непорочным ангелом, моей банкой прохладного спрайта в жаркий ебучий день, если тебе так угодно.
Зелени хватило, чтоб поступить в университет, а уже на середине первого курса я стала получать стипендию. К счастью Господнему, мозги у меня есть, и я ими пользуюсь. Я уволилась из автосалона и, к моему пиздатому удивлению, меня взяли на пост кассира в «Кентуки Фрайд Чикен», где я всё ещё пашу после учёбы.
Я точно не помню, когда поняла, что парни меня до оргазма не доводят. Они меня просто доводят: раньше до дома, теперь – до нервного срыва, чаще всего. Да, блядь, представь себе, я когда-то встречалась с парнями! Но, в конце концов, меня заебало рыдать в розовую кофточку Миранды и проклинать неверных членоносителей. Чёрт, когда я успела стать феминисткой? Ладно, проехали. Ты, наверное, думаешь, что Клей была моей первой? ХУЙ! Я видела и вижу в ней родственную душу, а не резиновую куклу с дыркой между ног, куда отлично влезет огурец. Она знает о моих предпочтениях и не судит меня, ещё один плюс её охерительного характера.
И теперь я почти каждый вечер, как и сегодня, привожу к себе какую-нибудь фифочку, развлекаюсь с ней полночи, а потом морожу задницу здесь, на крыше, и мечу слюной в голубей, причитая и рассуждая о том, как бы вытолкать эту смазливую дрянь из моей хибары. Какая там любовь?! НАХЕР ЕЁ! Любишь, значит теряешь. Не любишь – не плачешь. Я не плачу. Больше не плачу. Сука. Солнце уже прожигает мне дыру в зрачках. Пора этой просроченной конфетке улепётывать отсюда.