кто сгорел, того не подожжешь

я сидел в комнате
с самым уродливым человеком
в мире

он был страшен
безумен
слаб
и недоверчив ко мне

я плевал ему в лицо
и говорил
что он
самый уродливый
человек в мире

когда вошел мой приятель
и спросил
какого черта я разговариваю
с зеркалом?
я посмотрел на него
и шепотом сказал
не знаю

И так, вдохнувши глубко,
Сказал под звон ветвей:
" Прощай, моя голубка,
До новых журавлей".

Часто мне хочется разодрать себе грудь и размозжить голову оттого, что люди так мало способны дать друг другу. Увы, если во мне самом нет любви, радости, восторга и жара, другой не подарит мне их, и, будь мое сердце полно блаженства, я не сделаю счастливым того, кто стоит передо мной, бесчувственный и бессильный.

© Гете

От любви до безумия пара шагов.
Та же пара шагов от порока до власти.
Счастье-это когда понимают без слов.
Если этого нет-значит, это не счастье.

От любви до потери-минута в пути,
И минута в пути от разлуки до встречи.
счастье-это когда ты не можешь уйти.
Если можешь уйти-значит, хвастаться нечем.

От любви до безумия- сутки бежать,
Друг до друга бежать, распадаясь на части.
Счастье-это когда тебе нечем дышать.
Если это не так-значит, это не счастье.

кто-то умер от «передоза»,
доведя до инфаркта мать.
кто-то выйти не смог из наркоза.
только мы продолжали дышать.
кто-то верил, что люди-птицы,
и упал на асфальт из окна.
чья-то плоть в зверских лапах убийцы
была заживо сожжена.
кто-то спал, но не смог проснуться,
запятнавши в крови простыню.
кто-то к Богу устал тянуться
и скрутил из веревки петлю.
каждый миг чьи-то души взлетали
в поднебесную звездную гладь.
люди медленно умирали.
только мы продолжали дышать

— Вы улыбаетесь, - сказал он, - И вы так спокойны? Почему вы не кричите?
- Я кричу, - возразил Гребер, - только вы не слышите..

" Время жить и время умирать" Э.М. Ремарк

любовниц так не любят, это точно.
и жен не любят, кажется мне, так.
я в сотнях писем помню её почерк:
худую "д", растянутую "а".

письмо-ответ-письмо, замкнулись в круге,
но в этих письмах было все, что я хотел.
ведь я не знал, как её худенькие руки,
устав писать, касаются колен.

а впрочем-ка, давайте по-порядку.
так вышло - я сидел четвертый год,
она прислала листик мне, тетрадный,
и написала на конверте, где живет.

я имени не знал её, она ведь,
сказала сразу: "я - твоя Никто".
что оставалось мне? в ответ письмо отправить.
квартира 8, 43ий дом.

мы с той минуты стали связаны навеки,
я сразу столько общего нашел
в чужом, мне незнакомом человеке,
в коротких строчках обо всем и ни о чем!

она писала, видно, каждый день -
я получал от неё письма ежедневно,
хоть между нами было, как казалось мне,
три с половиной штуки километров.

она ни разу не сказала о себе,
изящно обходя мои вопросы,
мы начали общаться в сентябре,
а завтра - наша третья будет осень.

она была никем, без цвета глаз,
без возраста, без длинных, стройных ножек.
что мог понять я из её красивых фраз?
что говорило мне её сухое "тоже"?

а знаете? я сыт уже по горло -
строчу ей письма в несколько листов,
и каждый лист - помят, чуть-чуть надорван,
запачкан грязью самых нежных слов.

довольно! сколько можно её мучать?!
она достойна лучшего! нас - нет!
и пусть я ей так ласково приручен,
одних наручников хватило мне вполне.

постойте-ка, дверь кто-то открывает,
наверное, за мной опять пришли.
вот глупые! раскаянья желают,
за те грехи, которых не вершил.
---
ошибся… не пришли… она пришла…
в глазах бездонных я увидел дно,
в них будто бы застыла тишина,
имеющая тон и полутон.

рука стекла касалась, трубку сжал,
кричал "люблю", рыдал, бил кулаком.
вчера на пять минут ко мне пришла
глухонемая девочка Никто.
---
любовниц так не любят, это точно.
и жен не любят, кажется мне, так.
я в сотнях писем помню её почерк:
худую "д", растянутую "а".

альт три_настя

Я знаю людей, я видел их изнутри
Вонзая искренность в грудь по самую рукоятку
Я видел их души: огромные, мертвые пустыри
С мечтами, растоптанными всмятку

Когда ты устанешь меня не любить,
Когда не найдется ни слов, ни пристанищ,
Вернись – я сумею тебя приютить,
Когда ты устанешь.

Молчи, опускайся поближе к огню,
Теперь у нас долгие, долгие зимы,
Ты знаешь, я всё ещё в тайне храню
Рисунки твои и картины.

Прости мне, что струн переборы просты,
Что двор не заснежен и чай - не из блюдца…
Как трудно поверить, что всё это ты, -
Так близко, что можно проснуться,

Что можно не помнить про "незачем жить",
Про стыд и про ревность, и гордость просящих…
Мы прошлых не станем тревог ворошить -
Нам хватит с тобой настоящих.

Но прежде, чем свечи качнут темноту,
И времени станет мучительно мало,
Ты, верно, сама ужаснёшься тому,
На что ты меня обрекала.

И каждую каплю вчерашних обид
Пригубишь, припомнишь, коснувшись устами.
Когда ты устанешь меня не любить…
Устанешь?

Александр Щербина

Голодное море, шипя, поглотило
Осеннее солнце, и за облаками
Вы больше не вспомните то, что здесь было
И пыльной травы не коснетесь руками.
…Остались дожди и замерзшее лето,
Осталась любовь и ожившие камни.

Ю. Шевчук

Приходит человек к доктору. Говорит, что у него депрессия. Говорит, что жизнь кажется ему жестокой и мучительной. Говорит, что чувствует себя одиноким в этом страшном мире, где будущее зыбко и неопределенно.
Доктор говорит: "Вылечиться просто. Великий клоун Паяц выступает сегодня в городе. Сходите и посмотрите на него. Это должно взбодрить вас. "
Человек заплакал.
Он сказал: "Но доктор… я и есть Паяц. "
# Watchmen

«…у него есть очень удивительное качество, он разрушает все, что начинает любить…»

Если я не буду писать о том, что видел, мои страдания не утихнут, а может быть и станут немного сильнее. Да, лишь немного, я настаиваю на этом. Писание не приносит большого облегчения. Оно придает очертания, оно выделяет смысл. Оно сообщает всему некое подобие связности, некие признаки вещественности. Вы все еще бредете в кровавом тумане, но уже различаете какие-то ориентиры. Хаос отодвигается от вас на несколько метров. Не слишком-то большой успех, по правде говоря.

далеко, за окном, плачет небо,
растворяясь еще до земли.
мне бы шар, желтый, красочный мне бы,
чтоб взлететь, хоть в мечтах бы моих.

разреши же мне, небо, стать птицей,
на минуту взлететь бы наверх,
и напомни, что мне все не снится,
что летаю без всяких помех.

дай забыться мне, небо, скорее,
побывать в толщине облаков.
я лечу, я лечу все быстрее;
я надеюсь на встречу отцов.

и объятьями встретит там мама,
со спины приобнимет отец,
и давно дом построенный нами,
и смешная табличка - "конец".