Ты потрясающая девушка. Я сочту за честь испортить тебе жизнь.

Память - единственный рай, из которого нас не изгонят…

Алиса так долго живет в плену зеркальных чужих миров.
oна привыкает играть в войну, она укрепляет кров

cкелетами выдуманных врагов. из скальпов – ее ковры.
ей кажется - только лишь пять шагов до выхода из норы.

ведь это немного – каких-то пять. не десять. никак не сто.
но нет направления, где искать, лишь стены, постель, и стол.

куда ни посмотришь – везде тупик. и марево пустоты.
Алиса подушками душит крик и собственные мечты.

она разбивает себя саму, чтоб вновь поутру собрать.
но снова зрачки заливает муть, и больше и больше рать

безудержных страхов, и каждый раз себя собирать трудней.
она заучила десяток фраз, чтоб выкрасить серость дней

в иные оттенки. но вот беда – оттенков почти что нет:
кровавые кляксы, осколки льда, и яркий слепящий свет.

её ожидают кровать и ночь, ощерив безумный лик…
ты девочке этой хотел помочь, да?
запросто -
пристрели.

© Алина Марк

Раз.
Ты никогда не будешь со мной рядом.А мне и не надо.
Ну и ладно.
Два.
Ты проснешься от кошмара.А мне и не снятся сны.
Три.
Ты не станешь заходить за черту.А мне и вовсе не пусто одной в квартире.
Ну и к черту.
Четыре
Ты всегда будешь однин в этом мире.А мне и от моих припадков крышу сносит.Опять.
Пять.
Ты станешь как и все.А мне немного прохладно.
Ну и плевать, к четру, ладно.

Все тот же запах: кофе и табак.
Все те же девушки нелегкого преданья.
Все та же дрянь на стенах.
Тот кабак.
И здесь никто не скажет "До свиданья".

Здесь тягостно и больно по утрам.
Но так легко и пьяно стерты ночи.
И тоже пьяным ночь стирал я сам,
Лишь только б позабыть янтарны очи.

Ах как безжалостно играли вы со мной,
Худыми пальцами в ладонях растирала,
Сводила с совести безгрешною судьбой.
Любимая моя, ты это знала.

Бросала с почестями, вновь швыряла в грязь,
В слезах просилась вновь побыть с тобой ночами.
Любимая и дорогая мразь, 
Дай бог забыть все с самого начала. (А.В)

Он расчленяет мою душу измученным взглядом.
Он ломает мне позвоночник безумными мыслями.
Он вскрывает мне грудную клетку и, не стыдясь, выводит своё имя прямо по сердцу. Какими-то отравляющими чернилами, что проникают в кровь, разносятся по всему организму, принося непередаваемый кайф.
А я и не против оказаться преисполненной инфекцией, а после с великой радостью захлебнуться этим ядом.
У меня лёгкие лопаются от его боли, а он вдобавок душит крепкой хваткой, разбрасывая чувства и эмоции по углам.
Он пропускает свой страх вибрирующими волнами по моему телу. Заражает сомнениями.
Он выдирает мне крылья, под корень обрубая мечты и желания. А затем также быстро рассеивает их снова, заставляя действовать. Поливает, выращивает, полет. И опять безжалостно дерёт.

Я безнадёжна - вновь иду по краю. Остановил бы, а не дробил мне рёбра своими недосказанными словами. Он, кажется, уже все органы мне отполировал пустыми, никому не нужными фразами. Блестят лучше любой глянцевой картинки.
Боюсь, скоро в душу заглянет, а там сквозит да свистит. Нервный, а, уходя, дверь никогда не закрывает. Конечно, пусть ветер прогуляется по ссадинам и царапинам, пусть жжёт и колит, тревожа ещё не подсохшие ранки. Пусть все любуются нанесёнными им увечьями.

А беспокойное небо падало, разрывая в клочья грозовые облака. Сокрушаясь над моим отчаянием. Ревя на меня громогласными ругательствами за бессилие.
Лучше бы я трещала по швам в злом ноябре.

И кофе убежал.
Не весна.

а тебе всё никак не плачется по бессмысленным пустякам, по конфетным и нежным мальчикам, по надёжным чужим рукам. ты привыкла не беспокоиться, если рушится всё вокруг, только бледная, как покойница, на промозглом стоишь ветру, и обходят тебя прохожие, словно старый фонарный столб. а тобою же столько прожито, что оставь оно след на коже, то шрамов было бы штук под сто. ты, конечно же, очень сильная, чтобы жаловаться на жизнь. так бывает: раз в небо синее крикнуть некому «ну, спаси меня!», и ты шепчешь себе «держись!». да, ты держишься основательно, впившись в улицы злым клещом. только сил тебе, детка, хватит ли оплатить принесённый счёт? да, ты сильная, да, ты гордая, только толку-то? – полный ноль. ты пустая костяшка города, будешь выпита и расколота, если нет за твоей спиной тех, кто ближе тебе, дороже и драгоценней тебя самой, словно вместе сто жизней прожили и одно на вас всех клеймо. а пока за спиною пусто и только ветер в затылок бьёт, ты шагаешь вперёд без устали, дальше будут Самайн и Йоль, и Бельтейн, и цветы акации, если верх не возьмёт тоска. ты себе запрещаешь плакаться по бессмысленным пустякам. © Джезебел Морган

я твоя энная реинкарнация. ты мне ничего не должен. ты как всегда не в теме.
если хочешь я все объясню на пальцах. видишь средний?
ты такой умный мальчик – у тебя всегда все по схеме и
ни шагу за границы реальности.
за предел всех тех, кто глазами прикован к твоей спине..
а в моей голове море, небо, птицы
поцелуи. совсем не с тобой. а точнее с тобой не.
не пожелавшим так насовсем измениться, не таким жестоким, в общем просто со сном.
я живу в своей собственной голове-тюрьме от которой никуда не уйти.
помешана в общем то на одном,
а точнее на бесконечности: скрытых в тебе упреков,
дел, отложенных на потом,
пустоты вокзалов,
тех слов, что так я и не сказала, хотя так желала минуту назад..
я все жду, что когда-нибудь ты мне будешь рад не так как сейчас, срывая одежду,
а так, будто во всей вселенной есть только ты, я и расстояние между
которое я прошла одна.
ноябрь все так же калечит. не залечил еще ни одной раны. листва
умирает в лужах.
я шепчу в динамик разбитого почти в дребезги телефона: спасите меня от себя. я так хочу оказаться дома.
а может кричу, только голос простужен,
и все равно получается шепот. на крайняк – хрип.
на моем сердце татуировкой твой образ набит.
его не смоет ни химия, ни святая вода, ни средство для снятия лака,
его не соскрести ногтями и не выжечь огнем..
я превращаюсь в маньяка. я готова убить весь мир ради реальности слова ВДВОЕМ.
все, что есть я умещается только в тебе одном.
пустяки, говоришь. переживешь. (переживем?)
ты такой умный мальчик, только в схеме твоей провал – мне гораздо темнее днем,
чем ночью, мне гораздо легче жить совсем без, чем с кем-то неполным, с тем, кто хотел меня обмануть, но все же вообще ничего не сказал, с тем, кто не имеет стартовый капитал, но имеет сердце..
ну что тебе еще сказать? я потеряла кольцо, тебя (но это не важно),
веру, решила читать не с ноутбука, предпочитая формат бумажный,
быть не единственной, но последней, разбила две чашки, тарелку, кофейник..
в общем, я объясняю еще раз на пальцах. видишь средний?

(с) Мария Штэппо

стало быть всё, моя милая, на фиг? ко всем чертям?
сердце залить керосином, поджечь - и пускай до пят
выгорят внутренности, сгорят. ядом вытравливаю печаль.
пусто так. корни болиголова прорастают во мне. саднят -

раны любви всё больней и глубинней - зазубренным гарпуном
бок распорол, оборвал поводок тугой, который не удержал
меня, плоским камнем ушёл в глубину, залёг на морское дно,
каплей солёной влаги блеснул, прокатился по острию ножа.

Господи, мой корабль без паруса, весь в пробоинах и бортом
воду морскую хлебает, курс упорно держа на юг - оттого ему
ветер в помощь - стелющийся циклон. колокол говорит: "дин-дон".
только я молчу - верю меньше - ну чёрт побери, Господи, почему

не уберёг, не сохранил и не спас ты мой утлый рыбацкий челн?
видишь - руки от вёсел саднят - перегорели. звуки сухих музык -
это внутри поют. сверху один лишь воск, Господи, - от сирен.
рот запечатан солью. я превратился в рыбу. я проглотил язык.

если не ты, то кто? кто мне протянет спасительный красный круг?
кинь в меня море, жабры отдай воде, великий боже, останови пожар.
я засыпаю. я закрываю глаза. я сплю. сердце. его равномерный стук.
море повсюду, и море зовёт меня. от призывов этих, Господи, не убежать,

как ни пытайся.

© Кысь

это была в доску своя весна, ливень шатался ночью по сонму улиц.
и как всегда - столица была тесна, люди глотали кофе, обиды, пули.
всё было предсказуемо, как "Тhe end", вдвое попсовее возле-вокзальной встречи;
там, где составы мчатся на Неверленд, я на перроне нервно сутулю плечи.

кто-то сидит на сумках и пьёт макшейк, кто-то рассыпал целый пакет ирисок,
девочка улыбается до ушей, пальцем скользя по экрану - листая список
новых входящих. мальчик кричит: "смотри! мама, смотри, здесь бесконечный поезд! "
Стрелка ползет, как гусеница, на три. знаю, вокзал не помнит своих героев,

светловолосый парень рисует их, в мятый блокнот с линованною бумагой.
я же стою, просто смотрю на них, будто ищу в массе народу баги -
вон, например, хлопнула по щеке девушка в сером платье красавца в шляпе,
плачет, уходит, он же бежит за ней, с видом скорее глупым, чем виноватым.

я продолжаю молча глазеть, держу
пару газет, громко шуршат страницы.
все погрузились в вагоны, а я сижу.
поезд отъехал ровно в четыре тридцать,

как и всегда - в неведомый Неверленд.
завтра вернусь. буду здесь в полвторого.
-
мне никогда не продают билет
в город, где мы
любим друг друга.
снова.

©Кукла Саша

Воспоминания жестокие.
Бьют по телу юному,
И боль пронзает,
Высекая её имя на сердце.
Тогда жизнь кажется адом,
Когда её нет рядом.
Порой так надо, так надо.
Свои гнилые души,
Они смывают в душе.
Забыв что было,
Ты сигарету тушишь,
Это тебе так нужно, так нужно.
Когда о ней ты думаешь,
То душа тогда выходит наружу.
Кружась в белоснежном платье безразличия,
И это её отличие.
А ты сидишь и переписку читаешь,
И каждый миг о ней мечтаешь.
И вот в пачке уже сигарет не хватает.
А снег падает на окно и тает.
Когда ты смоешь в душе,
Свои гнилые души.
Ну вот, теперь и ты нарушил.

(с) Саша Халеева.

/ банальная история /

у таких обязательно мамочка педагог, а папулечка точно врач,
от любого недуга спасти чтобы смог, от любых неудач.
они милой дочурке конечно плетут то косичку, то колосок…
невдомек им блаженным, что доченька монстр.
конечно же им невдомек.

она смирно решает задачки, бежит на курсы ин.яза,
и приходит со школы к обеду, не опоздавши ни разу.
там щебечет на фоне им про подружек, и про соседа Кольку.
только это не важно им.просто ни грамма.ни сколько.

годы щелкают, девочка вдруг замечает,
что папулечка дома не спит. да и мама его не встречает.
ей потом объяснят, что, конечно же, это не в ней причина.
только разве от этого легче? да и кто этот новый мужчина?
в нашем доме, где было всегда так уютно и очень светло…
ах, теперь это новый наш папа… вот уж правда.нам крупно свезло.

она книжки читает, выслушивая многократно,
то приходы мужчин, то уходы их безвозвратно.
то звонки опустившегося на дно папы.
и вдруг стала во многом из этого девочка виновата.

если бы не она, мамуля с папулей бы чаще бывали вместе,
и любовь бы их не пропала, осталось бы все на месте.
а сейчас для папаши, она - лишь насос для денег.
а для мамы - обуза, что тянет ее на берег.

ей так хочется снова прийти к ним, в их общий счастливый дом,
рассказать про подруг, что почти дописала диплом.
что ей можно гордится, что она все смогла сама!
только нет им до этого дела. да и не было никогда.

мама вряд ли узнает, что Колька не просто сосед,
что разбил ее на осколки, в далеких семнадцать лет.
папе не интересно, чем она дышит, как она там живет.
папа пьет очень много.папа кажется скоро умрет.

все что знают родители про выбранный ею путь,
что он точно не верный. доча - монстр. разлитая на пол ртуть.
она травит их души мыслями о былом.
пусть уж будет она виновна на веки во всем.
во всем.

как теперь с этой страшной виной ей жить?
как идти ей куда то? строить семью? не выть
по ночам ? не шагнуть ей как за границу края?

не ответит никто.
да и я не знаю…

(с) Пряша

ммм вчера в истерике орала, што хочу душу продать, только бы всё исправить. чо то нифига не продала походу.

скоро мой полет должен завершиться летальным исходом.

курить -
такое пустое слово,
дырявое даже.
ты проткнутый,
нанизан на сигарету.
стоишь весь укутанный,
вывернутый в себя наружу
или внутрь.
смотря откуда взглянуть.
ты презираешь всё,
что происходит дальше
твоей сетчатки.
ты и её ненавидишь,
в этом мире лучше
рождаться слепым,
говоришь ты
сквозь дым.
все эти рекламные баннеры,
вывески, плакаты,
неоновые подсветки,
журналы-газетки,
полые прохожие,
телевизор и вздорные политики,
грязь под ногами,
в воздухе,
будто и выше неба,
беззвёздного,
фальшивого, городского нёба.
_ты_, дорогая уникальная личность,
уже барахтаешься среди тысяч таких же
в слюне мегаполиса.
поверь, тебя переварят
и запихнут в вазочку
к миллиардам таких же,
потерянных душ,
так и не просиявших звёзд,
самых честных журналистов,
откровенных писателей,
неудавшихся путешественников,
безвозвратно влюбленных
и отвергнутых.
всех,
рядом с пьяницами,
философами первого класса,
льстящими наркоманами,
ради последней, смертельной дозы,
роковыми женщинами,
так и не встретившими
свою любовь среди тысяч постелей.

ад испек эту землю до корок
и проглотил.
а мы ходим по раскаленному тротуару
и носим в себе тротил.
если рванет,
прикрой ладонями рот
и уходи.

Рада Антре

я так скучаю. гораздо больше, чем это прилично,
гораздо больше, чем нужно.
так не скучают по личной
жизни
так не скучают по мужу
так отвергнутые телочки
где-нибудь в ашхабаде
в прыщавые мутные жвачно-тупые тринадцать
могут скучать по приятелю
трахаться
с кем-то
курить взахлеб, напиваться,
изводить себя на какую-то внутреннюю суету,
давить прыщи
худеть истерично до обмороков в супермаркете,
но я-то взрослая
тридцатилетняя дура каких еще поищи,
если я не хочу закончить на паперти,
а все же планирую
хоть какую-то социальную адаптивность
нужно перестать немедленно
разводить истерику
и хотя бы симулировать, что мне дивно,
насыщенно, прекрасно и интересно,
перестать рыдать
и хоть на пару часов бы заняться домом…
вместо этого я как какая-то гребаная принцесса
сплю которые сутки,
и монохромные
сны - -все, что мне достается от этой реальности даром.

кто-то же наградил меня этим вот нутряным пожаром,
в котором все изъяны слишком уже видны,
кто-то же придумал, что мне будет больно
именно так, а никак иначе.

тебя нет
ничего нет
я плачу, плачу и плачу

ни самоудовлетворение, ни детский смех,
ни флешмоб где-нибудь на арбате -
ничего не занимает меня по настоящему,
ничего не катит…

я тринадцатилетняя дура из вазастана,
я скучаю по какому-нибудь коле-васе-и-мите.

обними меня срочно и я тогда перестану.
кто-нибудь, пожалуйста, обнимите.

(с) Марта Яковлева