с хрустом

всем станет холодно до колготок под кожей, когда исчезнет мода на дорогую анимацию окружающей пошлости, когда наступит облом нашей гордости, когда в тренде обоснуются поступки из серии подлости.

И когда Амур наполнится соками трав и крови, ничтожные точки превратятся, наконец, в червяков, как будто избавившись от пресловутых оков, они продолжат свой путь опять же бесцельный, но как им кажется путь беспредельный

Санта улетит на красном зонте сподвижников юношеской революции

пока все будут наслаждаться продолжением дорогой проституции

вены, наполнившись пузырьками твоих канареек, превратятся в огнемётные тругольники, когда улетят последние дамские угодники.

В той комнате, где блуждала чёрная страсть

Где на стенах покоились волки, зевнув и открыв пасть

Где сидели кашельки набитые долгим развратом

Где каждая минут казалось прекрасным адом

Я увидел её, пылающую синем огнём у чёрного шеста

Наверно её мать не показала ей в церкви иисуса и креста

И она как змея обвитая рыночным порванным шёлком

Танцевала, сверкая глазами, пожирая всех волком.

Там были ещё чёртова дюжина девушек без веры в любовь

Но лишь она довела до животного бешенства мою кровь

Своими слабыми движениями горящего таза

Она донесла меня до смерти- это была последнняя фаза.

И как носок валялся на аккордах

Так она ходила по моим картинам

В своих чёрно-лаковых батфордах.

Поддаваясь своим крепким винам

Она приходила чтобы сказать
Что она всё жива, что она существует

И что мне не стоит мечтать

Что она не придёт, что она не взбунтует.

В комнатах с тёмно-алым обжигающим светом

Мы познакомились точно прошлым летом.

У нас было пару красно-бардовых ночей

Пока я не узнал что она нюхает клей.

Ещё алкоголь, трава и прочая ерунда

Сидели в её теле, и пожирали снаружи.

И я решил не видеть её больше никогда

Я смылся с наших комнат алого цвета

Но она нашла меня, съела все мои груши

И сказала что она не угасающая камета

А будет светить в глаза мои вечно

Чтобы не забыл как обошёлся с ней беспечно.

Меня тошнило от её тела в безупречно чистой пошлости

Я хотел отвертеться от неё

И вернуться к своей прежней с разными девушками беззаботности

Но она возвращалась как в бесконечном кино

Пока случайно не ударила меня моим новым творением

Стеклянным прозрачным стулом

Я был доведён её кипением

До смерти, и остался в ней только тонущим гулом.

"Ах, где вы люди? "
Шептал он робко мне в ночи

и я хотела отвечать

но он меня просил "молчи".

И я молчала,

не буду я скрывать, когда не слышал, я кричала

хотела чтобы он узнал

что люди есть, они повсюду

но он в то время крепко спал

обняв сиреневую кошку Люду.

Какая была боль мне на него глядеть

мне даже запрещалось петь

вот до того сходил бывало он с ума.

Кормила его в чёрном старая кума.

Ведь он не ел мою еду

так чуял он везде беду.

Хотя все ночи спали вместе мы

он всё равно боялся какой-то пустоты.

и так боялся, что уходил со страхом в забытиё

не принимая неделями лекарство, горькое питьё.

винил разбросанный по полу
и ты добивающая вишнёвую колу

холодные джинсы на моих ногах

его сердце теперь в твоих руках

но как всегда оно тебе абсолютно не нужно

ты говоришь, что здесь очень душно

потом подходишь ко мне и смотришь в глаза

не отказался бы от углекислого газа
ты протягиваешь руку и просишь сердце моё

я говорю оно не твоё

и хотя мыслленно уже тебе его отдал

но не признаюсь, за эту снижу себе балл

ты хмуришь своё вздёрнутый нос
и начинаешь невзначай показ притягивающих поз

как будто внедряешь запретное количество доз

я делаю вид что не ведусь

и за книгу берусь

ты садишься и хмурится зло продолжаешь

я уже вижу как обо мне мечтаешь

наконец кто-то словил тебя на чары свои

и слава богу это были чары мои

теперь ты моя игрушка для боя

хотя для меня ты скорее повод для волчьего воя

я не собираюсь тебя избивать

думаю что буду лишь слишком сильно обнимать

наконец я откидываю книгу и подплетаюсь к тебе

ты не отвечаешь вглядом мне

тогда я поднимаю тебя к себе за бёдра
и наполняются чувствами наших сердец вёдра

У тебя были на странность сладкие зубы
Хотя не помню какие были твои губы

Я помню тёмно-синее освещение ламп

И ту женщину за столиком милую вамп

Твои чёрные колготки и чёрные шузы

Не было лучше тебя кажется музы

Твои короткие всегда чёрные платья

И кофты почти до запястья

Я помню твою чисто-бледную грудь
И чёрные волосы, что просто жуть

Помню какие-то горькие чёрные духи

И на твоих руках татуировки жуки.
Хотя я не помню запах твоих сигарет

Может ты не курила?

Но это бред
Ты ведь даже кого-то убила
Но должен быть у тебя хоть какой-то завет?

Я увидел тебя, когда

Ты пила тёмные вина из светлых пакетов

Я не понял тогда

Сколько нарушу высших заветов.

Мы стояли в ночном магазине

Тогда ещё был я монах

Зимой на летней резине

Увидев тебя мой корабль потерпел крах.

Ты прям у прилавка не купив пила это чёртово тёмное вино

И это было как для подростка взрослое кино.

Я стоял и отрёкся от своего Бога

Когда ты докуривала сигарету лёгкого Вока.

Я подошёл к тебе и сказал, что овладею тобой

Ты очень громко посмеялась надо мной.

Ты смотрела на меня сверху вниз

Как на мышку смотрит гордый лис.

Тогда я снял

Прям в магазине!

Одежду свою и тебя взял

И на летней резине

Увёз тебя из города прочь

В ту тёмнокрасную тайную ночь

Была зима и мы пили твой крепкий чай.

У тебя краснели сухие бледные губы

И за окном слышался дикий лай

Это было кафе, где было много людей

И от тебя не было душевных вестей

Ты сидела с отсутствующем взглядом

И для меня это было больше чем адом

Я щипал тебя, дёргал и бунтовал

Я правда всего себя тебе отдавал

Но ты продолжала смотреть в красную стену

Тогда я отпил уже кофе сладкую пену

И бросив тебя на плечо

пошёл в туалет

где ты слишком громко кричала "ещё"

где я овладевал тобою так, как никогда за много наших прожитых лет

Я любил твой тёмнокрасный свитер
что скрывать

но к вечеру я мог думать только о том

как буду скоро его снимать.

и не то чтобы я был помешан на Этом

но твоя грудь в любимых веснушках

была моим в рай билетом

и ты наконец не думала о подружках

когда целовал я тебя в веснушки, глаза и колени

я видел как улетают твои олени

ты слава богу начинала забываться

переставала бояться

и тобою овладевал тот внутренний страстный бес

ты брала меня когда я сам к тебе не лез

и я чувствовал на себе твой вес

и Боже если бы ты знала куда заставляла улетать оленей моих

ты бы удивилась чего может добиться любовь голых двоих

Она спросила какой ей взять лак?

Я сказал она Дональд Дак.

Так закончился мой первый брак.

Он был моряк её течений

Она боялась его приведений

И каждую ночь, когда он засыпал

Она жила, пока он не кричал

Ночью она ела красные плоды

И не услышала как он просил воды

Так он умер ночью в кровати

Потому что все женщины…

Её пианино и волосы длинные

Её глаза и губы чуть винные

Его папироса и шрам на груди

У них нет иного пути

Чем сидеть в баре и слушать винил

И вспоминать как он её бил