Поняла внезапно сегодня один механизм-закономерность. Может, муж ничего такого и не хотел причинить, но зачем-то он передал мне слова его деда о завтраке, что я приготовила полтора-два часа назад на тот момент: «Он сказал, ЧТО там есть-то вообще». Якобы очень мало, нечего, словно и не готовила, зря поднялась рано, проспав в сумме около 5-6 часов, постоянно просыпаясь и следя за ребёнком с насморком. Меня, конечно, знатно взорвала эта оценка моих усилий, и я разразилась гневной тирадой, не стесняясь в выражениях, но не в лицо деду. Муж пошёл ему говорить мои извинения, что так мало приготовила, дед же в ответ ничего не понял, сказав: «Да не мало, я такого не говорил».
В голове что-то щёлкнуло. Я внимательно посмотрела на мужа, и меня осенило. С утра дед не закрыл свой мочеприёмник и, разумеется, разлил его содержимое у себя в комнате. Лужу заметил уже муж, выдавая ему таблетки на день, и учинил деду разгром, ведь надо тут же вымывать полы, иначе вонища и грязь разойдётся по всей квартире. (Раньше в дедову комнату из-за запахов тем более страшно было зайти, а что творилось в туалете, я лучше умолчу). Дед успел натворить что-то ещё, поэтому громогласный мужнин разбор я услышала ещё раз за утро, и после этого он пошёл доносить мне дедовы слова, как понял он их сам, о завтраке. Ситуация – как испорченный телефон и проекция. Когда завёлся, скорее всего, хочется, чтобы вокруг тебя тоже брызгали возмущением, гневом и злостью, даже если выплеснул их ранее и внешне спокоен. Это про не до конца прожитые эмоции. Я же, получается, была размотана на гнев зазря – просто потому, что мужу, наверное, хотелось услышать дедово линчевание ещё раз, только уже кем-то другим. Мы же тут все внутри повязаны между собой, цепная реакция и пошла.
Главный вывод – не слушать в подобные моменты не только деда, если есть намёк на критику, но и мужа, тк он зачастую деда понимает по-своему из болевых точек
Нигде и никогда, ни в одном городе мира, ты уж мне поверь, это правда, звёзды не светят так ярко и пленительно, как в городе детства.
Х/ф «Карнавал», 1981 г.
Реж.: Татьяна Лиознова
Ранее я часто проводил летнее время под деревом. В буквальном смысле. Приходил, садился и опускал руки на землю, стараясь изгнать из головы всякую мысль, что само по себе задача не из лёгких. Если удавалось, то через какое-то время я замечал, что всё вокруг словно погружалось в тишину – пропадало пение птиц, шелест листьев и прочее. Разумеется, не на самом деле, это лишь промежуточный этап, переходная ступень. Зато отчётливо слышно биение сердца, будто эхом отдающего по грудной клетке. Оно стучит сильнее, чем в моменты самого жуткого волнения. Потом наступает то, ради чего всё затевалось – сознание начинает обретать пограничное состояние, знакомое, полагаю, многим. Так выглядят те несколько секунд до сна, когда внешний мир ещё слышен и слабо ощущается. Только в этой ситуации все звуки становятся намного громче: пение птицы иной раз «бьёт» по слуху, ветер больше напоминает бурю, а шелест травы и листвы подобен грохоту.
Самым удивительным (а в первый раз и пугающим) для меня стало отсутствие ощущения собственного тела. Я не чувствовал ни рук, ни ног, даже головы не чувствовал, но зато ясно ощущал всё, что происходило вокруг. Казалось, невозможно было пошевелить и пальцем, но оно и не было нужным. Все беспокойства, беспорядки в голове и тревоги будто сметало невидимой рукой, оставляя лишь ясность.
Я приходил к дереву практически всегда с бессонницей, головными болями и прочими прелестями этого мира, но уходил полным сил и идей.
