secrets

я устала завидовать этим улицам.

вот прохожие мимо идут, целуются,

он высокий, худой и немного щурится

от затопленной нежностью пустоты.

—

обнимает её, зарываясь в волосы,

что-то на ухо шепчет чуть хриплым голосом.

я стою и считаю на "зебре" полосы.

он смеется. почти как ты.

как, по-вашему, должен чувствовать себя человек,

от которого каждый раз уходят именно в тот момент,

когда им только начинаешь доверять?

как, по-вашему, забыть тех, кто был частью вашего дня?

как, по-вашему, жить с мыслью, что надо начинать всё заново?

привет, меня зовут расстояние.

и я заберу у тебя всех.

мне будет все равно на твое состояние.

а тебе, на мой пронзительный смех.

мой рост — 200 километров,

но это только для тебя.

плюс/минус несколько метров проспектов.

я знаю, ты не выдержишь, даже любя.

—передайте ему, что на чистых листах

каждый раз я рисую наш подвиг в стихах,

что все так же боюсь турникетов в метро

и скандалю, когда со мной что-то не то.

—

что пустые квартиры пугают теплом,

и что мы каждый раз говорим не о том.

и что каждое слово-полнейший провал,

что я помню, как он у меня ночевал,

что чужие запястья похожи на лед.

что мне снится, как падает наш самолет

и что я улыбаюсь от этого сна.

и что я больше года уже не одна.

—

передайте, что память не выжечь огнем.

и что это последние строчки

о нем.

ты не видишь, как всё внутри у меня болит:

за красивой обложкой - скомканная изнанка.

я не лучше других - банальная самозванка,

псевдоциник, безумный сказочник и пиит.

—

ты не знаешь, как я, захлебываясь слюной,

заставляю себя молчать обо всех обидах,

как легко уместилась бешеная коррида

между ребрами в центре клетке моей грудной.

—

меня нужно холить, лелеять и выручать,

и под белы рученьки вытащить из обстрела -

я смогла не сломаться. я выдержала. успела.

постарайся меня

безболезненно

приручать.

вот они - зная друг друга примерно два года -

расстаются на долгое время, если не навсегда,

за окном стоит солнечная погода,

у них обоих абсолютнейшая свобода:

у него в кармане приказ о сокращении штата,

у нее - пргласительный в Майами Эд Скул;

он едет на встречу, вспоминает все их немногие даты,

и размышляет о том, что те, кого мы любили когда-то,

по прошествии времени навевают сладостную тоску.

—

он, как всегда опоздав, с улыбкою извинится,

достанет сигаретную пачку, и осечётся -

увидев табличку с просьбою не курить;

схватит меню, на пару минут найдется:

будет смешно мусолить несчастные три страницы,

громко сам себя спросит: «что будем пить?».

нескладно пошутит, что, мол, не следует волноваться:

всегда же можно вернуться;

словом, сделает все, чтоб не признаться -

он, который вообще не в силах заткнуться, -

как ему с ней приятно не-говорить.

—

у них с полчаса, но время здесь не при чем:

с ней - либо болтать обо всем на свете,

либо молчать ни о чем;

она из разряда тех, с кем он - кусок оголенной меди,

его пробирает, когда она просто поводит плечом.

— слушай, как это странно.

завтра между нами окажутся города -

да что города! - целые страны!

пока они вместе, он себя ощущает богаче чем Крёз,

и это чувство даётся ему без труда,

как только она уедет, всё, чем он будет владеть всерьёз -

исключительным правом на "более никогда".

—

впрочем, едва они деликатно поговорят, немного скованно помолчат –

у них не так чтобы много тем, которые стоило б обновить –

как он вдруг понимает: ведь есть и жж, и аська, и скайп, и чат -

так что смешно прощаться всерьез – только было б о чем говорить;

только все эти средства боль превращают в дешёвку, они мельчат,

но не в силах ни боль до конца отменить,

ни тот факт, что воспоминания,

которые больше всего горчат, слаще всего хранить.

—

короче, они потратят время на пустяки,

поулыбаются, понарасскажут друг другу планов;

он ей, конечно, не скажет о самом главном,

он не поставит точку в конце строки,

как не поставил точку для их романа,

надеясь, дескать, что это добавит лоску,

когда их однажды где-то ещё раз пересечёт.

пора прощаться. она поправляет прическу,

он допивает свой мокко;

и вот тут ему действительно становится одиноко –

ещё до того, как приносят счёт.

—

они выйдут на улицу - она с сумкой, он с пустотой;

поцелуют друг друга как старые добрые, разойдутся на шаг:

она смеётся, он любуется напоследок ее красотой, -

а в глазах вдруг чернеет, как будто вороны

целой стаей над ним кружат;

когда они расходятся в разные стороны,

он оборачивается ей вслед и пару секунд чего-то ждет,

словно чему-то должно произойти:

словно не здесь разойдутся у них пути,

словно она сейчас никуда не уйдет.

—

ничего, конечно же, не произойдет.

светит солнце, в парке громко смеются дети.

.

жизнь идёт.

и даже если я пожалею об этих словах,

ведь я никому их не говорила,

но они пульсируют в мышцах, жилах, висках

так сильно, что кровь застыла.

и мой внутренний голос рвется наружу,

крича под тысячу децибел.

ты так хотел этого, слушай:

я тебя л.

на мои сомнения, он говорит, что он не такой.

а у меня и вправду доверять кому-то больше нет причин.

и вывод тут, знаете ли, очень простой:

я не знаю, можно ли снова верить словам мужчин.

ты смеешься. не знаешь, во что теперь верить,

когда все, что спасало, вдруг обернулось в ложь.

ты стоишь, опустевшая, и стучишься в закрытые двери,

а потом вдруг расплачешься и перед ним упадешь.

—

это мальчик из ряда особенно дальновидных:

он любой расклад запросто в свой переводит счет.

он сначала приручит таких же, как ты, наивных,

наиграется вдоволь и, опомниться не успеешь, уйдет.

я устала жить в этом ритме- не обвал, так дожди с небес.

он садится и говорит мне- солнце, это ли не пиздец?

—

хорошо бы с тобой тут вечно, ну как минимум- до утра,

только ты же опять по встречной, мне - под ребрами свист, дыра.

—

и никто ничего не просит, можно врать, только нечем крыть.

«пожалей себя, успокойся.будет так, как должно бы быть.

—

вот сейчас тебе двести чая, пара слов, и потёк твой лёд.

мы сейчас тебя откачаем, я уеду и все пройдет.»

—

ладно-ладно, я понимаю.. «но вообще-то ты молодец!»

он уходит, а я, немая, понимаю – пиздец.

пиздец.

а мы встретились через год, или два, может пять, я не помню точно.

как-то я всё в учёбе, совсем позабыла о нём.

мне казалось когда-то, что будет он снится мне еженочно.

мне казалось, умру, если буду с ним не вдвоём.

—

и тогда я спрошу в те минуты, когда он, казалось, рядом:

"ты там как? выпиваешь? любимую-то отыскал?"

он ответит "бывает, но знай, алкоголь мне уж кажется адом.

а любимую я нашёл, хоть тебя я порой вспоминал."

—

и тогда я спрошу: угоститься не хочешь чаем?

без, конечно, единой надежды заново всё начать.

мне хотелось ответить, что я совсем не скучаю.

но, Господи, почему же ему не умею врать?

а пока что, спокойной ночи,

уже утро рдеет вдали.

я люблю тебя, правда, очень.

чего бы там тебе про нас не плели.

он регулярно смотрит её страницу, читает стихи.

порывается написать, но выходит лишь от руки

на маленьких стикерах одна или две строки.

он мнёт их и прячет в стол.

у него всё отлично. женился. красотка жена

любит его. печёт пироги, укрывает во время сна.

но на него опускается жуткая, дичайшая тишина,

когда эта девочка в нём болит.

он думает – хорошо, наверно, что всё вот так.

что она далеко, у неё там море и прочая красота.

но когда он читает её стихи, то сердце в такт

выбивает глухую чечётку.

и когда эта девочка снова в нём заболит

он становится немощен, как инвалид.

изнутри уже даже не жжёт, а горит.

она в нём – как в горле камень.

и он закрывает лицо руками, опираясь на край стола –

если бы,

если бы,

если бы,

ты тогда не ушла.

когда ты придешь, конечно, я буду ждать.

откроется сердце, и примет тебя любого.

я все беспокоюсь: что мне тебе сказать?

какое из тысячи слов мне придумать слово?

когда ты придешь, я с прошлым закрою счет,

и память сведет на нет все былые лица.

я все представляю: ты стоишь у ворот,

не в силах, сдержав волненье, пошевелиться.

когда ты придешь, свет уличных фонарей

осветит порог, засыпанный белой вьюгой.

я все размышляю: в какую из всех дверей

ты не постучишь, а смело войдешь без стука.

я знаю: своих встречают лишь те, кто ждут.

и я не устану ждать тебя снова и снова.

когда ты придешь, конечно, я буду тут,

откроется сердце, и примет тебя любого.

мне не особенно нравились мальчишки,

которым нравилась я.

у них дурной вкус.