Сердце моё навсегда останется звёздочкой на твоём фюзеляже

Счастливые леди
Не думают матом,
Закутавшись в пледе,
Бессильно измятом;
Не лечатся виски;
Не спят с телефоном;
Не тянуться к риску;
Не курят с балкона;
Не дышат устало
Чужим никотином;
Не спят с кем попало;
Не пьют аспирина;
Не льют мимо чашки,
Чтоб выпить таблеток;
Не ходят в рубашке
В измятую клетку;
Не рвут фотографий;
Не ищут патрона;
Не плачут ночами
До хрипа и стона;
Не пишут «ответь мне»;
Не верят, как дети;
Счастливые леди –
Их нет в Интернете…

На самом деле мне нравилась только ты,
мой идеал и мое мерило.
Во всех моих женщинах были твои черты,
и это с ними меня мирило.
Пока ты там, покорна своим страстям,
летаешь между Орсе и Прадо, -
я, можно сказать, собрал тебя по частям.
Звучит ужасно, но это правда.
Одна курноса, другая с родинкой на спине,
третья умеет все принимать как данность.
Одна не чает души в себе, другая – во мне
(вместе больше не попадалось).
Одна, как ты, со лба отдувает прядь,
другая вечно ключи теряет,
а что я ни разу не мог в одно все это собрать -
так Бог ошибок не повторяет.
И даже твоя душа, до которой ты
допустила меня раза три через все препоны, -
осталась тут, воплотившись во все живые цветы
и все неисправные телефоны.
А ты боялась, что я тут буду скучать,
подачки сам себе предлагая.
А ливни, а цены, а эти шахиды, а роспечать?
Бог с тобой, ты со мной, моя дорогая

Её глаза на звёзды непохожи
В них бьётся мотыльком живой огонь
Ещё один обычный вечер прожит
А с ней он каждый раз другой.

Её упрёки - вестники прохлады
Как скошенная в августе трава
И пусть в её словах ни капли правды
Она божественно права.

Где-то ангелы кричат: "Прости - прощай "
Плавится душа как свеча
Разлилась по сердцу печаль
Я навеки твой, ты - ничья.

Её сиянье затмевает солнце
И замерзает кровь в её тени
Такое счастье дорого даётся
Венец, откуда ни взгляни.

Любой валет в её большой колоде
Падёт, как жертва ревности слепой
Она одна и от меня уходит
Давно проторенной тропой.

ах, пощечина жарче жести.

от пощечин плавится жесть.

ну, ударь меня, в каждом жесте кастаньет повторяя жест.

ну, ударь меня - каждым пальцем в пять багровых полос у рта…

это ты называешь танцем? эту ты называешь та?

ну, ударь, разбивая губы в кровь.

о, кровь андалузских жил…

помню, как эти пальцы любят,

так, как бьют… из последних сил.

И только нам, только раз,
Дадут начать все с начала,
И небо будет за нас.
Разве мало? (с)

пустота - лишь ничто иное, как попытка сойти на нет.
если что-то случись с тобой, разве кто-то примчится? - нет.
и ты травишься днем и ночью, вынимая куски души,
ставя в каждом абзаце прочерк.
и от той немой глуши
сводит каждый сустав и ломит,
и саднит каждый старый шрам..

но ведь есть еще что-то кроме
бесконечности этих драм.

у тебя в голове есть козырь -
(подсознанье - прямой эфир).
никогда не бывает поздно,
разыскать в себе новый мир. (с)

Она ходила по крышам домов и машин
Она забывала всех тех, кто портил ей жизнь
Она была кошкой и грацией и душой
А Город под ней был уютный и небольшой

Она ненавидела всех кобелей и сук
Она обожала птиц за свободу рук
Она не умела летать, но любила высь
Она хохотала над тем, кто шипел ей: «Брысь!»

Она признавала лишь воду и молоко
Всегда обходила то место, где глубоко
Смотрела своими зелеными сказки снов
И знала: Слова бесполезны - важно без слов

Она улыбалась, мурлыча простой мотив
Была импозантна лишь с теми, кто был учтив
А Город под ней был уютный и дорогой
Ведь Город ее понимал как никто другой

В пыльной Москве старый дом в два витражных окошка
Он был построен в какой-то там –надцатый век.
Рядом жила ослепительно-черная Кошка
Кошка, которую очень любил Человек.

Нет, не друзья. Кошка просто его замечала –.
Чуточку щурилась, будто смотрела на свет
Сердце стучало… Ах, как ее сердце мурчало!
Если, при встрече, он тихо шептал ей: «Привет»

Нет, не друзья. Кошка просто ему позволяла
Гладить себя. На колени садилась сама.
В парке однажды она с Человеком гуляла
Он вдруг упал. Ну а Кошка сошла вдруг с ума.

Выла соседка, сирена… Неслась неотложка.
Что же такое творилось у всех в голове?
Кошка молчала. Она не была его кошкой.
Просто так вышло, что… то был ее Человек.

Кошка ждала. Не спала, не пила и не ела.
Кротко ждала, когда в окнах появится свет.
Просто сидела. И даже слегка поседела.
Он ведь вернется, и тихо шепнет ей: «Привет»

В пыльной Москве старый дом в два витражных окошка
Минус семь жизней. И минус еще один век.
Он улыбнулся: «Ты правда ждала меня, Кошка?»
«Кошки не ждут…Глупый, глупый ты мой Человек»

независимость хуже смерти:
под ударами все равны.
и крошится мозг
отрешенно
нервы
любовью к тебе
полны.
и я плавлю время
и есть не могу абсолютно
и стремлюсь как фанатик
к тебе как
бездомный пес к уюту.
и невдомек
что никто никогда
не может быть предан:
из двух влюбленных
всегда есть ведомый
всегда кто-то
следом.

не просить, не делать голос острей,
не стремиться стать ее кокаином,
не бояться, не плакать, не думать "с ней",
не просить еще раз, еще. наивно
полагая, что это спасет потом,
что зачтется, что выдержу, как железка,
что из зеркала девочка с темным ртом
на меня не посмотрит, что вены резко
не заскачут, запястья в тире дробя,
что любовь без ревности допустима,
что не будет: нервного "жду тебя",
сигарет на кухне, травы в гостиной,
спирта в тех, что четыре строки назад
бороздили пространство безумным пульсом.
не просить, не лить серебро в глаза,
не просить, не просить, не просить проснуться,
когда страшно спать. не тревожить лоб,
не ловить в дыхании предисловье,
не просить, не делать голос иглой,
не просить остаться. и слой за слоем
все накладывать "не", будто бинт, дрожа
над собой как попыткой напялить панцирь;
не просить, не капать голос с ножа,
не просить, не просить еще. не бояться.

Мне нужен лук деревянный и стрелы.
Я б защищала тебя, как умела.

Пара сандалий на тонких подошвах,
Тертые джинсы и пояс из кожи.

Мне нужен голос. Тихий и точный -
Пела б тебе колыбельные ночью.

Нервные пальцы ладоней тревожных -
Плечи сжимать и ласкать осторожно.

Мне нужен голод. Дразнящий и мягкий -
Атлас и бархат, иголки, булавки…

Книг соответствия, рифм наважденья,
Крик соответствия, стон совпаденья.

Мне нужен город. Спокойный, старинный,
Чтоб трубочисты здоровались с сыном;

Темные крыши, усталые лодки,
Гордость за вас в напряженной походке.

Мне нужен дом, фортепьяно и ноты,
И дверь, чтоб за дверью оставить работу.

Заваривать чай и шептаться вполголос,
Ворот рубашки, халатика пояс.

Мне нужен лук деревянный и стрелы,
Цепкие мысли и сильное тело.

Женское? Мальчиковое? Никакое?

Мне очень многое нужно с тобою.

во всех этих лицах ищу твое.

непонятная тоска по тебе. хроническая.

И она делается незыблемой, как штатив,
И сосредоточенной, как удав,
Когда приезжает, ее никак не предупредив,
Уезжает, ее ни разу не повидав.

Она чувствует, что она в городе - встроен чип.
Смотрит в рот телефону – ну, кто из нас смельчак.
И все дни до ее отъезда она молчит.
И все дни до ее отъезда они молчат.

Она думает – вдруг их где-то пересечет.
Примеряет улыбку, реплику и наряд.
И она тоже, не отдавая себе отчет.
А из поезда пишет: «В купе все лампочки не горят».
И она отвечает:
«Чёрт».

Слушай, нет, со мной тебе делать нечего.
От меня ни добра, ни толку, ни просто ужина –
Я всегда несдержанна, заторможенна и простужена.
Я всегда поступаю скучно и опрометчиво.
Не хочу ни лести давно, ни жалости,
Ни мужчин с вином, ни подруг с проблемами.
Я воздам тебе и романами, и поэмами,
Только не губи себя – уходи, пожалуйста.

…и они встречаются через год, в январе, пятнадцатого числа.
и одна стала злее и обросла,
а другая одета женой магната или посла.
и одна вроде весела,
а другая сама не своя от страха,
словно та в кармане черную метку ей принесла.

и одна убирает солонки-вазочки со стола,
и в ее глазах, от которых другая плавилась и плыла,
в них, в которых была все патока да смола,
- в них теперь нехорошая сталь и мгла.
и она, как была, нагла. как была, смугла.
" как же ты ушла от меня тогда.
как же ты смогла".

и другая глядит на нее, и через секунду как мел бела.
и она еще меньше, еще фарфоровей, чем была.
и в ее глазах, от которых одежда делается мала,
и запотевают стекла и зеркала -
в них теперь зола.
" ты не знаешь, не знаешь, как я тебя звала,
шевелила губами, ржавыми от бухла,
месяц не улыбалась,
четыре месяца не спала.
мы сожгли друг друга дотла,
почему ты зла?
разве я тебя предала?
я тебя спасла".

у них слишком те же губы, ладони, волосы,
слишком памятные тела,
те, что распороли, разъяли, вырвали из тепла,
рассадили на адовы вертела.
и одна сломалась,
другая была смела
каждая вернулась домой в тот вечер
и кожу,
кожу
с себя сняла.

у одной вместо взгляда два автоматных дула,
она заказывает два рома,
закусывает удила.
- ну, чего ты молчишь.

рассказывай, как дела.