et si tu n'existais pas

— О чем это он? - спрашивает он. - У нас были проблемы. Капитолию не понравился наш трюк с ягодами, - выкладываю я. - Что? Что ты имеешь в виду? - Это посчитали слишком большим своеволием. Хеймитч подсказывал мне, как вести себя, чтобы не было хуже. - Подсказывал? Почему только тебе? - Он знал, что ты умный и сам во всем разберешься. - Я даже не знал, что было нужно в чем-то разбираться. Если Хеймитч подсказывал тебе сейчас… значит, на арене тоже. Вы с ним сговорились. - Нет, что ты. Я же не могла общаться с Хеймитчем на арене, - лепечу я. - Ты знала, чего он от тебя ждет, верно? - Я молча кусаю губы. - Да? - Пит бросает мою руку, и я делаю шаг, словно потеряв равновесие. - Все было только ради Игр. Все, что ты делала. - Не все, - говорю я, крепко сжимая в руке букетик цветов. - Не все? А сколько? Нет, неважно. Вопрос в том: останется ли что-то, когда мы вернемся домой? - Я не знаю. Я совсем запуталась, и чем ближе мы подъезжаем, тем хуже, - говорю я. Пит ждет, что я скажу что-то еще, ждет объяснений, а у меня их нет. - Ну, когда разберешься, дай знать. - Его голос пронизан болью. Мой слух восстановился лучше некуда: несмотря на шум локомотива, я ясно слышу каждый шаг Пита, идущего назад к поезду.

Возвращаюсь в вагон и я, но Пит уже скрылся в своем купе. На следующее утро мы тоже не встречаемся. Он выходит, только когда поезд подъезжает к Дистрикту-12, и холодно кивает в знак приветствия. Мне хочется сказать ему, что это нечестно. Что нельзя требовать от меня невозможного. Мы ведь совсем разные. На арене я поступала так, как было нужно, чтобы выжить, выжить нам обоим. И я не могу ничего объяснить про Гейла, потому что сама еще не понимаю. Зачем вообще со мной связываться: я никогда не выйду замуж, и Пит все равно возненавидит меня, не сейчас, так потом. Не имеет значения, какие чувства я испытываю, я не могу себе позволить завести семью и детей. И сможет ли он? После всего, через что мы прошли? Еще мне хочется сказать, как сильно мне не хватает его уже сейчас. Но это было бы нечестно с моей стороны. Так мы стоим и молча смотрим, как на нас надвигается маленькая закопченная станция. На платформе столько камер, что яблоку упасть негде. Наше возвращение станет еще одним шоу. Краем глаза я замечаю, что Пит протягивает мне руку. Я неуверенно поворачиваюсь к нему. - Еще разок? Для публики? Его голос не злой, он бесцветный, а это еще хуже. Я уже теряю своего мальчика с хлебом. Я беру его руку, и мы идем к выходу, навстречу камерам. Я очень крепко держу Пита и боюсь того момента, когда мне придется его отпустить.

Сьюзен Коллинз - "Голодные Игры"

Джош : Она такая удивительная актриса. Ты смотришь ей в глаза и ты подобен: "Ты Китнисс, а я Пит". И мы оба верим в это.

Happy Birthday, dear Nastya :)

Сегодня 19 апреля, а значит у кого - то день рождение. А день рождения у одного прекрасного блоггера на имя Настя. Я уверенна, что в этот день тебе уже сказал много приятных слов и я не хочу быть исключением. Настенька, я поздравляю тебя с днем рождения. И желаю тебе всего самого наилучшего. Здоровья, счастья, любви, успехов. Также, я хочу, чтобы все твои мечты сбывались. Ведь если у нас нету мечты - у нас нету жизни. Оставайся всегда таким позитивным человеком, настоящим лучиком солнца. Я точно знаю, что у тебя много друзей, и я надеюсь на то, что они будут верны тебе. А вообще, как можно предать такого замечательного человека, как ты, Настя? Я хочу, чтобы этот день рождения стал одним из лучших в твоей жизни. И оно так и будет. И кстати, пусть удача всегда будет на твоей стороне. Еще раз с днем рождения, дорогая Настя.

— Итак, Китнисс, Капитолий, должно быть, немало отличается от Дистрикта-12. Что тебя больше всего здесь поразило? - спрашивает Цезарь. Что… что он говорит? Слова звучат в ушах, но не имеют для меня никакого смысла. Я отчаянно ищу глазами Цинну, наши взгляды смыкаются, и я представляю себе, что вопрос произносят его губы: «Что тебя больше всего здесь поразило?» Поразило, поразило… надо назвать что-нибудь приятное. Что? «Будь честной, - приказываю я себе. - Говори правду». - Тушеное филе барашка, - выдавливаю я. Цезарь смеется, и я смутно слышу, что кое-кто в толпе тоже. - С черносливом? - уточняет Цезарь. Я киваю. - О, я сам уплетаю его за обе щеки. - Он вворачивается боком к зрителям, прикладывает руку к животу и с тревогой спрашивает: - Не заметно? - В ответ раздаются ободряющие возгласы и аплодисменты. В этом весь Цезарь: всегда найдет способ тебя поддержать. - Да, Китнисс, - говорит он доверительным тоном, - когда я увидел тебя на церемонии открытия, у меня буквально остановилось сердце. А что ты подумала, увидев свой костюм? Цинна поднимает бровь: честно! - Вы имеете в виду, после того как я перестала бояться, что сгорю заживо? Взрыв хохота, неподдельного, со стороны зри-лей. - Да, именно, - подтверждает Цезарь. Кому-кому, а Цинне стоило об этом сказать. - Подумала, что Цинна замечательный, и это - самый потрясающий костюм из всех, какие я видела. Я просто поверить не могла, что он на мне. И не могу поверить, что сейчас на мне это платье.- Я расправляю юбку. - Вы только посмотрите! Пока зрители ахают и стонут, Цинна едва заметно показывает пальцем: покружись! Я делаю один оборот, вызывая еще более бурную реакцию публики. - О, сделай так еще! - восклицает Цезарь. Я поднимаю руки вверх и быстро вращаюсь, снова и снова, чтобы юбка развевалась, и меня охватывали языки пламени. Народ безумствует. Остановившись, я хватаюсь за руку Цезаря. - Не прекращай! - просит он. - Придется. У меня все плывет перед глазами! - хихикаю я; наверное, первый раз в жизни я веду себя так легкомысленно, опьянев от страха и кружения. Цезарь обнимает меня рукой: - Не бойся, я тебя держу. Не позволю тебе последовать по стопам твоего ментора.

Толпа дружно гикает и улюлюкает, когда камеры выхватывают Хеймитча, прославившегося своим нырком головой вниз со сцены во время Жатвы. Хеймитч добродушно отмахивается от операторов и показывает на меня. - Все в полном порядке. Со мной она в безопасности, - уверяет Цезарь зрителей. - А что насчет твоего балла за тренировки? Одиннадцать! Не намекнешь, как тебе удалось получить столько? Чем ты отличилась? Я бросаю взгляд на балкон с распорядителями Игр и прикусываю губу. - А-а… все, что я могу сказать… думаю, такое случилось впервые. Все камеры наставлены на распорядителей, которые, давясь от смеха, кивают в знак согласия. - Ты нас мучаешь! - говорит Цезарь так, будто ему и впрямь больно. - Подробности! Подробности! Я поворачиваюсь к балкону. - Мне ведь лучше не рассказывать об этом? Мужчина, упавший в чашу с пуншем, кричит: «Нет!» - Спасибо, - говорю я. - Мне жаль, но ничего не поделаешь. Мой рот на замке. - В таком случае давай вернемся к Жатве, к тому моменту, когда назвали имя твоей сестры, - предлагает Цезарь; его голос стал тише и серьезнее, - и ты объявила себя добровольцем. Ты не могла бы рассказать нам о ней? Нет. Ни за что. Только не вам. Но… может быть, Цинне. Мне кажется", я даже вижу сострадание на его лице. - Ее зовут Прим, ей всего двенадцать. И я люблю ее больше всех на свете. Над Круглой площадью повисла тишина. - Что она сказала тебе после Жатвы? - спрашивает Цезарь. Правду. Правду. Я проглатываю комок в горле. - Она просила меня очень-очень постараться и победить. Зрители, замерев, ловят каждое мое слово. - И что ты ответила ей? - мягко направляет меня Цезарь. Вместо нежности мною овладевает ледяная твердость. Мускулы напряжены, словно готовятся к схватке. Когда я открываю рот, мой голос звучит на октаву ниже: - Я поклялась, что постараюсь. - Не сомневаюсь, - говорит Цезарь, сжимая мне плечи. Звенит звонок. - Жаль, но наше время закончилось. Удачи тебе, Китнисс Эвердин, трибут из Дистрикта-12. После того как я занимаю свое место, аплодисменты еще долго не смолкают. Я снова смотрю на Цинну, ожидая его одобрения. Он потихоньку показывает мне два больших пальца.

Сьюзен Коллинз - "Голодные Игры"

Josh Hutcherson with his dog

Я знаю, что все поклонницы Джоша Хатчерсона уже сто раз постили это фото. И я, как одна из самых главных фанаток Джоша, не могу уйти из этих рядов. Фотографии просто прекрасные. Да, вы просто не видели мое выражение лица, когда я увидела эти фото. Это же настолько мило, что много слов для описания просто невозможно найти. Джош, как всегда, потрясающий. И его песик тоже от него не отстает. Какой хозяин - такое и животное.

Пока Атала читает перечень секций, мой взгляд невольно перебегает от одного трибута к другому. Первый раз мы стоим рядом друг с другом, в простой одежде. Я падаю духом. Почти все юноши и добрая половина девушек выше и крупнее меня, хотя многие, очевидно, жили впроголодь: кожа тонкая, кости торчат, глаза впалые. Пожалуй, у меня даже есть фора. Несмотря на худобу, я стройная и сильная. Видно, сказалась семейная предприимчивость: я сама добывала себе пропитание в лесу, и это закалило меня. Думаю, мое здоровье крепче, чем у большинства трибутов. Другое дело - добровольцы, приехавшие из богатых дистриктов, те, кого всю жизнь готовили к Играм, и у кого никогда не было недостатка в еде. Обычно это участники из дистриктов 1, 2 и 4. Формально тренировать трибутов до их прибытия в Капитолий запрещено, однако на деле это правило нарушается из года в год. У нас в Дистрикте-12 таких трибутов называют профессиональными или профи. Можно ставить десять против одного, что победителем окажется кто-то из них. При виде таких соперников все надежды, что наше вчерашнее феерическое появление перед публикой дало нам какие-то преимущества, растаяли как дым. Другие трибуты завидовали нам, но не потому, что мы такие молодцы, а лишь потому, что у нас такие потрясающие стилисты. Сегодня профи смотрят на нас с презрением. Они источают высокомерие и животную силу. Самый мелкий из них тяжелее меня фунтов на пятьдесят, а самый крупный - на все сто. Едва Атала заканчивает объяснения, профи прямиком направляются в секции с самым опасным и внушительным оружием, где демонстрируют, как легко и просто умеют с ним обращаться. «Хорошо, что я быстро бегаю», - думаю я и вздрагиваю, когда кто-то толкает меня локтем. Это Пит, он рядом, как наказывал Хеймитч, и лицо у него озабоченное.

Сьюзен Коллинз - "Голодные Игры"

Даже здесь, в глуши, он старается говорить тихо: - Вы славно поработали. Когда приедем, продолжайте в том же духе, пока не уберут камеры. Все будет в порядке. Я смотрю ему вслед, избегая взгляда Пита. - О чем это он? - спрашивает он. - У нас были проблемы. Капитолию не понравился наш трюк с ягодами, - выкладываю я. - Что? Что ты имеешь в виду? - Это посчитали слишком большим своеволием. Хеймитч подсказывал мне, как вести себя, чтобы не было хуже. - Подсказывал? Почему только тебе? - Он знал, что ты умный и сам во всем разберешься. - Я даже не знал, что было нужно в чем-то разбираться. Если Хеймитч подсказывал тебе сейчас… значит, на арене тоже. Вы с ним сговорились. - Нет, что ты. Я же не могла общаться с Хеймитчем на арене, - лепечу я. - Ты знала, чего он от тебя ждет, верно? - Я молча кусаю губы. - Да? - Пит бросает мою руку, и я делаю шаг, словно потеряв равновесие. - Все было только ради Игр. Все, что ты делала. - Не все, - говорю я, крепко сжимая в руке букетик цветов. - Не все? А сколько? Нет, неважно. Вопрос в том: останется ли что-то, когда мы вернемся домой? - Я не знаю. Я совсем запуталась, и чем ближе мы подъезжаем, тем хуже, - говорю я. Пит ждет, что я скажу что-то еще, ждет объяснений, а у меня их нет. - Ну, когда разберешься, дай знать. - Его голос пронизан болью. Мой слух восстановился лучше некуда: несмотря на шум локомотива, я ясно слышу каждый шаг Пита, идущего назад к поезду.

Возвращаюсь в вагон и я, но Пит уже скрылся в своем купе. На следующее утро мы тоже не встречаемся. Он выходит, только когда поезд подъезжает к Дистрикту-12, и холодно кивает в знак приветствия. Мне хочется сказать ему, что это нечестно. Что нельзя требовать от меня невозможного. Мы ведь совсем разные. На арене я поступала так, как было нужно, чтобы выжить, выжить нам обоим. И я не могу ничего объяснить про Гейла, потому что сама еще не понимаю. Зачем вообще со мной связываться: я никогда не выйду замуж, и Пит все равно возненавидит меня, не сейчас, так потом. Не имеет значения, какие чувства я испытываю, я не могу себе позволить завести семью и детей. И сможет ли он? После всего, через что мы прошли? Еще мне хочется сказать, как сильно мне не хватает его уже сейчас. Но это было бы нечестно с моей стороны. Так мы стоим и молча смотрим, как на нас надвигается маленькая закопченная станция. На платформе столько камер, что яблоку упасть негде. Наше возвращение станет еще одним шоу. Краем глаза я замечаю, что Пит протягивает мне руку. Я неуверенно поворачиваюсь к нему. - Еще разок? Для публики? Его голос не злой, он бесцветный, а это еще хуже. Я уже теряю своего мальчика с хлебом. Я беру его руку, и мы идем к выходу, навстречу камерам. Я очень крепко держу Пита и боюсь того момента, когда мне придется его отпустить.

Сьюзен Коллинз - "Голодные Игры"

Каждый раз, когда я вижу одуванчик :

Я : Мама, посмотри. Это - одуванчик, который подарил Китнисс надежду.

Мама : Ой, нет. Опять начинается.

Я : Она думала, что все кончено. Но, она увидела своего мальчика с хлебом, потом посмотрела вниз - и увидела свою надежду.

Мама начинает медленно уходить.

Я: Начинаю шептать одуванчику: come morning light, you and I'll be safe and sound.

Интервьювер : Сколько у тебя братьев и сестер?

Дженнифер : Хм. У меня три. У меня два брата. Я посчитала себя за брата. Что - то подобное, у меня три брата, считая меня.

— Китнисс, я помню про хлеб. Хлеб. Единственное, что связывало нас до Голодных игр. — Тебе показали запись, где я рассказываю об этом? — Нет. А есть такая запись? Странно, что капитолийцы ее не использовали. — Мы сняли ее в тот день, когда тебя спасли, — поясняю я. Боль сжимает мне ребра точно тиски. Зря я все-таки танцевала. — Что ты помнишь? — Тебя, — тихо произносит Пит. — Как ты копалась в наших мусорных баках под дождем. Как я нарочно подпалил хлеб. Мама меня ударила и сказала, чтоб я вынес хлеб свинье, но вместо этого я отдал его тебе. — Да. Все так и было, — говорю я. — На следующий день, после школы, я хотела поблагодарить тебя. Но не знала как. — После уроков на школьном дворе я пытался поймать твой взгляд. Но ты отвернулась. А потом… кажется, сорвала одуванчик. Я киваю. Пит помнит. Я никогда никому об этом не рассказывала. — Должно быть, я очень тебя любил. — Да, — мой голос срывается, и я притворяюсь, будто кашляю. — А ты любила меня? Я опускаю глаза в кафельный пол. — Весь Панем так говорит. Все это знают, потому Сноу и пытал тебя. Чтобы доставить боль мне. — Это не ответ, — произносит он. — Когда я смотрю записи, не знаю, что и думать. Тогда, на первых Играх, все выглядело так, будто ты хотела прикончить меня с помощью ос-убийц. — Я хотела убить вас всех. Вы загнали меня на дерево. — Потом эти поцелуи… С твоей стороны они смотрятся не очень-то искренними. Тебе нравилось целоваться со мной? 80 — Иногда, — признаюсь я. — Ты знаешь, что за нами сейчас наблюдают? — Знаю. А с Гейлом? Во мне опять закипает злость. Терапия терапией, но я не собираюсь обсуждать это перед посторонними. — Тоже неплохо, — резко бросаю я. — И нас это устраивало? Что ты целуешься с обоими? — Нет. Вас это не устраивало. Только я у вас и не спрашивалась. Пит испускает презрительный смешок. — Ты, я смотрю, порядочная стерва! Хеймитч не останавливает меня, когда я выскакиваю из палаты. Бегу по коридору. По лабиринту отсеков. Забиваюсь в угол прачечной за теплую трубу. Проходит немало времени, прежде чем я понимаю, что именно меня так задело, а когда понимаю, стыжусь признаться. Еще недавно я принимала как должное, что Пит меня обожает. Теперь с этим покончено. Наконец он видит меня такой, какая я есть. Грубая. Недоверчивая. Эгоистичная. Смертельно опасная. И я ненавижу его за это.

Сьюзен Коллинз - "Сойка - пересмешница"

Catching Fire. New director

Несколько дней назад, когда я узнала, что Гэри Росс не будет режиссером именно такая реакция была у меня. Почему? Почему Гэри не будет режиссером? Потому что у него слишком плотный график. Только первый фильм "Голодные игры" заставил меня понять, что я бы безумно хотела того, чтобы Гэри снимал и последующие фильмы. Не тут то было. А я ведь так надеялась. Кстати, режиссерами второй части могут стать Дэвид Кроненберг, Алехандро Гонсалес или Альфонсо Куарон.

The Hunger Games. Minimalistic posters

Уже все мои следящие знают, что я безумно люблю минималистические постеры. Они настолько прекрасные, чтобы большую часть из них могли бы стать постерами к фильму. Кстати, эти постеры, которые расположенны выше - тоже не исключение. Для каждого героя очень точно подобрано описание. Одним словом описан весь характер, окружение, интересы. Да, это просто шикарно. И много слов для описания не надо.

Авраам взял Исаака за руку и повёл его на одинокую гору.

В это время его дочь пряталась и смотрела, она не смела дышать.

Она стояла неподвижно, словно ангел, который помешал жертвоприношению,

Дочь Авраама подняла голос.

Несколько секунд экран остается черным. Затем в его центре вспыхивает маленькая искорка. Она становится все ярче и ярче, постепенно увеличивается в размере, поглощая окружающую черноту, пока наконец весь экран не взрывается пламенем, настолько мощным и реальным, что я как будто чувствую исходящий от него жар. На фоне огня возникает моя брошь с сойкой-пересмешницей, переливающаяся красным золотом, и тут же раздается низкий, звучный голос, который преследует меня в кошмарах. — Огненная Китнисс Эвердин, — вещает Клавдай Темплсмит, официальный комментатор Голодных игр. — Она все еще пылает. Внезапно вместо броши на экране появляюсь я сама на фоне настоящего огня и дыма в Восьмом дистрикте. — Я хочу сказать восставшим, что я жива. Что я здесь, в Восьмом дистрикте, где Капитолий только что разбомбил госпиталь, полный безоружных мужчин, женщин и детей. Все они погибли. На экране рушащийся госпиталь, отчаяние очевидцев, в то время как мой голос за кадром продолжает: — Люди! Если вы хотя бы на мгновение поверили, что Капитолий будет относиться к нам по-человечески, если вы надеетесь на прекращение войны, вы обманываете самих себя. Потому что вы знаете, кто они, вы видите их дела. Камера снова возвращается ко мне, когда я развожу руками, показывая на разрушения вокруг. — Вот как они поступают! Они должны за это заплатить! Далее следует фантастическая нарезка фрагментов битвы. Первые бомбы, мы бежим, нас сбивает взрывной волной, крупный план моего ранения (ого, сколько кровищи!), карабканье на крышу, пулеметные гнезда… Наконец несколько самых впечатляющих выстрелов повстанцев, Гейла и моих. Больше всего моих. Падающие планолеты. Резкая смена кадра. Я иду прямо на камеру. — Президент Сноу предупреждает нас? Я тоже хочу его предупредить. Вы можете убивать нас, бомбить, сжигать наши дистрикты, но посмотрите на это! Камера показывает охваченные огнем планолеты на крыше склада. Герб Капитолия на крыле тает, превращаясь в мое лицо. — Огонь разгорается! — кричу я президенту. — Сгорим мы — вы сгорите вместе с нами! Языки пламени снова заполняют собой весь экран. Поверх них появляются толстые черные буквы, из которых слагается фраза: Cгорим мы - вы сгорите вместе с нами! Слова воспламеняются, изображение на экране выгорает до полной черноты.

Сьюзен Коллинз - "Сойка - пересмешница"

Garrett Hedlund as Finnick

Не знаю почему, но на данный момент Гаррет для меня - единственный претендент на роль Финника. Но настолько он похож на того Финника, которого я представляла во время чтения книги. У Гаррета есть все для роли Финника - внешность, харизма. Он просто замечательно воплотит Финника на большом экране. Поэтому, я безумно надеюсь, что именно он будет играть Финника.