ну, бывает

Друзья познаются не в беде. Друзья познаются везде.

Пока ученые ищут признаки разумной
жизни на других планетах, мы начинаем
терять ее признаки на своей.

все эти "зая/солнышко", хоть убей,
тянет смеяться, блевать или плакать.
я - лишь лохматый смешной воробей,
я - надоевшая чья-то собака.

я - дилетантка в среде отношений
и не умею за то, что "вдвоём",
галстуком, шарфом ли, виснуть на шее,
после - в корзину с вчерашним бельём.

вам бы тех милостей сладких и липких,
словно под солнцем в кармане ириски.
мне бы дорогу, гитару, улыбку,
мне бы людей по возможности близких.

мне б синий поезд, что в ночь до одессы,
мне б видеть море в окошках вагона,
мне бы неделю под маркой "без стресса "
и человека, что ждёт на перроне.

боже,
ну дай ты счастья тем, кто странный,
ушёл в стихи, как в монастырь.
кто одинок, а в сердце рана,
зал ожидания, пустырь.
тем, кому руки не согреет
вон тот, красивый (ведь не мой)
с синдромом дориана грея.
так тянет с пения на вой.
ну дай надежду и любовь
тем, кто ночами любит выпить,
а после плачет под битлов;
поэтам, музыкантам, хиппи.
тому, кто всё не спит, а пишет,
читает книги и поёт,
тому, кто вечно что-то ищет,
тому, кого никто не ждёт,
тому, у кого в сердце снег,
тем, кому нечего терять,
тем, кто расколот, как орех,
тем, кого некому обнять.
боже,
ведь есть ещё смертельный грех -
грех нежелания понять.

не горим, не светим. снова эрл грэем
руки и души замёрзшие греем,
уже не спасут литры тёплого чая.
скучаем по future. до боли скучаем.
но это сейчас. а с утра всё по новой:
холодная кухня, мурашки по телу.
- good morning, my darling. опять всё хреново?
- весь мир в понедельник достоин расстрела.
устав от скандалов, ворованной прозы,
фраз, что на сердце гниющей занозой,
устав быть на страже, держать все удары,
всё прошлое, память и прочую тару
тащить на себе, не умея быть слабым, -
пункт номер девять из правил fight club'а.

слушать сердцебиение трасс,
видишь его? он один из нас.
видишь его? человек-рок-н-ролл,
мысли-убийцы, заряженный ствол.
сильный, как все, проповедник свободы,
он человек из бойцовской породы.
все мы такие. смотри же, смелей.
видишь его? так, прошу, пожалей.

ночью добьют нас гудки в мобильных.
боже, прошу,
пожалей
всех
сильных.

город сменяет привычки и моду,
в дождливый октябрь он похож на вокзал.
ты начнёшь улыбаться не только на фото,
отпустишь всех тех, кто тебя и не ждал.
сейчас есть ошибки и сотни вопросов,
жёсткие фразы, что крыть больше нечем.
без музыки мы бы не выжили просто,
слушай, пей чай, а потом будет легче.
сейчас голова - сборник вредных советов,
разных примеров, как делать нельзя.
ты ждёшь перемен, новый год или лето,
ищешь в толпе, кто, быть может, друзья.
но только ведь ищут джинсу в магазине,
пульт под диваном, мобильный, носок.
близких людей не найти на витрине -
появятся сами, когда придёт срок.
простишь все обиды, подколы, подножки,
сейчас ты не хочешь, но это сейчас.
забудешь про всё, заведёшь себе кошку,
они ведь намного честнее всех нас.
за окнами вечер, ты тихо вздохнёшь,
нет ведь того, кто обнял бы покрепче.
боль - лучший признак того, что живёшь,
чувствуешь. помни, потом будет легче.

hey jude. ты остался один. давно?
нас тут много, тех, кто не нужен.
мы привыкли без лишних слов
жить, в наушники спрятав душу.
jude, так громко молчат телефоны,
все разъехались быстро подальше.
на ведь тысячи здесь, миллионы,
кому не с кем "а помнишь, как раньше? "
кому не с кем "давай, выпьем чаю? "
мы в россии, в канаде и польше.
ты привык, что никто не встречает,
но не знаешь, протянешь ли дольше.
всем так хочется, чтобы рядом,
всем так хочется. это привычка:
провожать вновь кого-то взглядом,
как последнюю электричку.
только разве нам много нужно?
миллионы, им жить бы, любя.
жить и верить: есть чувства, дружба.
и молиться. не за себя.

осень пляшет мне твист на нервах,
сердца бешеный ритм сбит.
но мечта не напьётся первой
и средь ночи не позвонит.
мой диагноз, по сути, ясен:
люблю тех, кто убьёт ударом.
ну а кто быть со мной согласен,
тот не нужен совсем. и даром.
нас, таких идиотов, столько…
мы - огромный ходячий сплин.
этот мир ведь хандрою только
бесконечной своей един.
все, наверное, сговорились -
что ни день, то один сюжет.
добровольно мы растворились
в своих твиттерах и жж.
и мобильный уже не пикнет,
что пропущенный вызов есть.
никому не нужны, привыкли,
а цепляться - большая честь.
я - усталый скрипящий робот,
идеальный такой боец,
что идёт даже если холод,
боль и, в общем-то, не жилец.
ну а чувства всегда некстати
вдруг приходят, пугают сон,
что сам бог сидит на кровати
и рыдает мне в унисон.
да будь проклят весь этот вторник,
эта серость и весь наш быт.
поскорей выметай уж, дворник,
то, что держит внутри, болит.
выметай, это нужно крайне.
если выстрел, то точно в такт.
ну а друг если, то не в онлайне,
чтобы рядом и просто так.
друг, чтоб вместе зимою грелись
от горящих своих идей.
тот, кому бы сказать хотелось:
" храни бог тебя от людей".

каждый второй считает себя ненужным,
каждый третий страдает тактильным голодом.
просто так земфиру ночами не слушают
в оковах нелюбимого серого города.
каждый четвёртый страдает бессонницей,
каждый первый скрывает, что в мыслях кроется.
просто так стихи не пишутся и не воются,
просто так люди суками не становятся.
просто так не появится утренняя агрессия.
у кого-то проблемы, звонки, расстояния,
у кого-то зачёты, скандалы, сессия,
невозможность быть вместе и страх расставания.
каждый первый по ком-то безумно скучает,
и о чувствах молчит, ну почти что калека.
аппарат абонента всё не отвечает,
тяжело так безумно болеть человеком.
тяжело. а хотя… ну откуда мне знать?
я пошла ведь в отца, мне всегда так твердили.
молчалива, упряма, на всё наплевать,
таких все обходят за метры, за мили.
и пошли они к чёрту. считающие себя ненужными.
в мире, где каждый третий страдает тактильным голодом,
просто так земфиру ночами не слушают
в оковах нелюбимого серого города.

не показывай боли, когда тебе плохо,
не подай миру голоса, воя и вздоха.
мы привыкли все ждать отовсюду подвоха,
этим самым создав ему в мыслях приют.
критикуй же себя, бери планку повыше,
выше всех своих сил и поехавшей крыши.
по-бальзаковски слишком печальными вышли
дети, что воспитали себя без отцов.

этот мир слишком узок для нас, слишком тесен,
чтоб уснуть, нужно мне штук одиннадцать песен.
этот вечный плейлист так заезжен и пресен,
но в нём главный секрет самых стойких бойцов.

в этой комнате, где всё безбожно безлюдно,
я — лишь ржавый баркас, затонувшее судно.
переростки-подростки, понять нас так трудно,
мы привыкли жить, не ожидая гостей.
мы не верим в себя и в других мы не верим,
так не верят врачу, что сказал о потере.
из беспечных щенят будут дикие звери.
мы не верим в любовь. больше нет новостей.

почему-то некоторые песни намного дороже людей вокруг.
и как бы все ни смеялись, по-волчьи ни скалились,
каждый трек - личный мой апокалипсис
и, наверное, лучший друг.

почему-то мы пишем, backspace'ом стираем, вздыхаем молча,
когда нужно так рассказать всё, что камнем на сердце.
почему-то чай заканчивается обязательно среди ночи,
когда и так невозможно согреться.

почему-то оказалось, что родные стареют неумолимо.
ты когда-то мечтал о свободе, теперь хоть плачь,
ведь они постепенно уходят. ну как, терпимо?
знаешь, время не самый хороший врач.

мы меняем легко всё, что есть, на пятак, не глядя.
слишком взрослые дети остались опять одни.

боже, сохрани нас стихами в чьих-то мятых тетрадях.
боже, нас сохрани.

я просто хочу чаю.
на маленькой кухне, где даже чужие сблизятся,
с разговорами обо всём. так давай же видеться!
этот сиплый февраль снова бьёт прямо в сердце,
мне так нужно согреться. так нужно согреться.

тот, кого все считают до бесчувствия сильным,
однажды может сломаться. у всех на виду.
я просто хочу взять вечером в руки мобильный
и прочитать смс: "если ты не занята, я зайду?"

существует заболевание "амузия" — это утрата способности воспринимать музыку. даже страшно представить себе такую жизнь, я ведь из тех, кто не выносит тишины. многие люди за день устают от звуков и, придя домой, лежат и отдыхают, закрыв в глаза, а мне сразу хочется включить плеер или радио, хоть что-то. это ещё называют эффектом присутствия. человеку подсознательно хочется создать видимость того, что рядом с ним есть кто-то ещё, что вокруг постоянно что-то происходит. наверное, это крайняя степень одиночества, когда ты не можешь находиться в тишине даже во время чтения книги, когда ты постоянно в наушниках, когда тебе уже надоело отвечать на все эти фразы типа: "когда-нибудь ты оглохнешь!" и "у тебя голова от этой музыки не болит?" да головная боль — ничто по сравнению с этим диким ощущением пустоты. именно поэтому для многих из нас поломанные или забытые наушники сродни катастрофе. мы просто прячемся в этих песнях. ведь в них есть жизнь.

расскажи мне о своих бедах.
расскажи, как родные тебя не понимают, как мама достала со своими советами и фразами типа "приберись в комнате" и "помой посуду". какая, к чёрту, посуда, если жизнь - дерьмо, настроения никакого, друзья снова исчезли куда-то, и не любит тебя никто. расскажи. расскажи, как тебя нагружают в школе, как все вокруг бесят, как мир несправедлив, ведь у других есть всё, что они захотят, а у тебя ничего нет. расскажи. пожалуйся на то, что тебя никто не воспринимает всерьёз, хотя ты за свои 15-17 лет уже пережила столько, сколько сорокалетним бабам типа подруг твоей матери и не снилось. расскажи. только представь для начала, что ты и есть такая вот сорокалетняя баба. что ты всю ночь просидела в больнице около кого-то из близких и умоляла бога, чтоб стало хоть немножечко легче, хотя сама в этого бога никогда и не верила. что ты каждый день возвращаешься в пустую квартиру и плачешь, плачешь, как последняя тварь, как самый настоящий слабак, потому что изменить ничего не можешь. рыдаешь и вспоминаешь, как хорошо же было, когда все эти люди были рядом, как же хорошо жилось, когда мама просила что-то сделать по дому, сходить в магазин, бабушку и дедушку навестить, а ты в ответ орала: "мне некогда!" или "оставьте меня в покое, я хочу побыть одна!" ну вот, ты одна. нравится? нравится тебе? помнишь, как вы с родителями на море ездили отдыхать? помнишь, как с дедушкой вечно на рыбалку пойти собирались, да только всё никак не собрались, как с папой на старом кассетном магнитофоне музыку слушали, а мама ругалась и говорила, чтоб вы потише сделали? помнишь? и вот тебе 40, мама или папа в больнице, а бабушки и дедушки уже давно в живых нет. а ты всё это помнишь, помнишь, оно жжёт изнутри, не даёт успокоиться, потому что вот теперь действительно нет ничего, ни хрена не осталось. потому что эти люди были единственными, кому не насрать на тебя, на твою судьбу, именно они, а не все эти друзья, мальчики, из-за которых ты так убиваешься. именно они. и расскажи мне теперь о своих бедах. расскажи.

у нас проблема, хьюстон.
только давай без лжи во спасение,
иначе сразу отбой.
" всё будет хорошо!" — самое хреновое утешение,
гораздо лучше "я не знаю, что будет дальше, но проживу это вместе с тобой".

хьюстон,
хьюстон, у нас проблема.
мы взрослеем, грубеем, с головою уходим в быт.
и это давно доказанная теорема:
ничего нет больнее пропасти между тем, кто ты есть, и кем хочешь быть.

мы взрослеем, хьюстон.
реже чувствуя, реже плача.
чаще оставляем всё на автопилоты.
мне страшно, хьюстон, ты лишь представь, что
лет через двадцать кто-то устроит разбор мной невыполненных полётов.

у нас проблема, хьюстон.
мы уходим в сериалы, книги, запираем двери,
и для этих сюжетов реальность — фон.
но нужно прорваться, несмотря на то, что в тебя не верят,
ведь песня остаётся песней, даже если её записали на диктофон.

хьюстон,
хьюстон, у нас проблема.
в новом мире нет места для сказок и бабочек в животе.
ждать счастья, не ждать, вот в чём дилемма,
но тот, кто однажды увидел солнце, сможет выжить и в темноте.

у нас проблема, хьюстон,
у нас проблема. который год.
у нас проблема: мне дико пусто.
но я верю, хьюстон, что всё пройдёт.