ㅤ

— Ты безобразно себя ведешь.
— Она это заслужила. Гадина.
— Что ты несешь? Мать не может быть гадиной. Каждая мать любит свою дочь. Она не может иначе. Она любит по-своему.

"Моя маленькая принцесса".

— Я больше не хочу позировать! Это глупо!
— Принцесса, моя маленькая принцесса.

"Моя маленькая принцесса".

— Я с детских лет был не таким, как все. Я видел все не так и чувствовал не так. Я черпал грусть мою не там, где все.

"Моя маленькая принцесса".

— Малышка очаровательна. Это очень интересно. Свежо. Но почему так много смерти?
— Смерть — это праздник.
— Смерть — это шлюха.
— Виолетта, прекрати! Не говори глупостей.
— Она прелестна.

"Моя маленькая принцесса".

— Распусти косы. Не прячь волосы, они красивые. Нравится это платье?
— Очень.
— Я ничего не рассказывала, потому что ты была маленькой. Знаешь, я теперь фотографирую женщин. Хочешь попозировать?
— Да.

"Моя маленькая принцесса".

Год спустя взял король себе другую жену. То была красивая женщина, но гордая и надменная, и она терпеть не могла, когда кто-нибудь превосходил ее красотой. Было у нее волшебное зеркало, и когда становилась она перед ним и гляделась в него, то спрашивала:
Зеркало, зеркало на стене,
Кто всех красивей во всей стране?
И зеркало отвечало:
Вы всех, королева, красивей в стране.

Братья Гримм, "Белоснежка".

Моя любовь никому не принесла счастья, потому что я ничем не жертвовал для тех, кого любил: я любил для себя, для собственного удовольствия: я только удовлетворял странную потребность сердца, с жадностью поглощая их чувства, их радости и страданья — и никогда не мог насытиться.

Михаил Лермонтов, "Герой нашего времени".

Такова была моя участь с самого детства. Все читали на моем лице признаки дурных чувств, которых не было; но их предполагали — и они родились. Я был скромен — меня обвиняли в лукавстве: я стал скрытен. Я глубоко чувствовал добро и зло; никто меня не ласкал, все оскорбляли: я стал злопамятен; я был угрюм, — другие дети веселы и болтливы; я чувствовал себя выше их, — меня ставили ниже. Я сделался завистлив. Я был готов любить весь мир, — меня никто не понял: и я выучился ненавидеть. Моя бесцветная молодость протекала в борьбе с собой и светом; лучшие мои чувства, боясь насмешки, я хоронил в глубине сердца: они там и умерли. Я говорил правду — мне не верили: я начал обманывать; узнав хорошо свет и пружины общества, я стал искусен в науке жизни и видел, как другие без искусства счастливы, пользуясь даром теми выгодами, которых я так неутомимо добивался. И тогда в груди моей родилось отчаяние — не то отчаяние, которое лечат дулом пистолета, но холодное, бессильное отчаяние, прикрытое любезностью и добродушной улыбкой. Я сделался нравственным калекой: одна половина души моей не существовала, она высохла, испарилась, умерла, я её отрезал и бросил, — тогда как другая шевелилась и жила к услугам каждого, и этого никто не заметил, потому что никто не знал о существовании погибшей её половины; но вы теперь во мне разбудили воспоминание о ней, и я вам прочел ее эпитафию.

Михаил Лермонтов, "Герой нашего времени".

Я чувствую в себе эту ненасытную жадность, поглощающую все, что встречается на пути; я смотрю на страдания и радости других только в отношении к себе, как на пищу, поддерживающую мои душевные силы. Сам я больше неспособен безумствовать под влиянием страсти; честолюбие у меня подавлено обстоятельствами, но оно проявилось в другом виде, ибо честолюбие есть не что иное как жажда власти, а первое мое удовольствие — подчинять моей воле все, что меня окружает; возбуждать к себе чувство любви, преданности и страха — не есть ли первый признак и величайшее торжество власти? Быть для кого-нибудь причиною страданий и радостей, не имея на то никакого положительного права, — не самая ли это сладкая пища нашей гордости? А что такое счастие? Насыщенная гордость.

Михаил Лермонтов, "Герой нашего времени".

Я счастлив: этот холод так чист, так чиста эта ночь, разве и сам я — не волна ледяного воздуха? Не иметь ни крови, ни лимфы, ни плоти. И течь по этому длинному каналу к бледному пятну вдали. Быть — просто холодом.

Жан-Поль Сартр, "Тошнота".

Я думала, что можно излучать ненависть или смерть. Как я ошиблась! Ну да, я ведь и впрямь верила, что существует «Ненависть», которая нисходит на людей и возвышает их над собой. А на самом деле это я сама — я ненавижу, я люблю. Но ведь каждое я — это всегда одно и то же, некое месиво, и оно тянется, тянется… и все так похожи, что просто диву даешься, зачем это люди придумали имена и какие-то различия.

Жан-Поль Сартр, "Тошнота".

Я мучительно ощущаю, что нам больше нечего сказать друг другу. Еще вчера мне хотелось забросать ее вопросами: где она побывала, что делала, с кем встречалась? Но меня это интересовало лишь постольку, поскольку Анни способна была отдаться этому всей душой. А теперь мне все равно; страны, города, которые Анни повидала, мужчины, которые за ней ухаживали и которых, может статься, она любила, – все это не захватывало ее, в глубине души она оставалась совершенно равнодушной: мимолетные солнечные блики на поверхности темного, холодного моря. Передо мной сидит Анни, мы не виделись четыре года, и нам больше нечего друг другу сказать.

Жан-Поль Сартр, "Тошнота".

Вот что значит быть лучшими друзьями. Вот для чего они нужны. Чтобы помочь не сорваться в пропасть.

Лорен Оливер, "Прежде чем я упаду".

— И сейчас я там, где мне хочется быть, — с моей лучшей подругой. Для меня ты — моя школа. Все наши парни, злые девочки, все контрольные, учителя и наши безумные мамаши… Мы прошли через это вместе, мы росли вместе. Ты моя сестра.

"Сплетница".

— Твоя мама сказала, что ты уезжаешь во Францию.
— У нее слишком длинный язык.
— Я твоя лучшая подруга. Она была в шоке, что я не знаю.
— Теперь ты знаешь.
— Я знаю, как ты себя чувствовала, когда я уехала, ничего тебе не сказав.
— Поэтому ты здесь?
— Останься. Не позволяй себе убежать из-за какого-то скандала, как я убежала, как все в нашем мире.
— Все ужасно. Моя жизнь разрушена.
— Так восстанови ее. Ты же Уолдорф, забыла? Тебе не говорят, кто ты. Ты сама всем говоришь. Останься и борись, я буду бороться вместе с тобой.

"Сплетница".