Персональный блог PROJECT-E — Freude, schöner Götterfunken, Tochter aus Elysium!
Опиаты + Caravan = счастье
Караван - группка крутая. Мало кто о них знает. Смесь Прогрессива с Джазом. Всем советую. Мне вот хорошо, и хотелось бы чтобы вам тоже было.
Утро. Солнце еще только вставало. Первые его лучи мягко касались города, еще не проснувшегося, неминуемо промерзшего за ночь. Этот день был особенно холодным, никогда еще тридцатое ноября не выдавалось таким морозным, в Петербурге, по крайней мере. Озорные лучи, будто братья близнецы, такие одинаковые, и такие разные одновременно, грели все, до чего только могли добраться. Грели из последних сил, зная, что еще несколько недель, и они получат заслуженный отдых.
Несмотря на все старания, солнце не могло пробраться в маленькую комнатку, вечно закрытую от окружающего мира, будто бы чуждую ему. В ней всегда царил какой-то необычайно густой мрак, не то от пыли, что клубилась в воздухе, не то от сигаретного дыма, остававшегося каждый раз с ночи. Тем не менее, в помещении свет был. Теплый, почти ласковый, он освещал комнату, в которой находились двое. Один из них, статный молодой человек лет двадцати-трех, смотрел на себя в зеркало. Он был достаточно красив, чтобы делать это регулярно. Четкая, вышколенная стойка так и говорила окружающим, что перед ними человек из высшего общества, сильные руки, будто крылья, были вытянуты вдоль тела. В нем было что-то голубиное, то, что присуще этим милым созданиям по утрам. Какая-то добрая вальяжность, абсолютная естественность, граничащая с глупостью. Он улыбнулся себе, потом посмотрел на своего друга, и задумался.
Сам друг, являясь владельцем этой комнатушки, спал на почетном месте – в кресле, за столом. Рассыпанная пепельница и гора исписанной бумаги свидетельствовали о том, что ночь была насыщенной. Беглый пепел, недолго думая, пробрался в его темные, слегка вьющиеся волосы, а листок, смятый в острый комок, вонзился в щеку, оставив небольшой отпечаток. Хозяин тоже был молод, его друг считал, что ему лет двадцать-пять, не больше, и все так считали. Он был второкурсником медицинского, и оставалось загадкой, куда пропали эти несколько лет его жизни, что разделяли университет с гимназией. Сам он этого никогда не рассказывал, и вообще, был не слишком разговорчив для молодого человека.
Вдруг, он зашевелился. Тело, со стороны казавшееся хрупким, проявило всю свою силу. Он потянулся, провел руками по волосам и пробормотал:
- Франс… Франс, ты здесь?
- Да, мой друг, здесь – сказал молодой человек, стоящий у зеркала.
- Доброго, дружище, передай огоньку.
- Доброго. Вот, держи, только осторожней – медленно, словно убаюкивая, проговорил Франс.
Молодой человек закурил. Франс легким движением сел на диван, стоящий неподалеку, и быстро проговорил:
- Тебе бы стоило поторопиться, если ты хочешь успеть.
- Плевать, сегодня я никуда не пойду – сказал хозяин. – Сделал глубокую затяжку.
- Неудивительно. Ты никуда не ходишь. Только на свои прогулки. А действительно, что это за прогулки? Мне казалось, что ты ходишь один, но каждый раз, возвращаясь, я чувствую, что ты с кем-то был.
- Она всегда со мной…
- А, ясно. Прости меня. Мне казалось, что ты уже забыл её.
- Мне тоже так казалось, Франс. Тоже так казалось. – Еще затяжка.
- Преследует?
- Хуже. Она внутри меня.
- Вот незадача. – Сказал Франс, слегка улыбнувшись, - Слушай, а может ты сходишь на учебу? На практике незаметно умыкнешь скальпель, а я уж посмотрю, кто там у тебя засел, идет?
- Я бы оценил – Смеясь, произнес хозяин, - Только вот не доверяю я тебе, дружок.
Прошло несколько часов. Попрощавшись с Франсом, он уже дышал промораживающим насквозь, хрустящим воздухом. Все кругом казалось каким-то новым, еще не открытым, и это ощущение не оставляло его. Как бывало и раньше, он огляделся, и зашагал в уже выбранное им место. Через несколько минут его уже не было видно - силуэт скрылся за соседним домом. Франц, все это время глядевший в окно, пожелал ему удачи, - слишком тяжело приходилось его соседу в последнее время.
---
Было около полудня. Шел небольшой снег. Прохожие сновали туда-сюда, под резкий аккомпанемент транспорта. Звучала музыка города. Набережная, обставленная скамейками, была почти безлюдна. Лишь изредка по ней проходили собаки, счастливые, непременно радовавшиеся тому действу, что происходило на улице. Они подбадривали своих хозяев, взятых “за компанию”, и приветствовали друг - друга, в этот холодный ноябрьский денек.
На одной из скамеек сидела одинокая фигура. Это был молодой человек, с виду потрепанный, замерзший. Он курил, закутавшись в свой странного вида тулупчик. Руки, пусть и защищенные перчатками, но бесповоротно обмороженные, тряслись, отбивая такт всему телу. Казалось, что этот человек сейчас находится где-то в другом месте. Этот стеклянный, отсутствующий взгляд выдавал в нем способность абстрагироваться, оставаясь наедине с самим собой. Редкие прохожие глазели на него, удивляясь, откуда такие люди вообще берутся, а собаки просто сочувственно обнюхивали его, - и были правы.
Неожиданно, будто из-под земли, появилась девушка, и села рядом с ним. Заинтересованно посмотрев, она будто бы пропела:
- Извините, у вас не будет сигаретки?
- … тем дольше и длиннее тоска по нему. – Сорвалось с губ молодого человека.
- Что, простите?
- Я вас не заметил, кто вы? Мы знакомы? – Будто с тайной надеждой проговорил он.
- Мне кажется, что нет. Послушайте, я попросила у вас сигарету, у вас не найдется?
- Константин… Моё имя Константин. А здесь ваша сигарета – Сказал он, протягивая пачку.
- Благодарю. – Сказала она, принимая. Достав сигарету, закурила. – Вот, держите, - пропела она. – Вы очень добры.
- Если бы… - Разочарованно сказал Константин, принимая сигареты.
- А что так, день не удался?
- Вроде того…
- Я не представилась, а вы и не спрашиваете имени, разве вам не интересно моё имя – удивилась она.
- Абсолютно. Я вам уже дал одно.
- Неужели, и какое?
- Надежда, конечно же.
- Вы не правы, вы так не правы, меня зовут иначе… - С разочарованием сказала она.
- Это с какой стороны посмотреть…
- Что вы имеете в виду?
- Не важно. Замерзли?
- Не замерзла, послушайте, что вы всем этим хотите сказать?
- Ничего. – Задумчиво произнес Константин. – Только лишь, что ко мне пришла Надежда.
- Дьявол, а я уже подумала, что вы серьезно, - сказала она, смеясь – мне на несколько секунд показалось, что вы сумасшедший. Надо же, ну и денек.
- Да, денек и вправду странный. Послушайте, вы не знаете, возможно - ли попасть на те крыши? – Сказал он, указывая вдаль.
- Наверное… Когда я училась в школе, я часто ходила туда с друзьями, быть может еще можно по ним прогуляться. – Сказала она, прищурившись. – А почему вы спрашиваете?
- Да так, хотел насладиться красотой.
- Вы художник?
- Никак нет.
- Писатель, Музыкант?
- Ни в коем случае.
- Тогда кто же вы? Вряд – ли кто-то, не связанный с творчеством стал бы сидеть на таком морозе только для того, чтобы красотой насладится. И на крышу бы не полез! Что-то здесь не так.
- Вы слишком впечатлительны, вам не кажется? Почему бы мне не бывать тут, если нравится? Зачем причины?
- Вы не работаете? – Спросила она с какой-то холодной предвзятостью.
- Нет, как видите.
- Ясно. Вам просто нечем заняться.
Константин мысленно сравнил Надежду с той, что была всегда с ним. Казалось, что вот же, она стоит рядом, в то время как новая знакомая донимает его бесконечными вопросами, и зачем только он дал эту сигарету. Она определенно ничего, но что может получиться, если сердце перестало биться, что если он уже не сможет дышать, как раньше, что если его Муза забрала его душу с собой? Внезапно откуда-то издалека послышался знакомый голос:
- Я не хотела вас обидеть. Простите меня.
- Что? Обидеть, нет, нет - что вы? Все в порядке. – Небрежно пробормотал он.
- Вы так резко замолчали, мне показалось, что вы спите. Или вы действительно спали?
- Спал? Вы серьезно? – проговорил он будто с нерешительностью, восстанавливая нить разговора в сознании, - Мне кажется, что я не мог уснуть. Не сейчас.
- Вам так кажется? Что ж, вы на правильном пути.
- Благодарю – Сказал он, повторно закуривая.
- Вы слишком много курите… - Сказала она с расстановкой.
- Еще бы, я знаю. Ну а вы говорите… Я не уверен в том, что опаснее на таком морозе, ведь сигарета хоть как-то греет. Это я вам, как доктор говорю.
- Доктор? Это правда? Хотя, не важно… Мне уже пора. Вы правы, слишком холодно. – Сказала она, запинаясь.
- Грустно. А я думал, что вы не признаетесь в том, что замерзли. Вы чересчур правдивы для человека, вы знали?
- Знала. До свидания! – Сказала она, удаляясь с каждым шагом.
- В добрый путь… - Прошептал Константин, вновь погружаясь в себя.
Снег снова поглотил его. Казалось, что он стал частью этого места, его центром. Чуть опустив голову вниз, он уснул. Ему снилась Бездна. Он чувствовал, что падает, но не мог увидеть себя, не мог понять, где он. Ничто обволакивало его, оставаясь обособленным. Чувство пустоты коснулось его, вызвав ощущение, сравнимое только разве что с самой смертью. В ту секунду не было ничего. Ни Надежды, ни набережной, ни даже самого Константина. Не было ничего, что заставило бы его проснуться, но он и не собирался…
---
Было около восьми часов, Франс сидел на своем обыкновенном месте, рядом с зеркалом, рисуя в тетради, подаренной когда-то его другом. Он старательно выводил черты собственного лица на идеально ровной бумаге, и занятие это определенно ему нравилось. Послышались шаги, скрипнула ручка, в комнату вошел Константин. В комнате раздался подавленный голос:
- Я устал, Франс. Слишком устал. По-моему это конец.
- Сегодня? Ты уверен? Не слишком рано, ты ведь не дописал книгу.
- Придется. Я не могу терпеть. Все так пусто.
- Значит, ты решился… И когда? – С наигранным безразличием сказал Франс.
- Сегодня ночью. Нет, вечером. Так будет лучше.
- Нашел то, что искал?
- Да. Это недалеко. – Произнес Константин, садясь в кресло.
- Верится с трудом. Ты столько раз решался. И каждый раз что-то держало. А ведь зря словами бросаться - не стоит – Ехидно заметил Франс, вырисовывая что-то в тетради.
- Ты прав. Такое бывало. Но это другое. Надежда ушла окончательно.– Произнес Он.
- Неужели села рядом? Прохожая? Все как ты говорил? – удивился Франс, отрываясь от рисования.
- Да, все точно так, как я говорил. – Холодно ответил Константин.
- Тогда ничто уже не держит тебя. Может быть, ты и прав. – Согласился Франс, продолжив вырисовывать свое отражение.
- Я прав. – Прозвучало будто бы с того света.
Вспыхнул звук горящей серы, Константин закурил. Откинувшись назад в кресле, он затянулся и закрыл глаза. Слова зазвучали в его ушах, множества слов. Его лицо скривилось в гримасе боли. Он схватился за голову обеими руками. На одной из ладоней виднелся шрам, странной формы, похожий на стигмату, он покрывал собой большую её часть. Его владелец никогда не рассказывал, откуда он, никогда не давал окружающим обращать на него внимания. Константин будто на ощупь начал искать что-то в ящиках, дрожащими, то ли от недавнего холода, то ли от боли руками, и наконец, нащупав небольшую баночку с лекарством, он отсчитал 4 таблетки и разом проглотил их, ничем не запивая. Послышался голос Франса:
- Я бы тебе не советовал их так принимать. Сам знаешь.
- Не важно, опять эта боль.
- Бедный. Я буду скучать по тебе. Столько лет я заменял тебе родителей в доме.
- Они уже давно уехали, оставив меня здесь. Так было правильно, я знаю. И я ничуть не скучаю по ним.
- И по этому тоже я буду скучать. – Заметил Франс.
- Знаю… Мне надо закончить. Подожди немного.
Константин повернулся к столу и достал свой журнал. Темная кожаная обложка заиграла на свету лампы, как всегда освещавшей покои своего хозяина. Он открыл его, заложив ленточку на странице, подходящей для этого короткого письма Ей. Внезапно он увидел что-то блестящее на полке. Он улыбнулся, никогда еще никто не делал ему такого великолепного подарка. Обернувшись, он признательно произнес:
- Никогда не думал, что ты, Франс, так хорошо меня знаешь. Как ты узнал?
- Тут нечего было знать. – Ответил Франс как – будто с презрением.
- Я благодарен тебе. – Сказал Константин, крепко и изящно взяв подарок в руку.
Легким движением он начал вырезать на руке слова. Поначалу, он долго вспоминал, как правильно взяться за эту штуку, как его учили в университете, но потом приноровился. Кровь так и шла из свежих порезов, небольшие капли падали на страницы тетради. Через несколько мгновений, он смотрел на огненно-алые буквы, составляющие фразу, так давно преследовавшую его: “ Сожги мою Тень ”. Он с облегчением отложил скальпель.
Его лицо было полно счастья, не земного, но небесного. Взяв ручку, он сделал запись:
“Ноябрь, 30 Конец
Это конец. Все было обманом. Я был обманом. Мне жаль, что так получилось. Прости меня, Анна. Прости, если сможешь”.
Послышался звук закрывавшихся страниц. Свет погас. Из темноты послышались слова Франса:
- Уходя, не молчи.
- Лишь видение… - ответил он, и его фигура растворилась во мраке.
---
Падение. Тело больше не ощущалось. Взрывное счастье полета, что захватывает тебя целиком, со всеми твоими переживаниями. Страсть, наполняющая сердце перед смертью, и вытесняющая все остальное. Испытывая падение, понимаешь, что смерть стоит того, чтобы жить ради нее. И сейчас она чувствовала то же самое. Она падала, а мрак поглощал её крик целиком и полностью. Казалось, что дна не будет. Его и не было. Внезапно, она проснулась. Осознав, что это был сон, она подошла к окну, чтобы немного подышать. Небо было чистое, совсем темное. Задумавшись о чем-то, она перевела свой взгляд на звезды, светившие сегодня особенно ярко.
В эту же секунду на неё посмотрели знакомые ей глаза, казалось, что их обладатель улыбался…
боюсь писать что-то еще… кажется, что не смогу. или смогу, но не получится. так трудно. я не могу создавать чужие жизни, не имея своей. персонажи, люди, я могу создавать людей из ничего. но они появляются и исчезают. кто-нибудь, расскажите о себе, может это поможет мне.
skype: scintillationoflife
Небольшая, тесно-обставленная комнатка была окутана мраком. Шторы были задернуты, и только одинокий лучик света проникал внутрь, подсвечивая пыль, которая, по словам её владельца, уже давно стала предметом интерьера. Огромный, кажущийся просто гигантским для этого помещения диван стоял на своем месте, ожидая, когда уже кто-нибудь присядет, ему не было важно зачем, расслабится ли, почитать, - все это было вторичным для него, он просто любил человеческое тепло. Стол, стоящий в углу, был бы ярко освещен солнцем, если бы окно не было зашторено. Из всей мебели, стол был самым неприхотливым, и самым верным другом хозяина. Он был местом работы, размышлений, часто за ним ели, иногда спали, и что бы ни случилось, что бы ни происходило, - его никогда, никогда не убирали, и поэтому он очень точно показывал, что творилось в жизни его владельца. Иногда родные, ранее живущие в этом доме, в шутку пересказывали, что же происходило прошлым вечером - по пятнам, клочкам бумаги, царапинам этого деревянного друга. Что стол любил, так это книги, которые лежали на нем горами. Разнообразие было таким, что трудно было предугадать, о чем, на каком языке тебе попадется книга, если попытаешься вытащить любую наугад. Впрочем, жильца все устраивало, и комнатку тоже.
В воздухе висела какая-то странная тишина. Не та, что была привычна обитателям, а другая, тишина, объяснить которую не взялся бы никто из живущих, но к которой умершие уже давно привыкли. Внезапно послышались шаги, скрипнула ручка двери, и в комнату проник некто. Фигура неловкими шагами направилась вперед по комнате, с интересом осматривая листки, чем-то прикрепленные к стене. Она подошла к столу, на котором, среди всего беспорядка, лежала черная тетрадь в кожаном переплете, так и призывающая все внимание к себе. Незваный гость с любопытством взял её, еще секунда, и в комнате загорелась лампа, что целыми ночами дарила свет своему хозяину. Тень замерла, осмотрелась, и села на старый диван, тот, в свою очередь, издал какой-то ласково-довольный скрип, показавшийся ей забавным, и даже милым.
Зашелестели страницы. Оказалось, что журнал был полностью исписан. Мелкий, дрожащий почерк заполнял белизну страниц завитками, выведенными иссиня-черными чернилами. Записи шли не по порядку, иногда прерывались на середине предложения. Некоторые страницы были вырваны, некоторые помяты, казалось, что они были душой их владельца. Душой, порванной на части.
Молодые, светлые глаза забегали по строчкам:
“Апрель, 24 Крик
Я не знаю, что мне делать. Столько всего уже произошло, столько всего произойдет. Мне кажется, что это все – обман, сон, игра. Она играет не по правилам. Что еще за правила? Не глупи, их нет. И никогда не было, ты сам их выдумал. Глупец. Ты потеряешь все, если еще не потерял. Ты проводишь с ней минуты, часы, даже дни, и не получаешь никакого ответа с её стороны. Или его и не должно быть? Ты бьешься головой в стену, понимая, что скорее разобьешь её, чем прорвешься. К чему такие жертвы, ради чего все это. Ради себя, ради неё? Ты жалок. Идея обустроить свой мир вокруг нее была обречена на провал, и ты это знал, и ты понимал, на что идешь. И не сокрушайся теперь, просто живи. Да, я буду жить…”
“Апрель, 20 Надежда
Скоро я встречусь с ней, каких то пара дней, и я снова буду рядом, снова смогу увидеть её, почувствовать. Еще осталась надежда. Я в это верю, рано или поздно я смогу разгадать её, пусть и говорят, что женщина, - это сфинкс без загадки, но я то верю, что она есть. И она должна быть. Иначе все теряет смысл.
Я чувствую некоторую эйфорию, когда нахожусь с ней. Чувствую счастье. Неужели оно именно такое? Если это так, и я буду ощущать подобное и вновь, и вновь, на протяжении всей моей жизни, то это прекрасно. Лишь бы она была рядом, лишь бы осталась со мной.”
“Январь,13 Пустота
Она исчезла. Я так давно её не видел. Вместе с ней я потерял себя. Каким же я был до неё? Я уже и не помню. Был другим, это точно. Стоило ли так резко все менять? Стоило ли мне её вообще встречать? Мне кажется, что если со мной случится что-то, то избежать этого я смогу, лишь только изменив один момент, а именно, я должен буду помешать нашей встрече на той чертовой улице. Но сейчас все в порядке. Я чувствую спокойствие. Моё зелье лечит меня, так или иначе. Мне кажется, что еще около пары недель – и я все забуду. Ведь это так приятно. Это спокойствие, комфорт. Иногда я сожалею, что решился. Но не сейчас. Сейчас мне хорошо. Эй, друг, ну чего ты такой серьезный?”.
“Февраль, 2 Спасибо
Так приятно вокруг. Мне нравится эта теплая зима, несмотря на холод, этот февраль стал теплым для меня. Тучи над городом рассеялись, так что я часто вижу звезды. А ведь я скучал по ним. И еще, она вернулась, мы недавно говорили. Я рассказываю о том, что произошло со мной за это время, она – о том, что с ней. Мне кажется, что она скучала. Я скучал. Теперь я снова чувствую полноту жизни. Это так приятно. Спасибо”.
“Июль, 11 Краски
Яркий день. Мы были на нашем месте. Курили, говорили, я люблю её слушать. Кажется, что её жизнь наполнена самыми разными красками. Не стоит её сравнивать с кем-либо, это бесполезно. Она – другая”.
“Апрель, 25 Боль
Это невыносимо. Я не хочу продолжать. Каждый вздох кажется вечностью, мучительной вечностью от которой никуда не спрятаться, и мир так пуст. Все кажется глупым и одинаковым, так ведь и есть. И так было всегда. Я сам дорисовывал детали. Сейчас, когда у меня больше нет красок, я уже не могу себя обманывать. Чувствую, как какая-то свобода наполняет мою душу. Боль где-то в груди не проходит. Она преследует меня уже который день… Я не могу терпеть. Звуки гитары меня успокаивают, её глубина способна поглотить мою боль. Или нет. Я не знаю. Я ничего не знаю. Чем ярче и дольше счастье, тем дольше и темнее тоска по нему”.
(К следующей записи была приколота фотография девушки.)
“Март, 3 Я счастлив
Я счастлив. Это был замечательный вечер, лучший в моей жизни. До сих пор перед глазами тот канал, и мы, сидящие на набережной. Холод, что пронизывает меня до костей, но я не сдаюсь. Я сижу, в одной рубашке, накрыв тебя теплом своей куртки. Я счастлив. Мне хотелось обнять тебя, и я обнял. Ты постоянно жаловалась на то, что я дрожу. Заставила меня поднять свой зад, и отвести тебя домой. Мы спустились в подземку. Вагон был почти пуст, и ты сделала движение телом, будто призывающее обнять тебя, я не стал медлить. Как жаль, что до нашей станции всего десять минут, но я клянусь, это были самые счастливые десять минут в моей жизни. Так неловко, уже рядом с твоей парадной мы встретили твою мать, она удивилась мне, моему виду. Я представился, как и требовалось, она ответила. Так странно. Вы похожи, но совсем немного, глазами. Попрощались. Я очнулся уже около дома, ноги сами несли меня туда, где меня ждет отдых после столь трудного дня. Я счастлив”.
“Февраль, 20 Памятен
Я не верю, что такое возможно. Думал, что такое бывает только в мечтах. Рисунок всего этого дня навсегда отпечатается на моей душе. Теперь, я чувствую, что она у меня есть. Тот Фотограф. Он наверняка увидел её. Мы стояли на берегу реки. Холод. Лёд еще не сошел, и только в её центре виднелась небольшая дорожка воды, расчищенная трудолюбивыми буксирчиками. Все было так сказочно. Мы даже не планировали идти сюда, хотя место было невероятно красиво. Открывался такой вид… Ты попросила почитать тебе, я согласился. И я читал. Ты внимательно слушала. Внезапно, я заметил неподалеку человека с камерой, он делал снимок, видимо ему понравился образ, который мы создавали. Образ действительно был красив. Признаюсь, у меня жутко замерзли руки, мне пришлось снять перчатки, чтобы листать страницы, но это того стоило, и этот холод грел меня, и греет мое естество до сих пор. Я читал тебе “Памятный Бал” Бунина”.
“Сентябрь, 1 Пустота
Я не чувствую. Не чувствую ничего. Кажется, что мир - мертв. Кажется, что я сам - мертв. Хочется, чтобы я был мертв.”
“Ноябрь, 26 Ничто
Так грустно, мне жаль, что так получилось, я столько раз представлял, как я вот так буду сидеть, думая о чем-то, но сам не понимая о чем. И вот, этот момент наступил. Ничто уже внутри меня. Я чувствую, я слышу его. Оно внутри. Анна всего лишь заставила меня проснутся, она мой проводник. Остальное - совершил я сам. Это было похоже на казнь, палачом был я – сам. И теперь, души не осталось. Не осталось своего “Я”. Того, что освещало дорогу до нашей встречи, того, что погасило свой свет, во имя нашей тайны, нашей неразгаданной загадки. Ты действительно красива. Я начинаю понимать, почему той единственной стала именно ты, и ты останешься ею, пока я не отправлюсь в путь. Анна, я прошу тебя, пусть ты и не прочтешь этого, пусть эти слова навсегда останутся пленниками этой тетради, я прошу, оставайся собой. Ты стала именно такой, какой я хотел тебя видеть. И я признаюсь, это самое приятное ощущение, что я ощущал за последнее время”.
“Ноябрь, 28 Пробуждение
Мне кажется, что я излечился. Моё лекарство снова меня выручило, оно стирает все внутри, дает возможность начать заново. Это удивительно. Я даже могу радоваться, кажется, что все налаживается. Видеть Анну – одно удовольствие, она так естественна, и уже не вызывает никаких чувств. Только теплые воспоминания. Да, может быть с ней связаны самые темные минуты моей жизни, но ведь и самые яркие! Я не был бы таким, какой я сейчас, если бы не она. Я должен буду её поблагодарить”.
“Май,11 Невнимание
Она не замечает меня. Даже когда я рядом, даже когда я с ней разговариваю, как если бы меня не существовало. Чем это вызвано, неужели она все еще любит его? После всего того, что произошло… Бедная. Но я смогу залечить твои раны”.
Снова зашелестели страницы, и вниманию читающего гостя предстала последняя страница, почти пустая, испачканная чем-то, похожим на кровь. Чернила здесь имели какой-то странный вид, будто писавший почти не касался бумаги. Буквы были еле видимыми, но в то же время мертвенно красивыми:
“Ноябрь, 30 Конец
Это конец. Все было обманом. Я был обманом. Мне жаль, что так получилось. Прости меня, Анна. Прости, если сможешь”.
Закончив читать, некто закрыл тетрадь, встал, и положил её на то место, откуда взял. Выключив свет, он направился к выходу. В этот момент тот озорной лучик солнца, что проникал в комнату, осветил лицо гостя. Те темные, длинные волосы, знакомое, необычное лицо – это была девушка с той фотографии. Это была Анна. Её глубокие, холодные глаза были непоколебимы, но в шагах чувствовалось какое-то сомнение. Взявшись за ручку двери, она глубоко вздохнула и обернулась. Тишину нарушил её нежный голос:
- По крайней мере, ты не врал мне…
Комната поглотила эти слова, не ответив.
Дверь закрылась, снова воцарилась тишина, лишь изредка доносились из гостиной подавленные голоса гостей. Сегодня в семье Беляковых были похороны.
решил перезалить текст, и сделать его чуточку добрее, добрее для глаз, естественно. дело пары минут
я повально стал пропускать мягкий знак в инфинитивах. это провал
Небольшая, тесно-обставленная комнатка была окутана мраком. Шторы были задернуты, и только одинокий лучик света проникал внутрь, подсвечивая пыль, которая, по словам её владельца, уже давно стала предметом интерьера. Огромный, кажущийся просто гигантским для этого помещения диван стоял на своем месте, ожидая, когда уже кто-нибудь присядет, ему не было важно зачем, расслабится ли, почитать, - все это было вторичным для него, он просто любил человеческое тепло. Стол, стоящий в углу, был бы ярко освещен солнцем, если бы окно не было зашторено. Из всей мебели, стол был самым неприхотливым, и самым верным другом хозяина. Он был местом работы, размышлений, часто за ним ели, иногда спали, и что бы ни случилось, что бы ни происходило, - его никогда, никогда не убирали, и поэтому он очень точно показывал, что творилось в жизни его владельца. Иногда родные, также живущие в этом доме, в шутку пересказывали, что же происходило прошлым вечером, по пятнам, клочкам бумаги, царапинам на поверхности этого деревянного друга. Что стол любил, так это книги, которые лежали на нем горами. Разнообразие было таким, что трудно было предугадать, о чем, на каком языке тебе попадется книга, если попытаешься вытащить любую наугад. Впрочем, жильца все устраивало, и комнатку тоже.
В воздухе висела какая-то странная тишина. Не та, что была привычна обитателям, а другая, тишина, объяснить которую не взялся бы никто из живущих, но к которой умершие уже давно привыкли. Внезапно послышались шаги, скрипнула ручка двери, и в комнату проник некто. Фигура неловкими шагами направилась вперед по комнате, с интересом осматривая листки, чем-то прикрепленные к стене. Она подошла к столу, на котором, среди всего беспорядка, лежала черная тетрадь в кожаном переплете, так и призывающая все внимание к себе. Незваный гость с любопытством взял её, еще секунда, и в комнате загорелась лампа, что целыми ночами дарила свет своему хозяину. Тень замерла, осмотрелась, и села на старый диван, тот, в свою очередь, издал какой-то ласково-довольный скрип, показавшийся ей забавным, и даже милым.
Зашелестели страницы. Оказалось, что журнал был полностью исписан. Мелкий, дрожащий почерк заполнял белизну страниц завитками, выведенными иссиня-черными чернилами. Некоторые страницы были вырваны, некоторые помяты, казалось, что эти записи были душой их владельца. Душой, порванной на части.
Молодые, светлые глаза забегали по строчкам:
“24/04 Крик
Я не знаю, что мне делать. Столько всего уже произошло, столько всего произойдет. Мне кажется, что это все – обман, сон, игра. Она играет не по правилам. Что еще за правила? Не глупи, их нет. И никогда не было, ты сам их выдумал. Глупец. Ты потеряешь все, если еще не потерял. Ты проводишь с ней минуты, часы, даже дни, и не получаешь никакого ответа с её стороны. Или его и не должно быть? Ты бьешься головой в стену, понимая, что скорее разобьешь её, чем прорвешься. К чему такие жертвы, ради чего все это. Ради себя, ради неё? Ты жалок. Идея обустроить свой мир вокруг нее была обречена на провал, и ты это знал, и ты понимал, на что идешь. И не сокрушайся теперь, просто живи. Да, я буду жить…”
“20/04 Надежда
Скоро я встречусь с ней, каких то пара дней, и я снова буду рядом, снова смогу увидеть её, почувствовать. Еще осталась надежда. Я в это верю, рано или поздно я смогу разгадать её, пусть и говорят, что женщина, - это сфинкс без загадки, но я то верю, что она есть. И она должна быть. Иначе все теряет смысл.
Я чувствую некоторую эйфорию, когда нахожусь с ней. Чувствую счастье. Неужели оно именно такое? Если это так, и я буду ощущать подобное и вновь, и вновь, на протяжении всей моей жизни, то это прекрасно. Лишь бы она была рядом, лишь бы осталась со мной.”
“13/01 Пустота
Она исчезла. Я так давно её не видел. Вместе с ней я потерял себя. Каким же я был до неё? Я уже и не помню. Был другим, это точно. Стоило ли так резко все менять? Стоило ли мне её вообще встречать? Мне кажется, что если со мной случится что-то, то избежать этого я смогу, лишь только изменив один момент, а именно, я должен буду помешать нашей встрече на той чертовой улице. Но сейчас все в порядке. Я чувствую спокойствие. Моё зелье лечит меня, так или иначе. Мне кажется, что еще около пары недель – и я все забуду. Ведь это так приятно. Это спокойствие, комфорт. Иногда я сожалею, что решился. Но не сейчас. Сейчас мне хорошо. Эй, друг, ну чего ты такой серьезный?”.
“02/02 Спасибо
Так приятно вокруг. Мне нравится эта теплая зима, несмотря на холод, этот февраль стал теплым для меня. Тучи над городом рассеялись, так что я часто вижу звезды. А ведь я скучал по ним. И еще, она вернулась, мы недавно говорили. Я рассказываю о том, что произошло со мной за это время, она – о том, что с ней. Мне кажется, что она скучала. Я скучал. Теперь я снова чувствую полноту жизни. Это так приятно. Спасибо”.
“11/07 Краски
Яркий день. Мы были на нашем месте. Курили, говорили, я люблю её слушать. Кажется, что её жизнь наполнена самыми разными красками. Не стоит её сравнивать с кем-либо, это бесполезно. Она – другая”.
“24/04 Боль
Это невыносимо. Я не хочу продолжать. Каждый вздох кажется вечностью, мучительной вечностью от которой никуда не спрятаться, и мир так пуст. Все кажется глупым и одинаковым, так ведь и есть. И так было всегда. Я сам дорисовывал детали. Сейчас, когда у меня больше нет красок, я уже не могу себя обманывать. Чувствую, как какая-то свобода наполняет мою душу. Боль где-то в груди не проходит. Она преследует меня уже который день… Я не могу терпеть. Звуки гитары меня успокаивают, её глубина способна поглотить мою боль. Или нет. Я не знаю. Я ничего не знаю. Чем ярче и дольше счастье, тем дольше и темнее тоска по нему”.
(К следующей записи была приколота фотография девушки.)
“03/03 Я счастлив
Я счастлив. Это был замечательный вечер, лучший в моей жизни. До сих пор перед глазами тот канал, и мы, сидящие на набережной. Холод, что пронизывает меня до костей, но я не сдаюсь. Я сижу, в одной рубашке, накрыв тебя теплом своей куртки. Я счастлив. Мне хотелось обнять тебя, и я обнял. Ты постоянно жаловалась на то, что я дрожу. Заставила меня поднять свой зад, и отвести тебя домой. Мы спустились в подземку. Вагон был почти пуст, и ты сделала движение телом, будто призывающее обнять тебя, я не стал медлить. Как жаль, что до нашей станции всего десять минут, но я клянусь, это были самые счастливые десять минут в моей жизни. Так неловко, уже рядом с твоей парадной мы встретили твою мать, она удивилась мне, моему виду. Я представился, как и требовалось, она ответила. Так странно. Вы похожи, но совсем немного, глазами. Попрощались. Я очнулся уже около дома, ноги сами несли меня туда, где меня ждет отдых после столь трудного дня. Я счастлив”.
“20/02 Памятен
Я не верю, что такое возможно. Думал, что такое бывает только в мечтах. Рисунок всего этого дня навсегда отпечатается на моей душе. Теперь, я чувствую, что она у меня есть. Тот Фотограф. Он наверняка увидел её. Мы стояли на берегу реки. Холод. Лёд еще не сошел, и только в её центре виднелась небольшая дорожка воды, расчищенная трудолюбивыми буксирчиками. Все было так сказочно. Мы даже не планировали идти сюда, хотя место было невероятно красиво. Открывался такой вид… Ты попросила почитать тебе, я согласился. И я читал. Ты внимательно слушала. Внезапно, я заметил неподалеку человека с камерой, он делал снимок, видимо ему понравился образ, который мы создавали. Образ действительно был красив. Признаюсь, у меня жутко замерзли руки, мне пришлось снять перчатки, чтобы листать страницы, но это того стоило, и этот холод грел меня, и греет мое естество до сих пор. Я читал тебе “Памятный Бал” Бунина”.
“01/09 Пустота
Я не чувствую. Не чувствую ничего. Кажется, что мир - мертв. Кажется, что я сам - мертв. Хочется, чтобы я был мертв.”
“26/11 Ничто
Так грустно, мне жаль, что так получилось, я столько раз представлял, как я вот так буду сидеть, думая о чем-то, но сам не понимая о чем. И вот, этот момент наступил. Ничто уже внутри меня. Я чувствую, я слышу его. Оно внутри. Анна всего лишь заставила меня проснутся, она мой проводник. Остальное - совершил я сам. Это было похоже на казнь, палачом был я – сам. И теперь, души не осталось. Не осталось своего “Я”. Того, что освещало дорогу до нашей встречи, того, что погасило свой свет, во имя нашей тайны, нашей неразгаданной загадки. Ты действительно красива. Я начинаю понимать, почему той единственной стала именно ты, и ты останешься ею, пока я не отправлюсь в путь. Анна, я прошу тебя, пусть ты и не прочтешь этого, пусть эти слова навсегда останутся пленниками этой тетради, я прошу, оставайся собой. Ты стала именно такой, какой я хотел тебя видеть. И я признаюсь, это самое приятное ощущение, что я ощущал за последнее время”.
“28/11 Пробуждение
Мне кажется, что я излечился. Моё лекарство снова меня выручило, оно стирает все внутри, дает возможность начать заново. Это удивительно. Я даже могу радоваться, кажется, что все налаживается. Видеть Анну – одно удовольствие, она так естественна, и уже не вызывает никаких чувств. Только теплые воспоминания. Да, может быть с ней связаны самые темные минуты моей жизни, но ведь и самые яркие! Я не был бы таким, какой я сейчас, если бы не она. Я должен буду её поблагодарить”.
“11/05 Невнимание
Она не замечает меня. Даже когда я рядом, даже когда я с ней разговариваю, как если бы меня не существовало. Чем это вызвано, неужели она все еще любит его? После всего того, что произошло… Бедная. Но я смогу залечить твои раны”.
Снова зашелестели страницы, и вниманию читающего гостя предстала последняя страница, почти пустая, испачканная чем-то, похожим на кровь. Чернила здесь имели какой-то странный вид, будто писавший почти не касался бумаги. Буквы были еле видимыми, но в то же время мертвенно красивыми:
“30/11 Конец
Это конец. Все было обманом. Я был обманом. Мне жаль, что так получилось. Прости меня, Анна. Прости, если сможешь”.
Закончив читать, некто закрыл тетрадь, встал, и положил её на то место, откуда взял. Выключив свет, он направился к выходу. В этот момент тот озорной лучик солнца, что проникал в комнату, осветил лицо гостя. Те темные, длинные волосы, знакомое, необычное лицо – это была девушка с той фотографии. Это была Анна. Её глубокие, холодные глаза были непоколебимы, но в шагах чувствовалось какое-то сомнение. Взявшись за ручку двери, она глубоко вздохнула и обернулась. Тишину нарушил её приятный голос:
- По крайней мере, ты не врал мне…
Комната поглотила эти слова, не ответив.
Дверь закрылась, снова воцарилась тишина, лишь изредка доносились из гостиной подавленные голоса гостей. Сегодня в семье Беляковых были похороны.
один человек, мог быть просто родственный душой, но два, - это уже показатель.видимо все это не зря…
Если хоть кто-то меня сейчас читает, ответьте, стоит ли мне писать дальше? Мне кажется это непривычным, но сам процесс затягивает. Теперь вопрос стоит только в том, стоит ли это того? Понимаю, скорее всего это не более, чем высер человека с разбитой душой, но все же… Мне бы не хотелось написать что-то зря. Это было бы большей ошибкой, чем не писать вовсе.
Снег, холод, казалось, что больше уже ничего не случится. Просто не может. Крупицы снега медленно падали, устилая собой дорогу перед глазами прохожего. Он остановился. Вспышка. Медленно закурив, он провел рукой по мягкому воротнику своего пальто. Еще не растаявшие снежинки упали на землю. О чем он думал? Чего желал в тот день?
Продолжив свой путь, он чуть опустил голову, пытаясь избежать резкой пощечины ветра, но не сумел. Резкий и жгучий, будто удар кнутом, порыв заставил его лицо покраснеть, придав ему какой-то детский, естественный вид. Сердечно поблагодарив еще не начавшуюся зиму, незнакомец вдруг понял. Понял Все.
Конечно, ему и раньше приходилось сливаться с природой, ощущать её материнскую ласку вокруг себя, чувствовать сам ритм жизни. Но сейчас, в эту минуту, раскрасневшийся, будто мальчишка, он понял, что это все, все вокруг, - все для него. Это его праздник, ведь он уезжает. Так случилось, что никто не пришел проститься с ним, и что последним его другом, последним собеседником станет эта ранняя, хоть и многими ожидаемая метель. И этот удар, был ничем иным, как нежным прикосновением той, что его всегда любила, той, что породила его.
Казалось, что фонарь, стоявший неподалеку, даже подмигнул нежданному гостю своим теплым рыжим светом. Снег все не переставал идти, заполняя собой пустоту этого мира. Город горел тысячами огней, но это было не важно, ничто уже не казалось таким важным, каким было когда-то. И в эту самую секунду, все кончилось. Он почувствовал это. Что-то резко сдавило его грудь, дышать стало невозможно, но он не пытался. И она смотрела, как умирает тот единственный, что так дорог ей, и она видела, как упало на снег его тело, будто марионетка, брошенная своим хозяином. Она закричала, и город был поражен этим гулом, столько страдания было в нем, столько боли…
Никто из людей уже не помнит этого, только лишь старый фонарь вспоминает, все так же подмигивая своим недолговечным друзьям.
Рекламы против курения заставляют меня курить еще больше, только из-за того, что раздражает их наивность. Черт, может на то и рассчитано? Нас психологически обрабатывают? Надеюсь нет, потому-что иначе этот мир сгнил.
Хаяо Миядзаки
Мультипликатор, 69 лет, Токио
Я не рассказчик. Я человек, который рисует картинки.
Я признаю: рисованная анимация умирает. Мастера рисованной анимации скоро станут не нужны, как когда-то стали не нужны создатели фресок. Но я счастлив, что мне довелось провести в этом умирающем ремесле больше сорока лет.
Я догадываюсь, что компьютер способен на большее, чем человеческая рука. Но мне уже слишком много лет, чтобы заставить себя убедиться в этом.
Иногда мне хочется сказать: откажитесь от анимации — вокруг нас и так слишком много воображаемых вещей.
Современный мир бесплоден, пуст и лжив. Надеюсь, я смогу дожить до того дня, когда все застройщики обанкротятся, Япония обеднеет, и все вокруг покроет высокая дикая трава.
Жизнь — это просто мерцающий в темноте свет.
В битве богов и людей людям никогда не выйти победителями.
Я законченный пессимист. Но если у кого-то из коллег рождается ребенок, все что мне остается — это пожелать ему счастливого будущего. Ведь ни у кого нет права говорить ребенку, что он не должен был рождаться в этом догорающем мире. И мы никак не можем ему помочь — разве что благословить его. Собственно, думая об этом, я и делаю свои фильмы.
Мне кажется, что дети интуитивно понимают это лучше, чем взрослые: мир, в котором они родились, безжалостен, безнадежен и сыр.
Несмотря на пессимизм , я не собираюсь делать фильмы, которые говорят: отчаивайся, беги и прячься. Все, что я хочу сказать — это: не бойся, когда-нибудь все встанет на свои места, и где-то тебя точно поджидает что-то хорошее.
Мы живем в эпоху, когда дешевле и выгоднее купить права на фильм, чем снять его.
Большинство современных фильмов построено на одной идее: вначале нужно изобразить зло, а потом — его уничтожить. Так делают все, но, на мой взгляд, от этой идеи пахнет мертвечиной. Как и от другой популярной идеи — о том, что у истока любого злодейства — в жизни, в политике, где угодно — стоит конкретный человек, которого всегда можно обвинить и которого всегда можно наказать. Это самая безнадежная мысль, которую я когда-либо слышал.
Никогда не упускайте шанса сразиться с продюсерами.
Люди, которые спрашивают вас, не нужен ли вам еще один год для окончания работы над фильмом, — самые большие лжецы на свете. Потому что этот год они не дадут вам никогда. Все, что они хотят — это запугать вас.
Никогда не позволяйте работе делать вас своим рабом.
Тот, у кого недостаточно опыта и наблюдений, вряд ли может называть себя аниматором. Однажды, когда мы разрабатывали сцену с горящим огнем, часть моих сотрудников призналась мне, что они никогда не видели горящих дров. И я сказал им: «Останавливаем работу. Поезжайте и посмотрите». В тот момент я подумал, что, наверное, я очень старый. Потому что я помню то время, когда все японские бани топились при помощи дров. А сегодня ты просто нажимаешь кнопку.
Вдохновение можно найти даже в прогнозе погоды.
Конечно, у нас на студии есть и компьютерный отдел. Но я всегда говорю им: «Старайтесь работать неаккуратно, не стремитесь
к идеальным линиям. Мы ведь здесь создаем тайну, а тайна никогда не бывает идеальной».
Мне не нравится, что многие люди считают, что ностальгия — это привилегия взрослого человека. Дети чувствуют ностальгию точно так же, если не более остро. На мой взгляд, ностальгия — это самая распространенная человеческая эмоция. Ведь жизнь — это непрерывная череда потерь. И дети чувствуют эти потери так же, как и все остальные.
Я полагаю, что детские души наследуют историческую память предыдущих поколений. Потом, когда они начинают взрослеть, доставшаяся им память становится все более и более недосягаемой. Поэтому больше всего на свете я хочу сделать фильм, который способен разбудить в людях эту память. Если я сделаю это, я точно смогу умереть счастливым.
Я живу жизнью обычного человека своих лет: хожу в магазин, покупаю еду, а также захожу иногда в кафе — просто чтобы выпить чашку кофе.
Ненавижу коллекционирование.
Не люблю критиков. Иногда мне даже хочется кого-то из них пнуть. Но я слишком слаб, чтобы пнуть критика.
Я не люблю читать рецензии. Я люблю смотреть на зрителей.
Самая страшная ловушка, в которую может угодить режиссер, — это страх того, что на его фильме зрителю будет скучно.
Хороший детский фильм нужно снимать с расчетом на взрослых.
Главный герой большинства моих фильмов — девочка. Я могу очень долго объяснять, что я хочу этим сказать и как я к этому пришел, но лучше ограничиться кратким ответом: все дело в том, что я очень люблю женщин.
В моих фильмах очень много свиней. Может быть, это просто потому, что свинью легче нарисовать, чем верблюда или жирафа… Но, если говорить правду, мне кажется, что свинья очень похожа на человека — по поведению и внешне.
Обретение свободы — самая большая радость, доступная человеку.
Вся красота мира легко может поместиться в голове одного человека.
К черту логику.
Самые популярные посты