Небольшая, тесно-обставленная комнатка была окутана мраком. Шторы были задернуты, и только одинокий лучик света проникал внутрь, подсвечивая пыль, которая, по словам её владельца, уже давно стала предметом интерьера. Огромный, кажущийся просто гигантским для этого помещения диван стоял на своем месте, ожидая, когда уже кто-нибудь присядет, ему не было важно зачем, расслабится ли, почитать, - все это было вторичным для него, он просто любил человеческое тепло. Стол, стоящий в углу, был бы ярко освещен солнцем, если бы окно не было зашторено. Из всей мебели, стол был самым неприхотливым, и самым верным другом хозяина. Он был местом работы, размышлений, часто за ним ели, иногда спали, и что бы ни случилось, что бы ни происходило, - его никогда, никогда не убирали, и поэтому он очень точно показывал, что творилось в жизни его владельца. Иногда родные, ранее живущие в этом доме, в шутку пересказывали, что же происходило прошлым вечером - по пятнам, клочкам бумаги, царапинам этого деревянного друга. Что стол любил, так это книги, которые лежали на нем горами. Разнообразие было таким, что трудно было предугадать, о чем, на каком языке тебе попадется книга, если попытаешься вытащить любую наугад. Впрочем, жильца все устраивало, и комнатку тоже.
В воздухе висела какая-то странная тишина. Не та, что была привычна обитателям, а другая, тишина, объяснить которую не взялся бы никто из живущих, но к которой умершие уже давно привыкли. Внезапно послышались шаги, скрипнула ручка двери, и в комнату проник некто. Фигура неловкими шагами направилась вперед по комнате, с интересом осматривая листки, чем-то прикрепленные к стене. Она подошла к столу, на котором, среди всего беспорядка, лежала черная тетрадь в кожаном переплете, так и призывающая все внимание к себе. Незваный гость с любопытством взял её, еще секунда, и в комнате загорелась лампа, что целыми ночами дарила свет своему хозяину. Тень замерла, осмотрелась, и села на старый диван, тот, в свою очередь, издал какой-то ласково-довольный скрип, показавшийся ей забавным, и даже милым.
Зашелестели страницы. Оказалось, что журнал был полностью исписан. Мелкий, дрожащий почерк заполнял белизну страниц завитками, выведенными иссиня-черными чернилами. Записи шли не по порядку, иногда прерывались на середине предложения. Некоторые страницы были вырваны, некоторые помяты, казалось, что они были душой их владельца. Душой, порванной на части.
Молодые, светлые глаза забегали по строчкам:
“Апрель, 24 Крик
Я не знаю, что мне делать. Столько всего уже произошло, столько всего произойдет. Мне кажется, что это все – обман, сон, игра. Она играет не по правилам. Что еще за правила? Не глупи, их нет. И никогда не было, ты сам их выдумал. Глупец. Ты потеряешь все, если еще не потерял. Ты проводишь с ней минуты, часы, даже дни, и не получаешь никакого ответа с её стороны. Или его и не должно быть? Ты бьешься головой в стену, понимая, что скорее разобьешь её, чем прорвешься. К чему такие жертвы, ради чего все это. Ради себя, ради неё? Ты жалок. Идея обустроить свой мир вокруг нее была обречена на провал, и ты это знал, и ты понимал, на что идешь. И не сокрушайся теперь, просто живи. Да, я буду жить…”
“Апрель, 20 Надежда
Скоро я встречусь с ней, каких то пара дней, и я снова буду рядом, снова смогу увидеть её, почувствовать. Еще осталась надежда. Я в это верю, рано или поздно я смогу разгадать её, пусть и говорят, что женщина, - это сфинкс без загадки, но я то верю, что она есть. И она должна быть. Иначе все теряет смысл.
Я чувствую некоторую эйфорию, когда нахожусь с ней. Чувствую счастье. Неужели оно именно такое? Если это так, и я буду ощущать подобное и вновь, и вновь, на протяжении всей моей жизни, то это прекрасно. Лишь бы она была рядом, лишь бы осталась со мной.”
“Январь,13 Пустота
Она исчезла. Я так давно её не видел. Вместе с ней я потерял себя. Каким же я был до неё? Я уже и не помню. Был другим, это точно. Стоило ли так резко все менять? Стоило ли мне её вообще встречать? Мне кажется, что если со мной случится что-то, то избежать этого я смогу, лишь только изменив один момент, а именно, я должен буду помешать нашей встрече на той чертовой улице. Но сейчас все в порядке. Я чувствую спокойствие. Моё зелье лечит меня, так или иначе. Мне кажется, что еще около пары недель – и я все забуду. Ведь это так приятно. Это спокойствие, комфорт. Иногда я сожалею, что решился. Но не сейчас. Сейчас мне хорошо. Эй, друг, ну чего ты такой серьезный?”.
“Февраль, 2 Спасибо
Так приятно вокруг. Мне нравится эта теплая зима, несмотря на холод, этот февраль стал теплым для меня. Тучи над городом рассеялись, так что я часто вижу звезды. А ведь я скучал по ним. И еще, она вернулась, мы недавно говорили. Я рассказываю о том, что произошло со мной за это время, она – о том, что с ней. Мне кажется, что она скучала. Я скучал. Теперь я снова чувствую полноту жизни. Это так приятно. Спасибо”.
“Июль, 11 Краски
Яркий день. Мы были на нашем месте. Курили, говорили, я люблю её слушать. Кажется, что её жизнь наполнена самыми разными красками. Не стоит её сравнивать с кем-либо, это бесполезно. Она – другая”.
“Апрель, 25 Боль
Это невыносимо. Я не хочу продолжать. Каждый вздох кажется вечностью, мучительной вечностью от которой никуда не спрятаться, и мир так пуст. Все кажется глупым и одинаковым, так ведь и есть. И так было всегда. Я сам дорисовывал детали. Сейчас, когда у меня больше нет красок, я уже не могу себя обманывать. Чувствую, как какая-то свобода наполняет мою душу. Боль где-то в груди не проходит. Она преследует меня уже который день… Я не могу терпеть. Звуки гитары меня успокаивают, её глубина способна поглотить мою боль. Или нет. Я не знаю. Я ничего не знаю. Чем ярче и дольше счастье, тем дольше и темнее тоска по нему”.
(К следующей записи была приколота фотография девушки.)
“Март, 3 Я счастлив
Я счастлив. Это был замечательный вечер, лучший в моей жизни. До сих пор перед глазами тот канал, и мы, сидящие на набережной. Холод, что пронизывает меня до костей, но я не сдаюсь. Я сижу, в одной рубашке, накрыв тебя теплом своей куртки. Я счастлив. Мне хотелось обнять тебя, и я обнял. Ты постоянно жаловалась на то, что я дрожу. Заставила меня поднять свой зад, и отвести тебя домой. Мы спустились в подземку. Вагон был почти пуст, и ты сделала движение телом, будто призывающее обнять тебя, я не стал медлить. Как жаль, что до нашей станции всего десять минут, но я клянусь, это были самые счастливые десять минут в моей жизни. Так неловко, уже рядом с твоей парадной мы встретили твою мать, она удивилась мне, моему виду. Я представился, как и требовалось, она ответила. Так странно. Вы похожи, но совсем немного, глазами. Попрощались. Я очнулся уже около дома, ноги сами несли меня туда, где меня ждет отдых после столь трудного дня. Я счастлив”.
“Февраль, 20 Памятен
Я не верю, что такое возможно. Думал, что такое бывает только в мечтах. Рисунок всего этого дня навсегда отпечатается на моей душе. Теперь, я чувствую, что она у меня есть. Тот Фотограф. Он наверняка увидел её. Мы стояли на берегу реки. Холод. Лёд еще не сошел, и только в её центре виднелась небольшая дорожка воды, расчищенная трудолюбивыми буксирчиками. Все было так сказочно. Мы даже не планировали идти сюда, хотя место было невероятно красиво. Открывался такой вид… Ты попросила почитать тебе, я согласился. И я читал. Ты внимательно слушала. Внезапно, я заметил неподалеку человека с камерой, он делал снимок, видимо ему понравился образ, который мы создавали. Образ действительно был красив. Признаюсь, у меня жутко замерзли руки, мне пришлось снять перчатки, чтобы листать страницы, но это того стоило, и этот холод грел меня, и греет мое естество до сих пор. Я читал тебе “Памятный Бал” Бунина”.
“Сентябрь, 1 Пустота
Я не чувствую. Не чувствую ничего. Кажется, что мир - мертв. Кажется, что я сам - мертв. Хочется, чтобы я был мертв.”
“Ноябрь, 26 Ничто
Так грустно, мне жаль, что так получилось, я столько раз представлял, как я вот так буду сидеть, думая о чем-то, но сам не понимая о чем. И вот, этот момент наступил. Ничто уже внутри меня. Я чувствую, я слышу его. Оно внутри. Анна всего лишь заставила меня проснутся, она мой проводник. Остальное - совершил я сам. Это было похоже на казнь, палачом был я – сам. И теперь, души не осталось. Не осталось своего “Я”. Того, что освещало дорогу до нашей встречи, того, что погасило свой свет, во имя нашей тайны, нашей неразгаданной загадки. Ты действительно красива. Я начинаю понимать, почему той единственной стала именно ты, и ты останешься ею, пока я не отправлюсь в путь. Анна, я прошу тебя, пусть ты и не прочтешь этого, пусть эти слова навсегда останутся пленниками этой тетради, я прошу, оставайся собой. Ты стала именно такой, какой я хотел тебя видеть. И я признаюсь, это самое приятное ощущение, что я ощущал за последнее время”.
“Ноябрь, 28 Пробуждение
Мне кажется, что я излечился. Моё лекарство снова меня выручило, оно стирает все внутри, дает возможность начать заново. Это удивительно. Я даже могу радоваться, кажется, что все налаживается. Видеть Анну – одно удовольствие, она так естественна, и уже не вызывает никаких чувств. Только теплые воспоминания. Да, может быть с ней связаны самые темные минуты моей жизни, но ведь и самые яркие! Я не был бы таким, какой я сейчас, если бы не она. Я должен буду её поблагодарить”.
“Май,11 Невнимание
Она не замечает меня. Даже когда я рядом, даже когда я с ней разговариваю, как если бы меня не существовало. Чем это вызвано, неужели она все еще любит его? После всего того, что произошло… Бедная. Но я смогу залечить твои раны”.
Снова зашелестели страницы, и вниманию читающего гостя предстала последняя страница, почти пустая, испачканная чем-то, похожим на кровь. Чернила здесь имели какой-то странный вид, будто писавший почти не касался бумаги. Буквы были еле видимыми, но в то же время мертвенно красивыми:
“Ноябрь, 30 Конец
Это конец. Все было обманом. Я был обманом. Мне жаль, что так получилось. Прости меня, Анна. Прости, если сможешь”.
Закончив читать, некто закрыл тетрадь, встал, и положил её на то место, откуда взял. Выключив свет, он направился к выходу. В этот момент тот озорной лучик солнца, что проникал в комнату, осветил лицо гостя. Те темные, длинные волосы, знакомое, необычное лицо – это была девушка с той фотографии. Это была Анна. Её глубокие, холодные глаза были непоколебимы, но в шагах чувствовалось какое-то сомнение. Взявшись за ручку двери, она глубоко вздохнула и обернулась. Тишину нарушил её нежный голос:
- По крайней мере, ты не врал мне…
Комната поглотила эти слова, не ответив.
Дверь закрылась, снова воцарилась тишина, лишь изредка доносились из гостиной подавленные голоса гостей. Сегодня в семье Беляковых были похороны.