Казалось бы, что можно ещё ждать летом?

Просто шагать босиком по тёплому влажному асфальту, лежать на тёплой траве, бродить по берегам, подставляя лицо солнцу, жмуриться, довольно улыбаясь, вечерами выходить на балкон с друзьями и, попивая яблочный сидр, прикуривать сигарету.

А на деле ты продолжаешь срывать пластырь с плохо заживших ран, вечно растерянный, уставший и голодный. Монотонно щёлкаешь пальцами по клавиатуре. Четыре через два с девяти до семи тридцати.

Твоя жизнь сейчас состоит из дешёвого растворимого кофе, одноразовых стаканчиков цвета скисшего молока, посаженного зрения, распечатки документов, степлера, принтера, стопки бумаги, негативных клинтов и костюма со штанами, которые больше на размер, болтаются на бёдрах. Вот-вот свялятся.

Твоя жизнь сейчас состоит из закрытого пространства, закрытого помещения с назойливым гудом кондиционера, закрытой двери со звонком.

Закрытая дверь со звонком. Закрытая дверь со звонком. Закрытая дверь со звонком.

Дзынь-хлоп-щёлк.

Должно было быть тепло, должно было быть легко, должно было быть лето. Но выгорают не волосы, выгораем мы, очень быстро, очень тихо, очень глубоко внутри. Улыбаться днём, а ночью впадать в истерику. Знать как всё у друг друга плохо, но врать будто всё хорошо.

Лето не вечно.

В отличии от наших проблем.

Что будем делать?

Сбегать с работы. Сбегать из дома. Сбегать в места, где развеселят, где обнимут и согреют. Жадно хвататься за каждую маленькую возможность найти восторг, найти вдохновение, найти приключений. Падать в чужие руки.

-Какое вино хочет юная леди?

-Красное полусладкое.

И мы сидим в этом душном офисе вот так друг напротив друга с повисшими над нами желаниями. Желаниями говорить, слушать, смотреть, запоминать, прикасаться и чувствовать.

Обычно от взрослых пахнет газетами, коммунальными квартирами, варённой гречкой, детьми, проблемами и тяжёлой грустью, но от него пахнет жизнью, ночными огнями, бензином и мечтой снова нырнуть в восемнадцать.

Он разливает вино в пластиковые стаканчики с наклейкой.

А потом не задумываясь, на автомате, закрывая глаза, чувствуя вибрацию под пальцами, тепло или прохладу кожи. Своей-чужой. Чувствуя пульсацию в висках, напряжение в мышцах, тяжесть в голове. Вдыхая, облизывая солёные сухие губы. Свой-чужой взгляд. Свои-чужие руки. Глупый ты, глупый он. Оттенок волос-глубокий коричневый и глаза цвета чёрного янтаря.

Его руки вытаскивают тебя из себя. Его голос прокрадывается внутрь и шепчет. Его горячее дыхание втирается во влажные стенки твоего личного пространства и прожигает там неровные дыры. Отвратительно. До одурения хорошо.

Всё, что могло бы быть, уже обязательно случилось. Ждать нечего. Бояться нечего. Но холодок всё равно бежит по позвонкам. Всё равно страшно. Будто стреляешь из пистолета в первый раз и боишься отдачи, боишься громкого звука, который оставит след в твоём восприятии. Хочется отбросить холодную тяжесть и зажать уши, поджать колени к груди. Заснуть. Хочется пожалеть себя, погладить по мягким спутанным волосам и сказать, что больше такое не повторится. Это всё ошибка. Да. Которую ты больше не совершишь. Конечно.

А затем ты снова снимаешь свои эмоции с предохранителя. Снова зажмуриваешь глаз. Снова кладёшь пальцы на курок. И снова глохнешь на разобранной кровати, теряясь среди складок влажных простыней, смятых скинутых на пол подушек, глотая стекающие с ресниц капли влаги. Тяжело дыша. Прячась в разъедающих глаза лучах солнца, в стакане воды и разведённом аспирине. Находя себя разбитым, измученным, снова возвращаясь к разбросанной одежде на полу, к смятым футболкам и рубашкам с отлетевшими пуговицами. К тёмным от туши кругам под глазами, нервно улыбаясь отражению в зеркале. К засоренной назойлевой тревогой голове. К раздирающему внутреннему будильнику.

Нормально. Всё нормально. Абсолютно всё. Окликая себя дрожащим голосом. Проверяя пульс. Собирая запутанные волосы. Поджигая ещё не до конца выкуренную травку, глотая её едкий дым.

В голове пусто.

Почти.

В голове остался только чёрный янтарь.

И что-то о незнакомых пальцах с короткими ногтями, которые царапают изнутри.

Незнакомых губах с омертвевшей кожей.

Незнакомых торчащих лопатках, между которыми оказывается удивительно спокойно, будто это изнанка мира, где все правильно. Без жестокости, без грязи. Грязи, которую ты так любил. Никаких ругательств, молчания, невзаимности. Никаких унижений и подчиненний. Нет паники, нет страданий, нет глубокой грусти. Чужие торчащие лопатки с тонкой, мягкой кожей - это ключ от замка твоего недоверия; и, вдыхая терпкий запах чужого тела, забудь хоть на минуту, что эта близость настолько неествественна.

—Я сегодня занят просто ахуеть как, но хотел бы поздно заехать к тебе?

А единственное чего хочется тебе, чтобы это было не так болезненно. Чтобы ты не врезалась, не ввинчивалась в чужие орбиты. И твоё сердце только кажется сильным, а на самом деле может не выдержать новый удар. Сломаться под собственной тяжестью.

—Получается, сегодня снова не увидимся? Я очень соскучился, кошечка.

—Прости.

И в душе так же пасмурно, как и на улице. Где-то в небе будто сломался кондиционер. Жизнь будто саднящая натёртость.

А где-то внутри до сих пор штормит.

Кого-то спасают.

Кого-то нет.

А где-то, наверное, лето.

Приходится смириться, сжимая губы в тонкую нить, проговаривая про себя слова, от которых не становится легче, переваривая каждый день под натиском головной боли и всепоглощающего чувства бесцельности. Пропуская себя через шредер, измельчаясь на тонкие маленькие полоски. Сцепляя себя с внешним миром, как степлер сцепляет гладкие листы, измазанные чернилами. Заваривая себя в чашке, как кофеварка заваривает кофе. Копировать однотипные ответы, однотипные улыбки, копии эмоций, как принтер. Пропускать моменты, пропускать минуты, месяца, пропускать кульминацию, пропускать себя.

И пока ты в страхе долго смотршь в его глаза, где-то встаёт солнце. Кто-то смеётся. И бежит, как в тех фильмах, под красивую музыку. И у кого-то глаза, в которые хочется смотреть и верить. И улыбка, которой хочется улыбнуться в ответ. И волосы развиваются в замедленной съёмке. И где-то тепло, и хорошо, и где-то далеко, где-то близко на теплом асфальте, на разгорячённом песке, на холодных ступенях, лёжа на влажной траве, поправляя сползающие солнцезащитные очки, кто-то, наверное, счастлив.

И пока ты в страхе долго смотришь в его глаза, лета не остаётся совсем.

Внутри тебя.