в планетарный размах глаза — два ядра в них, как полотно. на границе добра и зла, я — чернеющее ничто. я — гигант, размеживший лоб по центральной оси лица. я держу весь небесный свод под эгидою мертвеца. я — рисунок нательный льдом. каждый шрам в моих венах — прах. у меня есть второе дно — отдаленное эхо рта. я — ребенок, и он — закон. мои плечи слегка саднит от того, что я вне времен, я не знаю, куда идти. мне не брезжит в конце тоннель, не играет на арфах в снах. я сдираю концы ногтей, залезая в полутона, раскрываясь ночным цветком. что мне могут сказать — абсурд. я до мерзости не силен, чуть уродлив, но много — туп. что ни чувство — то дежавю, как иголкой внутри кости, изнутри я уже гнию, как и мир гниет — изнутри. я держу его сотни лет. он сломал три моих ребра. алюминиевый мой скелет с медной проволокой у хребта.
я — не выспавшийся титан, сотворенный тебя стеречь. мир расходится пополам континентами с моих плеч, океанами — прочь из век, вулканический взрыв — мой крик. я не верю своим глазам — кровожаднее всех убийц. я не слышу последний визг раздробляющейся земли. я не знаю, что значит «риск», не умею просить: «спаси». моя матрица — битый вольт. я — разбитая стая птиц. я не ведал ни про «любовь», ни про то, что такое «жить». я стоял, подпирая свод, и я кану за ним в ничто. я — распаянный электрод. перебито мое лицо.

переломаны три кости. перекручены провода. я нашел, куда мне идти. но весь мир навзрыд зарыдал: не осталось и следа ног, от дыхания — сиплый дым. и зрачки как пустой порог в территорию черных дыр.