Я иногда думаю о том, в какой момент я стал бессердечным, не способным сопереживать и сочувствовать. Но сейчас прихожу к выводу, что я таким и появился: не способным чувствовать. Это он - эталон эмпатии и участия, а я лишь отголосок человека, мизерная часть человечности, состоящая, преимущественно, из ненависти и равнодушия не только к этому миру, но и к самому себе.

У моего главного источника ненависти кончился срок годности, а все что я испытываю - облегчение, вперемешку с радостью и нежеланием это скрывать, в то время как другие бьются в приступах отчаяния, хотя этот источник был той еще мразью. Я знаю, что не лучше.

Я весь день ждал от нее вопроса: "Разве ты не счастлив?" и не смог бы соврать, сказав, что абсолютно этому не рад. Тогда, наверное, она бы совсем сошла с ума и постарела, скажем, не на 10 лет, а на все 20. Вся ее жизнь, направленная на примирение, теперь умерла, лишившись одного и оппонентов.

И я, наконец, понял, какой у смерти запах. Запах разлагающегося тела, и табака, въевшегося в кожу так, что никакой парфюм его не перебьет.

Это ты научил меня быть бессчувственным. Надеюсь, хоть сейчас ты мной гордишься, папа.