"Повесть о Сонечке"

Это самое-что-ни-на-есть лучшее!
Я ее всю, можно сказать, вычувствовала, выболела, выплакала, вылюбила. Именно вылюбила.
Цветаевский язык - пик и вершина всего на свете (видно, что я под влияние все еще). Я не знаю как можно так писать, так уметь, так чувствовать, так любить и так видеть, так воспринимать. Все слова - другие. Все до единого. Не только эпитеты, которые невообразимы, не только метафоры, но сами по себе слова, как они друг с другом стоят рядом, такие слова никому и на ум не приходило рядом усаживать, а М.И. не усадила, но склеила их друг к дружке. Удивительно совершенно. Совершенно проникновенно и внутренне.
Это такая Люю-бовь. Даже не передать. Вы никогда и не догадывались же о таком, я точно знаю. Потому что и я не догадывалась.
Целовать эту книгу, целовать, целовать, целовать.

"Благословляю того, кто изобрел глобус (наверное какой-нибудь старик с длинной белой бородой… ;) - за то, что я могу сразу этими двумя руками обнять весь земной шар - со всеми моими любимыми!"

"(Есть любовь - есть жизнь, нет любви… ;)
Сонечкино любить было - быть: небыть в другом: сбыться.) "

"Но у него - у меня такое чувство - нет сил сказать это, ему легче гору поднять, чем сказать это слово. Потому что ему нечем его поддержать, а у меня за горою - еще гора, и еще гора, и еще гора… - целые Гималаи любви, Марина! Вы замечаете, Марина, как все они, даже самые целующие, даже самые как будто любящие, боятся сказать это слово, как они его никогда не говорят?! Мне один объяснял, что это… грубо… (фыркает) … отстало, что: зачем слова, когда - дела? (то есть поцелуи и так далее). А я ему - "Э-э! нет! Дело еще ничего не доказывает, а слово - все". Мне ведь только этого от человека нужно: люблю, и больше ничего, пусть потом что угодно делают, как угодно не любят, я делам не поверю, потому что слово было. Я только этим словом кормилась, Марина, потому так и отощала. "

Это все мое, обо мне, из меня вытянули. Все слова эти, слова, слова, слова. Влюбляюсь каждый раз. И эти слова люблю теперь чуть ли не больше всех, чуть ли не прежде всех.

Читайте это, любите это, потому что невозможно совсем же.