Знаете, это было очень странно. Т.е. я знала всех, кто там был, все они мне нравятся, свою женщину я люблю безмерно. Мы вкусно ели, вкусно пили, слушали об Азербайджане, они плов руками едят, представляете, там жутко красиво, обсуждали какие-то мелочи, подшучивали.
А потом хотели было идти уже, ан-нет, завертелось что-то. Юноши преобразились вдруг в мушкетеров, надели шляпы и пошли выделывать номера. Арамис взял меня за руку, положил другую мне на спину (ох, сомневаюсь, что это была все еще спина), прижал тесно к себе и повел в танце; периодически заглядывал в глаза, улыбался, и прижимал плотнее. А мне только и думалось: странно это все, последний раз я танцевала с мальчиком здесь же, на выпускном, и обнимали они так по-мальчишечьи, легонько, бережно, еле-еле касаясь рукой спины, сжимая ладонь в своей, ведя, смеясь, обсуждая что-нибудь значительное, все же ведь уже, наш последний день, выпуск. А потом был Н., и он обнимал тоже не так совершенно, он как медведь обнимается, т.е. захватывает тебя ручищами сверху, за плечи, и прижимает к себе, а еще кладет голову обязательно на плечо, лбом упирается в него, закрывает глазки, тихо вдыхает, улыбается, неохотно отпускает; он обнимал за талию только если целовал, или гладил. А тут мужчина, к которому внешний слой симпатии, он умный и приятный, но больше ничего, прижимает тебя всем телом к себе, держит за руку, по настоятельной просьбе чудо-женщины усаживает к себе на колени и кладет руку на бедро. И все это чужой мужчина делает. И мне не то, что неприятно, отнюдь, но мне прямо чувствуется физически - не мое.
Я на физическом уровне почувствовала, что это не моя роль, что играть в такое я не способна и, наверное, никогда не буду. Пусть Арамис ищет свою придворную даму.
А я как-то ужасающе моногамна. Я никогда аки перчатки менять никого не буду. Может Ахмадулина права и Первую Любовь я еще встречу, а была до этого вторая и третья, но это будет один мужчина, ни до Него, ни кроме Него, ко мне никто прикасаться не будет, я не хочу. Оно без чувств, знаете, совсем как-то холодно и… странно?

Хочется выкупаться и лечь в свежую постель, ни о чем не думать, не сокрушаться, не скучать (а мне предстоит еще майское письмо), не молить и не заклинать.
Май - вот он. Я от него слишком много жду и выпрашиваю, но не делать этого совсем не могу. Май, пожалуйста, сжалься, не будь таким - грань слез и бездействия. Горечь, сплошная горечь. Тьфу…