Мартин Иден, Джек Лондон

Он вышел к нам из моря, в море и ушел .

Мне двадцать и я - художник в продажном и бездуховном мире. В двадцать лет все мы немного Мартины Идены, кто в большей, кто в меньшей степени.
В его честь можно было бы назвать синдром. И это был бы синдром моего поколения. Определение целого поколения, только вдумайтесь. Тысячи и тысячи молодых людей с вывернутыми наизнанку душами, израненные и бессильные. В ловушке своего разума; в плену общества: тупого и слепого.
"Напрасно спрашивал он: где же великие сердца, великие умы? Их не было видно среди толпы пошлых, тупых и вульгарных призраков, наполнивших его тесную коморку. А к этой толпе он чувствовал такое же презренье, какое, вероятно, чувствовала Церцея к своим свиньям."
Эту боль я чувствую как свою. Боль тотального одиночества. Я ей упиваюсь. Паланик бы посмеялся надо мной, но Эллис прав: "Все мы продукт своего времени". И теперь Мартины Идены эволюционировали, стали сильнее и видят все немного в другом свете, ироничном, циничном, с каплей боли в океане презрения.
" Все мы барахтаемся в грязи, но иные из нас смотрят на звезды", так кажется говорил Уайльд. И в этом есть своя прелесть.
Честно, в самом начале Джек Лондон изрядно удивил и повеселил меня. А затем и разозлил, излишней долей напыщенности, глупой смелостью, простотой мысли, черствостью и грубостью языка. Но ближе к середине я кое о чем стала догадываться. Сложность языка в этом произведении прямопропорционально связанна с постепенным развитием самого персонажа.
Кого мы видим в первые мгновения: неловкого моряка, молодого трудягу, восхищенного ложной красотой и фальшивым блеском мальчишку, глуповатого, но своевольного, не лишенного амбиций.
Эфемерная любовь толкает его на путь развития ради мнимых и сомнительных ценностей. Но история эта не о любви Мартина Идена к пустышке Руфи, которую откровенно жаль, а о любви Мартина к творчеству, любви к жизни.
Чем дальше в лес…
Чем крепче и сильнее становится ум Мартина, тем сложнее и ярче становится язык произведения. Тем острее становится конфликт сознания с реальностью.
Первая четкая мысль после прочтения: одиночество сгубило Мартина Идена. И здесь назревает вопрос: Почему же творчество не спасло его?
Одна из главных идей этого произведения заключается в мысли: творчество ради творчества.
"Радость поэта в самом творчестве, а не в достигнутом успехе… Вы ранены красотой. Это незаживающая рана, неизлечимая болезнь, раскаленный нож в сердце."
Такой вопрос порождает другой вопрос, не менее важный: Имеет ли смысл творчество обреченное на непонимание? Имеет ли смысл жить занимаясь таким творчеством?
Для меня все просто: если в таком творчестве заключено спасение - это и есть смысл.
Об этом говорит в романе Бриссенден. Его же произведение служит доказательством; гениальное для Мартина Идена, оно не находит понимания у современников, лишь насмешки. Думаю, именно смерть Бриссендена и "смерть" его произведения ударили по Мартину больнее всего, разрушив его веру в писательство, отбив само желание творить.
Общество же подливая масло в огонь убивает его мечту.
Любовь всей его жизни, как он считал, оказывается иллюзией; выдавать желаемое за действительно долго не представляется возможным. Красота мнимая ли, настоящая ли, не манит больше Мартина. Он может все так же видеть ее, но смысл ее теряется вместе с принятием уродства жизни и человеческого существа. Продажность мира, людская лживость - последние гвозди, предвестие конца с широко открытыми глазами.
Три духа явилось Мартину Идену, четыре всадника апокалипсиса. Последним стало осознание. Он говорит:
" Я болен, …, нет, не телом. Душа у меня больна, мозг. Все для меня потеряло ценность. Я ничего не хочу."
Кем он был, кем хотел стать и кем стал.
Полный жизни, энтузиазма, сил и вдохновения молодой человек изжил себя полностью за несколько лет. И теперь просыпаясь он испытывал сожаление.
" Жизнь была для него мучительна, как яркий свет для человека с больными глазами. Жизнь сверкала перед ним и переливалась всеми цветами радуги, и ему было больно. Нестерпимо больно."
Мартин Иден - черная дыра, скрывающая саму суть сингулярности, которую людям еще не довелось разгадать, и вряд ли доведется. Он возник из ничего и превратился в ничто, хотя и был всем. Такова природа человека и человеческой души.
В конце концов, пожелавший надеть корону, должен вынести ее тяжесть. Мартин Иден не смог.