Осторожный Серый Лис трудится на благо родины и нашего предприятия вместе с моим дядюшкой. Конечно, в глобальных масштабах мы трудимся все вместе, но эти двое сидят в двух метрах друг от друга и самозабвенно копаются в проводках с 9 до 18:00. Я не знаю, как меня занесло в это странное место. Я знаю, что у Осторожного Серого Лиса острые уши.
Все мои встречи на работе начинаются с того, что дядюшка непроизвольно всячески расхваливает меня перед молодыми одинокими коллегами. И я с тех же 9 до тех же 18:00 ношу поверх офисной блузки большое розовое облако добродетелей, талантов и неприкосновенного вожделения.
А чем же еще можно выманить из норки опасливого хищника?
Однажды я зацепила его хвостом своего облака.
Это было на каком-то уже забытом корпоративе в каком-то достаточно темном кафе. Достаточно темном для того, чтобы предельно малое количество алкоголя заставило его осмелеть до уровня физического контакта. Он пригласил окончательно охмелевшую меня на танец и 80% моего сознания отключились под действием микса из 5 видов алкоголя. Но 20% помнят электрические тактильные ощущения от того, что к телу, этим 20% принадлежащему, прижималось другое тело, слишком давно не прикасавшееся к женщине.
На частных преприятиях слухи расходятся быстро - я знала, что его бросила жена и что он был безутешен и одинок.
На частных предприятих сложно подолгу не сталкиваться с кем-то, но мы с Осторожным Серым Лисом успешно справлялись после того вечера. Не специально, ни в коем случае. Просто он вернулся в норку, а я в свое облако.
Когда мы все же сталкиваемся в коридорах, в моих мыслях он всегда восторженный и как будто трусливо осторожный. В то время, как он кивает мне и отправляется дальше по коридору, мое подсознание подпускает его подсознание к моему уху - это наш маленький фетиш и секрет. Он весь вытягивается, лишь бы стоять подальше от меня, но губами дотянутьсядо мочки и легко прикусить ее. Так мы зависаем внутри моей головы на несколько секунд, после чего мне приходится самой инициировать действие. Я тяну его за футболку, что само по себе не так просто, как кажется - приходиться добираться до нее сквозь толстый чуть длинноватый для его комплекции свитер. Но это важно - чем ближе тело к телу, тем смелей становятся его звериные укусы. Звериные не в плане ярости и страсти - он как будто опасливо пробует, можно ли есть то, что протягивает ему открытая человеческая ладонь.
Он никогда не торопится избавляться от одежды. Сказываются комплексы или страх того, что кто-нибудь из коллег увидит отражение происходящего в моих предельно невозмутимых глазах - не знаю. Но это всегда можно использовать на благо - чем активней я начинаю стаскивать с него слои шерсти и хлопка, тем сильней и настойчивей он пытается отвлечь меня от этого ох какого небезопасного занятия ласками и укусами.
Особое искусство - раздевать его и аккуратно вести в сторону моего кабинета. Я работаю не одна, но коллега взяла самый уместный на свете отгул, оставив меня единоличной правительницей двух офисных и одного прекрасного уютного и мягкого кресла. В обычные дни мы боремся за него во время чаепития, но сейчас у меня только один враг - затейливая пряжка ремня.
Я опытный генерал, и враг сдает позиции, предлагая мне мир без аннексий и котрибуций, почти сразу после последнего поворота ключа. Он падает в кресло и смотрит на меня так же, как каждый раз, когда я встречаю его и каждый раз, как он оказывается в этом кресле. Восторг, трепет, страх, тотальное подчинение. Я всегда хозяйка, а он - обычный щенок, просто с чуть неумеренно пушистым хвостом. Когда я оказываюсь сверху, речь не идет ни о каких укусах, ни о каком-либо недоверии. Он ни разу не решился раздеть меня полностью, а я никогда не делаю это сама из уважения к принципам дрессировки.
Мы всегда идеально попадаем в резонанс с первой секунды. Он движется медленно, но так, как будто танцует что-то невероятное. Он светится, он не отрываясь смотрит на меня, а мне разрешено смореть куда угодно. Я только изредка устанавливаю зрительный контакт, но это все, опять же, проклятая дрессировка - на самом деле его лицо возбуждает в разы сильней, чем его размеренные танцевальные движения.
В нем не кровь, а эмоции. Их гораздо трудней держать в узде, поэтому характерные конвульсивные движения мышц живота начинаются крайне быстро. В эти моменты я всегда смотрю ему только в глаза, потому что физическое удовлетворение, острые электрические секунды оргазма делают черты его лица еще острее и еще привлекательней. Это те моменты, ради которых я представляю себя рядом с ним. Это что-то близкое к абсолютной власти, которой я иногда обладаю во сне. Но в отличие от власти, обладание телом и лицом Лиса в последний момент дарит мне острый разряд чуть ниже живота, мои уверенные хозяйские руки, все время оттягивающие назад его голову, изменяют мне, обессиленно дергаются. Он как собака чувствует мою слабость, делает последнее резкое движение, я впервые не в силах держать глаза открытыми, я вообще не в силах контролировать хоть какие-то нервы и мышцы. Тело само собой оседает, вжимается в него, так, как будто это я уже долго не касалась мужчины и хочу срастись с ним, добиться тотального физического слияния. Он вдыхает запах моей шеи, улыбается сквозь мои закрытые веки. Прежде, чем его образ развеивается, я успеваю прочитать в этой улыбке, что с руки, обладающей Хозяйским запахом, он будет есть любую отраву.
На этой неделе кресло для чаепития будет только моим.