Обсуждаем с Енотом как сильно хотим на Гоа. Чтобы загореть там до черноты и потому прокатить за своих и остаться на жить. Она была бы массажисткой, а я каталась бы на скутере и продавала травку мальчикам лет по 15, и девочкам лет по 25. Мы лежали бы с ней на горячем раскаленном песке, закрывая глаза ладонями, грелись бы, слушали океаний шум и любовались бы сквозь едкое гоанское солнце на приветливых индусов с толстыми животами, лоснящимися щеками и белозубой совсем улыбкой, на женщин в сари, на детей, бегающих купаться голышом. Мы сидели бы на крыльце, закутавшись в кофту и одеяло, передавая друг другу джойнт, перекатывая в руке стакан в алко, смеясь, щурясь. мы бегали бы друг от друга, и друг за другом по жженному асфальту. Покупали бы фрукты и впивались в них так, что сок тек бы по локтям и шее. Мы улыбались бы приезжим юношам, таким бледным еще и таким далеким, улыбались бы так, что они через неделю буквально становились бы уже в доску своими и смотрели ужасающе грустно, прощаясь перед отлетом. Мы хохотали бы со стареющими местными парами, которые знают столько чудовищных удивительных рассказов, что кажется, будто прожили жизнь не здесь, а в какой-то из отдаленных галактик. И было бы нам счастье, абсолютно детское, летнее, знойное счастье быть такими простыми и легкими, поджарыми и свежими. Было бы нам счастье жить так, смотреть так, чувствовать так.