Сегодня 26 сентября, и где-то около 17:45 будет ровно месяц, как я не слышала голоса Н. (и видела последний раз в этот же момент - Он ехал на тренировку и провожал меня к Л., указывая на автобус и целуя на прощание в губы) - очень символично, мне кажется.
"Катюша, как же я без твоего голоса?"
И мало того, что последние несколько дней мне дико, я физически ощущаю Его поцелуи, у меня перед глазами картинки летающими кораблями лавируют, и я кричу, мол Каааатяяя, прекрати это, пожалуйста, а она не слушается совершенно, что же мне с ней делать.
Так мне на ум приходит несколько таких моментов, очень, как мне казалось, важных (я до малейших подробностей помню все, что Н. рассказывал, даже когда говорю, что не помню, я помню):
Любимой детской сказкой у Него была сказка Маршака про ёжиков (ежи, черт возьми!), вот эта:
Эту сказку ты прочтёшь
Тихо, тихо, тихо…
Жили-были серый ёж
И его ежиха.
Серый ёж был очень тих
И ежиха тоже.
И ребёнок был у них -
Очень тихий ёжик.
Всей семьей идут гулять
Ночью вдоль дорожек
Ёж-отец, ежиха-мать
И ребёнок-ёжик.
Вдоль глухих осенних троп
Ходят тихо: топ-топ-топ…
Спит давно народ лесной.
Спит и зверь, и птица.
Но во тьме, в тиши ночной
Двум волкам не спится.
Вот идут на грабёжи
Тихим шагом волки…
Услыхали их ежи,
Подняли иголки.
Стали круглыми, как мяч, -
Ни голов, ни ножек.
Говорят:
- Головку спрячь,
Съёжься, милый ёжик!
Ёжик съёжился, торчком
Поднял сотню игол…
Завертелся волк волчком,
Заскулил, запрыгал.
Лапой - толк, зубами - щёлк.
А куснуть боится.
Отошёл, хромая, волк,
Подошла волчица.
Вертит ёжика она:
У него кругом спина.
Где же шея, брюхо,
Нос и оба уха?..
Принялась она катать
Шарик по дороге.
А ежи - отец и мать -
Колют волчьи ноги.
У ежихи и ежа
Иглы, как у ёлки.
Огрызаясь и дрожа,
Отступают волки.
Шепчут ёжику ежи:
- Ты не двигайся, лежи.
Мы волкам не верим,
Да и ты не верь им!
Так бы скоро не ушли
Восвояси волки,
Да послышался вдали
Выстрел из двустволки.
Пёс залаял и умолк…
Говорит волчице волк:
— Что-то мне неможется.
Мне бы тоже съёжиться…
Спрячу я, старуха,
Нос и хвост под брюхо!
А она ему в ответ:
- Брось пустые толки!
У меня с тобою нет
Ни одной иголки.
Нас лесник возьмёт живьём.
Лучше вовремя уйдем!
И ушли, поджав хвосты,
Волк с волчицею в кусты.
В дом лесной вернутся ёж,
Ёжик и ежиха.
Если сказку ты прочтешь
Тихо.
Тихо,
Тихо…
И Он рассказывал мне отрывки из нее по телефону таким ужасно милым голосом, вот так растягивая и приговаривая: "Катя - тихий ёёёёёёёёжик".
А второй - когда я дочитывала "Унесенных ветром":
Дочитывала я эту книгу болезненно, слезно. Эта книга мне сердце разбила. На ее последних страницах до того хотелось забиться в угол, прижать коленочки к груди и плакать, плакать, плакать. Вот такое бессилие, такой ужас охватывал от того, что произошло. И я написала Н., мол боюсь дочитывать страшно, на что Он мне: "не бойся, я с тобой". И это было так чертовски важно, так значимо, так по существу. Потому что если бы не Он, меня эта книга отчаяла бы, разуверила, расколотила. Вот что это за книга. Судьба в ней Человеку покоряется, а Человек беспредельно глуп и близорук, не видит того, что ему на блюдечке подносится, что под нос ему тычется. И от этого так страшно, руки опускаются, головушка падает и хочется только причитать: как же так, как же так, как же так. Как же так?
Но у меня был Н. на последних страницах, который сказал "я рядом", пошутил, рассказал очередную историю, потом позвонил, успокоил и мне совсем все забылось, совсем мир мой рухнувший собрался заново.
(А вот теперь некому пошутить и успокоить, и нет этого "рядом". А есть разбитое сердце и слезищи градом. Сердца разбивают не только люди же, и не только книги. Напомнить тебе, Катя, список песен, которые убивают и наизнанку выворачивают, воскресают и рвут, разнеживают и от которых воется по-волчьи дико? Нет? А что же так, Катя?)
И на полке у меня любимый "Заводной апельсин", который я заставила Н. читать, и две огромных книжищи "Американской трагедии", и я помню как Он мне ночью пол часа, не прерываясь даже, чтобы набрать в грудь воздуха, рассказывал, что Он о ней думает, хоть прочитал только треть, рассказывал взахлеб, а потом на выдохе: "я просто очень хочу, чтобы ты меня понимала".
И я не могу смотреть теперь на эти книги, потому что последняя впечаталась совсем остро, я тогда глупо улыбалась, когда рассказывала кому-то о ней и начинала с фразы "книга, которую мы сейчас вместе читаем".
У меня до сих пор в телефоне две ветки смс: "Н." и "Пирожочек", и заканчиваются они приблизительно вот так. Двадцать шестым августа. Только в ветке "Н." он желает мне снов в преддверии дня, когда я буду разглядывать его поделки из пластилина и ухмыляться: "я смотрю на фотографии… эта челка у тебя вечная? она была всегда?", а в другой Он ждал меня около моего дома 40 минут и я отчитываюсь: "я уже приехала", чтобы через 10 минут спуститься, набрать Его, услышать "пройди прямо, поверни налево и иди", увидеть Н. в спортивном костюме и капюшоне (обед, жгучее летнее солнце), подойти, улыбнуться поцелую в губы, накормить кусочком шоколадки, идя, облизывать пальцы, поднести правую руку в его лицу, сказав "у меня рука пахнет мятой", а у Него недоуменный взгляд, а потом понюхал и "правда, как это так?", "так, сейчас день, запоминай дорогу", спорить о том, почему Подлецу так сложно меня встретить, и дойти наконец до обители; где нежиться и плавиться, отправляя молниеносно Л. смс о переносе встречи на час вперед, потому что на часах уже 16:00, а уйти через полчаса просто невозможно, уйти! Он же сидит на своих простынях с котом Леопольдом, с гитарой, брынькает транировочные мелодии, улыбается, смотрит на мою реакцию, или начинает извлекать из этой гитары такой ужас и смеяться, как ребенок. И в половину шестого смотреть на Него в трусах, переодевающегося, "Катя, что здесь такого?", ужасаться размерами спортивной сумки, которую Он тащит на тренировку, в нее влезла бы я, на самом деле, и Он мог бы носить меня с собой.
"Я тебя не обижу" - Н. повторял это столько раз. "Нельзя тебя обижать", "Я буду очень стараться". Он пугал меня ужасными историями и глупостями про скоропостижную смерть, а потом видел как меня изводит и писал смс: "не умру я никогда, обещаю".
И это, наверное, то, изз-за чего я переживаю.
Если обидеть Он меня не хотел, просто так сложились обстоятельства, неудачный момент, я уколола, Он испугался, Судьба (я тут намедни рассуждала, мол а что если бы я тогда вдохнула, потерпела, смирилась, не стала бы колоть и расставлять акценты, может быть тогда это бы не закончилось так? И, знаете, к чему я пришла? Закончилось. В любом случае. Все равно все закончилось бы так. Потому что уже тогда ощущалось, что Его самого пугает чувство привязанности, симпатии ко мне, что из-за этого Он контролирует расстояние. А впереди было еще две недели сентября, и страх бы свел все на нет. А мы просто разругались, набрались смелости на разговор, и все вышло так, как вышло. Но исход был бы одинаков, соль лишь в сроках. Хотя не уверенна, может я и сейчас бы получала ночные звонки и смс).
А вот на счет "не умру я никогда". Обещал же. Но после Одессы вот Он пропал на 3 или 4 дня, и оказалось, что все это время они накуривались. Какая тут может быть уверенность.
Л. так яро и резко отправляет мне сообщения: "ты должна это закончить", "забудь".
Серьезно? Это так просто?
Черта с два же. В меня это впивается как клещ, и высасывает жизненные соки, заражая. Я болею страшно и непереносимо. Глупо и наивно. Привязанно и ностальгически.
Меееня таскала тоскаа, не давала спуска
Била о скалы, лелеяла в ущельях уузких
Грела ночаами, обжигая хоолодом
А где-то рядом был город мой, гоород мой