"Я могу сделать вывод, что у вас чисто дружеские отношения" - говорит мама.
И у меня замедленной искрой перед глазами:
я у Него в городе, доме, квартире, комнате; на Его диване; и Он лежит головой у меня на коленочках, с закрытыми глазками, рявкает на меня резко и громко: "обняла быстро!", и я одну руку Ему на грудь кладу, глажу; гладит меня непрестанно всю, волосы трогает, наматывает, тянет, за ушком чешет: "так приятно? - щекотно, - а так? - да"; целует, просовывает левую руку под рубашку и одними подушечками пальцем, еле-еле, так нежно, как ко льду, водит по спине, снова целует, губы обветренные немножко, и язык Его чувствую; долго смотрит в глаза, неотрывно, знаете, есть люди, которым совсем не хочешь смотреть в глаза, тяжело у них там, а Ему вот хочется, Ему очень легко смотреть в глаза, они такие светлые, почти прозрачные; смеется, что-то шутит; руки мои берет и держит так, чтобы не могла пошевелиться; свою правую кладет мне на грудь, смотрит в глаза очень серьезно, целует, гладит, меня в этот момент не существовало даже, перестала чувствовать Его губы, открыла глаза и думаю: "а как меня зовут?кто я?где?"; за грудь укусил, хихикнул; левой рукой живот гладил, под рубашкой, потом по ногам и выше: "я не буду там, все хорошо"; и правой рукой гладит лицо, большим пальцем по губам, просовывает его в рот, смотрит; берет мою правую руку и мой большой палец себе на губы, в рот, прикусывает легонько; потом встала, книги Его смотрела, да как хлопнул по заду и очень крепко рукой сжал, аж подскочила - "убери руку", молчит, смотрит серьезно, целует; как ладошкой сильно бьет по бедру, оставляя красный след, усмехаясь, проделывая так вдоль всего бедра - отмечая. А я глажу Его лоб, нахожу на нем маленький шрамик, спрашиваю: "откуда?", а Он округляет глаза, и: "я тебе не рассказывал??? Не может быть этого!", и заводит историю про детский сад; или как берет гитару и усаживается на диван около меня, совсем близко, не удобно, отодвигаюсь, а Он смотрит так, поводя бровью и подвигается еще ближе, вплотную; как читает мне вслух заметки из своего телефона, а потом просит мой, не даю, ищет по всем карманам, в сумку мою, набирает, звонит, находит в заднем кармане шорт, лезет туда рукой; как руки мои зажимает и наваливается сверху, укладывая на спину меня, виснет надо мной, смотрит в глаза, очень серьезно, долго, улыбаюсь, тоже смотрю; как улыбается, целует, а потом резко зажмуривается и быстро-быстро шепчет "ванна с тараканчиками, ванна с тараканчиками", открывает глаза и - фух - выдохнул; как тонко-тонко пальцами вожу по спине, совсем нежно, аккуратно, боясь.
Мам, с Ним дружить могут только мальчики, потому что это совсем невозможно, Его постоянно хочется целовать, чтобы чувствовать, все время прикасаться, гладить и ерошить. Я Ему волосы ерошу, а Он мне минут через 5: "до сих пор чувствую". Или как Он пишет мне смс: "мои руки пахнут твоими волосами"; "Жалко, что твой балкон выходит не на остановку, я мог уезжать с нее, а ты бы выходила, и я бы смотрел на тебя".
Мам, Он же как змей или дьявольщина, что внутри, что снаружи, ты становишься вся Его, непроизвольно, сама того не осознавая, уже принадлежишь Ему. Это совсем грешно и плохо, но так от этого тягуче и вязко в животе, голове и груди, так от этого памятиотшибающе, будто Он последний, моментальный, вспышечный, горящий, обжигающий, греющий, безопасный; будто - мой.
"Что с тобой такое? Скажи и я помогу тебе" - говорит мама.
Ты не поможешь, мам, ты из меня эту тоску, тошноту и память не ампутируешь, а если и так, она же фантомными болями останется, понимаешь?
__________________________________________________________
Когда-то был А., хоть я его и не помню, но был, и когда у нас все закончилось, у меня была отчетливая мысль: я теперь каждого, каждого мужчину буду равнять на А. - как относится, что говорит и как шутит, как на меня действует; все это буду примерять к А. и отбрасывать, потому что никто с ним не сравнится.
А сейчас я даже не могу вспомнить как же он вел себя. Но при этом совершенно то же самое думаю про Н. - не дай Бог кто ко мне прикоснется, это будет не так, не те руки, и пальцы не те, и губы, а зачем мне не то?
Мне потребовалось полтора года, чтобы без малейшей дрожи ресниц смести все, что связано с А., за ненадобностью, ненужностью, чтобы он для меня обесценился и забылся, чтобы стал буквой.
Сколько потребуется для Н., делайте ваши ставки, Господа, на мое щемящее, привязывающееся, больное, нутряное горе.