Послушай, родной. Мне очень сложно теперь доверять людям. Любой твой поступок, возможно он идет из самого сердца, но я не могу верить не единому твоему слову, хоть и хочу. Кто мы есть в свои шестнадцать лет? Чем каждый из нас может похвастаться в столь юный возраст? В шестнадцать лет я приобрела работу, которая в последствии стала для меня целым миром, помнишь, я рассказывала? Каждый человек в этом месте был для кем-то большим, нежели просто коллегой. Мы были семьей, я так думала. Ах, эта святая наивность. Прошу, может тебе это покажется грубым или даже глупым, но запомни: любой человек на твоей работе – твой коллега. На работе семьи не существует. Мне говорили это не раз, а я как последняя дура, иначе не скажешь, не верила. Я упрямо доказывала, что все мы одна большая семья, мы друг за друга, любой из них поддержит меня в трудной ситуации. Я никогда в жизни так не ошибалась, Ваня. И вот теперь я сижу без работы, без денег на учебу, сижу и пишу тебе. Это не письмо, это просто крик души. Я потеряла место, которым дорожила больше всего на свете. Я проводила там восемьдесят процентов своей жизни, я работала, я общалась, занималась спортом, я там жила, отдавая себя без остатка. А мне указали на дверь. Семья отказалась от меня. И что ты хочешь, скажи мне, чтобы я смогла поверить в твои сладкие речи? Как бы сильно я не хотела тебе верить, я просто не могу. Потеряв часть своей жизни, я еще не скоро приду в себя. В мои двадцать у меня не осталось ничего. Я просто не способна полюбить тебя сейчас так, как ты того заслуживаешь. Скажи, Ваня, смогу ли я когда-нибудь начать доверять людям вновь?