Я могла бы ждать ещё два месяца для того, чтобы написать о том, чем я занималась в течение последних месяцев. Пожалуй, я сделала бы именно это, потому что долгое время я обхожусь без печатанья чего-либо. Я только продолжаю заполнять бумажные дневники буквами, а голову – кадрами из последней серии «Ганнибала». В прошлом месяце я пыталась коллекционировать какие-то моменты и впечатления, но потом впечатлений стало слишком много, и я просто не успевала подбирать слова.

1. Я возвращаюсь домой из школы. Начинается дождь. Он не похож на весенний ливень, он какой-то снежный, не холодный, но белый и похожий на нарезанные салфетки. Воздух пахнет пылью, совсем как в апреле. Людей во дворе совсем нет. По тротуару бежит маленький мальчик, напевает какую-то мелодию.

2. Возвращаюсь из школы. Мужчина, лет 50-60, пытается завести свой мотоцикл. Наконец получается. Он смеётся.

3. Утром на улицах тише, чем днём. После утреннего дождя кажется, будто мы живём у моря. Хотя откуда мне знать? У моря я жила всего 24 дня. Женщина провожает своего сына в школу. На её плече небольшой рюкзачок - это её, а не сынишки. Звонит сотовый - стандартная мелодия nokia. Её руки заняты, она пытается повязать себе на шею длинный сиреневый платок. Она просит сына достать телефон. А он не может справиться с молнией. Я прохожу мимо, а улица остаётся такой же тихой, влажной и прохладной. Рингтон nokia повторяется и повторяется. Я вижу людей, тоже торопящихся на работу, учеников - в школу, и тумана нет. Но после поездки в Воронеж мой город кажется мне совершенно пустым.

4. Посмотреть на часы: 15:17. Конечно, «Тотальный диктант» уже начался, а я только нашла этот университет. Вспоминаю статью какого-то полупольского социолога или психоаналитика о природе страха, о паническом страхе, о страхе полуденного часа, когда солнце высоко, ни один предмет не отбрасывает тени. Картина Эдварда Мунка «Крик» - это почти иллюстрация к статье. Я всё жду, когда почувствую ужас, но это чувство не приходит, потому что я знаю улицу, по которой возвращаюсь к дому. Не люблю эту остановку, обожала занятия по литературе, на которые ездила сюда в прошлом году, ненавидела эту остановку, на которую нужные мне маршрутки приезжают раз в полчаса. Улица слишком широкая для того, чтобы я не вспоминала «Фарперу», которую я начинала читать три раза и проглотила только с четвёртого. Помню, Люси показывала Тоби страну, которую она обнаружила в игрушечном театре, которая сворачивалась, как ковёр. Я всё жду, когда улицу захлестнёт ветер, и она скомкается, как исписанный каракулями черновик. Но ничего не происходит. А потом я села не на тот автобус и уехала не туда. В желудке пусто, зато в ногах кости заменены на свинцовые.

5. Все девчонки и мальчишки в легких ветровках, джинсовках, кожаных куртках. Я вижу только себя в этой бежевой обкладке. Это просто бежевый плащ. Как в бессмысленном дневном детективчике: я в плаще, я растеряна, я иду по улице. Но нет локонов, нет загадки, нет интриги, ничего нет, на улице тоже почти никого нет. После Воронежа наш город кажется совсем пустым. И наши толпы, оказывается, это просто лютики. Хотя моим рукавам, кажется, достаточно и данного количества людей, чтобы почувствовать себя самовоспламеняющимися.

6. Когда она засыпает, Джонатан только тихо говорит: "чёрт." когда она просыпается, Джонатан пытается не попадаться ей на глаза. "завтра не будет лучше, "-вот что она сказала ему, когда убежала в комнату и забилась под подушку. Джонатан видел много людей, сгнивающих в клетках, которых не существует, к прутьям которым невозможно прикоснуться и от которых не избавиться. она как-то спросила у Джонатана: "если бы у тебя был ключ, ты бы отдал мне его?" Джонатан ответил не сразу. у него, разумеется, было целых две секунды и ещё несколько тысячных, чтобы додуматься не сказать правду. Он только тихо сказал: "конечно." джонатан знает что делать? нет. джонатан никогда не знает, что делать. у него в кармане опыт собственной жизни. ещё плюс-минус десятков сорок тех, кто так же, как и она, просил ключ.