Сверкает лезвие над нимбом,
Собой всё небо, Солнце затмевая…
Перед лицом важно стоит палач в чёрном балахоне, из-за которого даже не видно лица, он держит тонкую верёвку, которая вот-вот оборвётся и отпустит остро заточенное лезвие вниз. В горле застрял ком и даже вдохнуть чистый воздух невозможно. Необычайно сильная дрожь по всему телу, и в испуганном взгляде её легко прочесть. Железное лезвие сверкает, переливается на ярком полуденном Солнце… И скрипит, скрипит, так тихонько, но когда все вокруг замерли этот скрип кажется невыносимо громким, даже оглушающим. Слышна дрожь. Моя и тех зевак, что стоят вокруг, таращат глаза и на самом деле боятся увидеть то, перед чем я, кажется, совсем потерял страх — смерть. Нестерпимая жара добавляет происходящему ещё большую драматичность, а над жертвой жестоко издевается. Если взглянуть на пол, можно увидеть мешок в буро-коричневых следах от чьей-то крови. Да, именно там окажется моя голова после того, как будет безжалостно отсечена этим громадным остриём. Рядом с мешком чёрная крыса. Животное пристально на меня глядит и не отводит глаз. Ожидает ли она моей смерти? Единственная, кто не боится увидеть крови? А может она и есть моя смерть? Если так, то я буду несказанно рад. Своим взглядом она вселяет мне какую-то странную надежду, вот бы ещё понять на что.
Лезвие в очередной раз скрипнуло и опустилось на несколько сантиметров ближе. В глазах резко потемнело и я почувствовал всё то зловоние, тот смрад, что, как оказалось, окружал меня последние несколько минут. Хотя эти минуты тянулись так долго, как это только было возможно. Я думал, что прошло уже несколько часов.
Солнце печёт всё сильней, оно так и ухмыляется надо мной, и смеётся, как не смеялся никто никогда. Пытается сжечь тело до того, как свершится казнь.
Палач, напоминающий мне саму смерть, вместо косы у которой — верёвка с прикреплённым ножом гильотины, подошёл чуть ближе, его пальцы расслабились и я услышал последнее в своей жизни — режущий уши противный звук(это лезвие стремительно спускалось к моей голове) и крик толпы. Они одновременно охнули и в ожидании замерли. Замер и я. Я потерял сознание, но ещё не умер.
Хруст, вперемешку с людским плачем и моей алой кровью, заполнили площадь. Солнце продолжало злобно хихикать, оно будто радовалась свершившемуся.
Всё стихло, наступила ночь. Небо было светлым, а Луна светила болезненно желтым светом, а не белёсо-голубым, как обычно. Я слышал кашель, слышал лай собак и та крыса…
Теперь моё тело уложено в деревянный гроб, а вокруг люди. И они опять плачут. Священник читает молитву, после чего гроб аккуратно кладут в яму на распоряжение червей и прочих земельных жителей. Что ж, хоть кому-то я буду полезен.
Ешьте, ешьте тело моё,
Милые, милые черви.