Я должна постоянно твердить: «Анорексия, иди к черту!». Если я не буду этого делать – все рискует снова повториться. Я убеждаю себя, что лучше есть и потолстеть, чем не есть и опять стать несчастной. Я перестала отождествлять понятие «поправилась» с понятием «недостойна», но иногда это пересиливает меня; я радуюсь своему чуть похудевшему отражению в зеркале и сантиметровой ленте, показывающей, что все «приемлемо, чтобы жить дальше». Ведь в городе, где нет инфраструктуры, где сплетни о других и самодеструкция – единственные развлечения, не остается ничего другого, кроме как самому наполнить свое существование чем-то или кем-то. К. стала моим смыслом, как и те, что были до нее. Вернее даже не они, а фантазии, воздушные замки, которым не суждено было воплотиться в жизнь. В глубине души я знала, что это невозможно - наши отношения – но не была готова расстаться с мечтаниями. Вторым моим смыслом, который ни разу меня не покинул за годы проживания в этом городе, было ожидание. Я так привыкла чего-то ждать, что не способна насладиться моментом, когда срок, наконец, подходит к концу. Я ставлю новые цели и снова жду как Хатико, живя бесконечным циклом «лето – 1 сентября – день рождения – Новый год – 23 февраля – 8 марта – май – лето». Но и эти цели не являются главными, они лишь отрезки ожидания большого события – переезда в Москву. Пусть ничего не измениться с переездом, пусть случится что-то исключительное, но нет ничего хуже заточения в маленьком городе, обнесенном колючей проволокой, где вход и выход только по пропускам. Этот гнет научил меня не только ждать, но и заполнять пустоту и время. Я или же мое подсознание выбрали просто-напросто худеть.
Это звучит глупо. Однако, дробление времени на маленькие промежутки как бы сокращает большой срок ожидания. Можно жить чередой смены праздников и времен года, но что делать между точками этого цикла? Свои, придуманные точки были необходимостью. Диета проходила в режиме «1 день – 3 дня – неделя – 3 недели – 5 недель – 12 недель», далее, как правило, наступал неизбежный период срывов, но достоинством этого цикла было то, что его можно было запустить вновь. Возникает вопрос: «Почему нужно было именно худеть? Почему нельзя просто отсчитывать дни?». Система штрафов и наказаний, являющаяся частью любой диеты, и экстрим, связанный с голодным состоянием делали процесс отсчета не таким скучным. Похудение стало смыслом, большим, чем К. и что-либо другое. И теперь, когда пришел час отказаться от него, я не знаю, чем произвести замену. Ничто не наполняло мое существование так сильно, как это. И это самое сложное в аутотренинге.
Художественная литература, которой увлекается К., мне противопоказана. После депрессивного Достоевского и истории Обломова и Ольги, я зареклась читать эмоциональные, психически тяжелые романы, дабы не проецировать на себя ту боль, что чувствуют герои. Я слишком близко к сердцу принимаю переживания персонажей, и в такие дни становлюсь крайне неэффективной.
Мне нравится рисовать, но это, как и другие увлечения, не может занять место Главного Смысла. Когда я рисую, мне даже кажется, что оно рисуется само собой, на бумаге отмечаются какие-то аспекты реально существующих предметов. Я не Дали, мне не снятся чудные картины, я ни разу не создавала что-то по-настоящему свое, срисовывая с фотографий, чужих работ, вещей, что физически стоят передо мной в данный момент. Преподавательница по рисунку сказала, что фантазии можно научиться, но для меня просто поступить в художественный вуз – уже из ряда фантазий.
Стихи, песни, разнообразные писульки никогда не были чем-то важным, они просто были.
В последнее время мне очень страшно. Я боюсь, что мы не переедем никогда. Что государство скажет: «До свидания, голубчики. Нам все равно, что вы стоите в очереди на жилье уже столько лет». Меня трясет, когда я думаю об этом.