Мне снилась Лиля. Мы встретились в странном кафе внутри метро, где стояла полутьма, и почти не было людей. Я сразу ее заметила, сидящую за круглым деревянным столиком возле влажной стены подземки. С ней был еще кто-то, но то ли при моем появлении он исчез сам, словно чеширский кот, то ли был настолько неважен для меня, что боковое зрение отказалось видеть его. К моему удивлению, Лиля почти не держала обиду. Мы пытались поговорить; на мои предложения погулять она отвечала холодными отказами, но как дело дошло до обсуждения фильма, что я недавно смотрела, мы смеялись, вспоминая постельные сцены, и живо беседовали, не отрывая глаз друг от друга.
- Моя мама психолог, - как бы невзначай сказала Лиля.
- Я непременно приду! – авантюрист внутри меня снова был готов вершить безумства, пойти куда угодно, с кем угодно, и главное, прямо сейчас.
- Хорошо, хорошо, - смеясь, Лиля написала на салфетке адрес и вручила мне.
Придя по указанному адресу, я была поражена. Дверь обычной квартиры на пятом этаже была не заперта, я вошла и буквально потеряла дар речи. Это было похоже на изумрудный замок - все было зеленое: малахитовый пол и нефритовые стены, вазы из чистых тончайших пластин самых больших на свете изумрудов, обрамленные ковкой окна, и огромные картины грандиозных музейных размеров. Они были выполнены в классическом стиле и изображали баронесс в платьях-пирожных с накрахмаленными волосами, пухлых полководцев на фоне их жилистых коней, богатые натюрморты, где стол ломился от яств и вин. Но в величественных картинах я заметила одну странность: рисунок располагался на левой, либо правой части холста, не затрагивая чистую поверхность, будучи отделенным от нее нарисованной полосой. Словом, Екатерина Великая смотрела на меня с краю гигантского холста, что создавало дисгармонию. Картины были незакончены. Я подошла ближе. Под рамкой из белого золота была аккуратно приклеена бумажка с надписью «Аня. 11 лет. Диптих». «Лиля не рассказывала про сестру, а она оказывается, безумно талантлива. Подумать только, в 11 лет… Диптих… Ну, может быть, еще будет дорисовывать…» - думала я, поднимаясь по лестницам, и гуляя по зеленым коридорам. Под всеми картинами была подпись этой Ани, все они назывались «диптихами», и холст каждой был разрисован лишь наполовину. Я остановила свои раздумья на эту тему, завидев тяжелую дверь из красного дерева. Должно быть, пришла. Я постучала, и не дожидаясь разрешения войти, просочилась в кабинет психолога, еле открыв массивную дверь.
За столом сидела она, женщина средних лет. Я пыталась разглядеть ее лицо, но не могла – у нее словно солнце вместо головы, оно ослепляло и не давало взгляду сосредоточиться. Но лишь я завидела этот свет, меня окатила волна спокойствия и бескрайнего доверия к незнакомой женщине. Словно в трансе я начала рассказывать ей все о своей жизни. Она могла бы спросить, где в моей квартире хранятся деньги и документы – я бы безоговорочно сообщила ей это. С каждой минутой, что мы говорили, мне становилось легче. «Солнце» на ее голове зачаровывало, заставляло подчиняться, слушать, чувствовать добро и тепло. Вдруг оно погасло. Я по прежнему не могла увидеть лицо психолога, блики и разноцветные пятна, стоящие в глазах, мешали мне это сделать. «Подожди меня в коридоре» - сказала она, и я наощупь вышла из кабинета. Туман в голове почти рассеялся, но я даже не помнила, о чем мы разговаривали с лилиной матерью. Прямо перед кабинетом на стене висел еще один огромный «диптих», на этот раз изображающий величавый корабль с белыми парусами и пирс, где толпился разномастный народ. Полотно излучало столько света, что казалось, за пределами этой квартиры-замка тоже стоит лето, лучи бьют по пушистым кронам деревьев на набережной, чайки стайками сидят на мачтах причаливших кораблей. Неожиданно появилась таинственная солнцеликая женщина. Она подошла к овальному окну, что было от пола и до потолка, и открыла его. Окно на самом деле оказалось дверью. Я не поверила своим глазам.
Стояла жаркая пора конца восемнадцатого века. По пристани, куда вела тропинка прямо из «окна», гуляли девушки в белых платьях и шляпках, держа в руках кружевные зонтики. Чайки плакали над оживленными доками, их голоса сливались с криками рабочих и моряков. Дамы прощались со своими сыновьями, целуя их в обе щеки, всюду бегали чьи-то дети, их звонкий смех раздавался где-то в толпе. Я решила рассмотреть получше, и приблизилась к порталу в тот мир, не решаясь войти в него. Левее пристани стоял невероятный корабль с пушками и белоснежными парусами, он был полужелезный и наверняка механизированный, хотя бы частично, но мачты с парусами и вырезанная статуя крылатой девушки на носу напоминали о золотом веке кораблестроения. На палубе было яблоку негде упасть. Тысячи рук махали на прощание родственникам, с шапками, платками, курительными трубками. Корабль должен был вот-вот отплыть.
- Поедешь с нами? – вдруг спросила меня психолог, все это время стоявшая рядом.
Я пригляделась. По трапу поднимались Лиля и еще одна девочка, может, та самая художница Аня. Они улыбались. На минуту я задумалась: «Как же так? Куда я поплыву с ними? В этом городке у меня семья». Загадочная женщина уже собралась выходить на улицу, как я, смешно засеменив ногами, догнала ее и взяла за руку. Мы взошли на пирс.