— Мам, ты знаешь, кто такая Эльке? Не Элька, а Эльке. У неё немецкое имя.
- Какая ещё Эльке?
- Девочка Эльке.
- Ты о чём вообще? о каких ещё девочках?
- Я ещё давно придумала Эльке. Она худенькая. У неё короткие тёмные волосы. И полосатый свитер.
- И хватит на этом. Даже и не думай о ней.
- Что значит не думай? Я не могу просто выкинуть её. Я её придумала, и ей нужна история.
- Не нужно никаких историй. Вот будешь придумывать, совсем забудешь об уроках.

Я хотела рассказать маме о собаках Эльке, о её сестре-близняшке. Но сеанс нравоучительных карманозашиваний уже был окончен. Завтра я схожу в чистилище за справкой (да ладно, это просто седьмой и восьмой круги ада. Никак не вспомню, есть ли в аду Данте место для визжащих болеющих детей и их диких мамаш), и в четверг, когда в мою сумку снова свалятся четыре килограмма учебников и тетрадей, уже не вспомню про Эльке. Чем я занималась в течение целой недели, пока болела?

Да, я знаю, Джонатан. Но я обязательно найду время, чтобы напечатать четыре страницы об Эльке и её бежевой плиссированной юбке.