12-08-2012
Умирать было незачем, жить тоже. Я бы так и перестал дышать прямо тут, на этом крохотном клочке пространства, где взбитый прохладный воздух поднимался к потолку и врезался вновь в мое недвижное тело, где во времени, что законсервировали и отложили на дальнюю полку в самый темный чулан, было слышно, как увядают и опадают лепестки минут. Я бы так и умер, но, боюсь, заголовки газет не будут вопить о моей гибели, и смертью храбрых это не назовут, да и оборотистость в социальных контактах, будучи мертвым, я никак не наращу, что очень огорчит моих родителей.
Люди окрестили бы это гармонией, а я убежден в том, что не живу и сотой доли от жизни насекомого, что в беспорядочной сутолоке хотя бы рвется прочь из затхлых помещений, я же просто стелюсь по кровати, пуская ручьи-руки по складкам в постельном белье, притупив чувства настолько, что и в эмоциональном плане не опережаю предмет мебели. Должно быть, спокойствие и уверенность в завтрашнем дне (чего я жду от завтра? газет), что заложены в людях основой, во мне поблескивают лишь изредка, я погнут настолько, что даже текст, обещавший стать воплем, стал бумажной кашицей; каждое слово я катаю и рассусоливаю в мозгу, как краюху черного хлеба во рту, до полного потерей словом значения.
Любое слово - кнут, неистовая мощная стихия, однако в моем исполнении слова словно цепенеют, валясь друг на друга, подобно костяшкам домино.
После своей жизни я пожелал бы стать призраком, я бы пробирался под кожу к каждому, посмевшему поверить в жизнь, липкими руками своими обрывая передачи артерий внутри, я бы превращал жизнь каждого в абсурд, в омерзительный цирк, я бы столкнул тебя лоб в лоб с бессмыслицей, снес бы все остановки, вдоль которых проходят твои автобусы, и перенес бы их на другой конец света, а главное, я бы пробрался к тебе в ванную и продышал на зеркале поэму о том, что все, что ты любишь - некрасиво.