16 мая 1469 г.
Часто я просыпаюсь посреди светлого дня от кошмаров, в которых моя семья, моя любимая и самая дорогая, близкая семья, погибает у меня на глазах. Часто именно поэтому я потом заворачиваюсь под одеяло, всё ещё чувствуя усталость, но не решающая закрывать глаза, чтобы не дай Бог не вернуться в тот кошмар. Это происходит часто – почти каждую ночь. И, что хуже всего, все мои кошмары реальны. Реальны как никогда, ведь это не просто игра воображения, которая происходит от переутомления – это воспоминания. Реальные воспоминания, с каждым днем, с каждым годом всё более и более искажающиеся в моем сознании до беспредельного уровня, грозящиеся, в конце концов, опять превратиться в реальность… Почему так? Потому, что я до сих пор помню ту ночь в мельчайших подробностях: начиная с того момента, как в дом ворвалась прислуга, запыхавшаяся от бега, и заканчивая…всем. Я могу описать здесь любую деталь того злосчастного вечера, поскольку в моей голове и по сей день сохранились все те картины и образы из прошлого, волочащиеся за мной на протяжении многих лет и столетий. Могу ли я назвать это жизнью? Вряд ли. Да и не имею права… Зачем я пишу это здесь? Прежде чем решиться завести, все-таки, дневник, я тысячу раз подумала перед этим – зачем мне это нужно? Зачем я напишу это сюда? Чтобы окончательно закрепить свой главный страх на страницах бумаги, которая пройдет со мной через многие года, лишая меня последней возможности вырваться из своего кошмара? Или же я просто сама не хочу забывать всего того, что случилось тогда? Я не могу с уверенностью ответить на этот вопрос, поскольку склоняюсь к разным вариантам ответа. Хотя, сказать честно, я вообще никуда не склоняюсь – мне просто плевать. Но я всё же решилась написать это сюда, верно? Верно. Однако… Да. Я помню каждую деталь, но я не запишу их сюда все. Банальный страх, стыд, боязнь чего-то иного, либо просто лень и слабая грамматика – не так важно. Важно лишь то, что я помню… А помню я многое…
Помню, как открылась дверь, когда Дорота залетела в гостиную с переполненным лицом слезами, бешено колотящимся сердцем и трясущимися руками. Помню, как паника медленно начала окутывать своими щупальцами наш дом, в то время, как я, резко заключенная в крепкие объятия Пита, сначала просто не могла поверить в услышанное – в городе вампиры. Армия вампиров. И они пришли сюда уже отнюдь не просто обстановку разведать, нет – они пришли сюда, чтобы убить нас. Всех нас. Помню, как крики с улицы заполнили всё мое сознание, как не могла я сосредоточиться на чем-то ином, как терялась, как боялась, и до сих пор, отчего-то, не верила в реальность происходящего – ведь это казалось абсурдом, да? Неужели и впрямь то, что творилось на улице…являлось войной? Не войной, как подсказало мне что-то потом, а истреблением… Война закончилась. Наша раса проиграла. Теперь вампиры «заметали» следы. И делали они это, конечно же, очень умело, поскольку большая часть из них была достаточно сильно и крепко подготовлена – чего только стоили их серебряные стрелы, мечи, копья и даже банальные ножи… Помню, как мы убежали, прихватив с собой парочку якобы нужных вещей и кучу оружия на случай нападения кровососов. Помню, как Одрик отправил всех нас (меня, Питера, Софи, Лауру, Эйвену и ещё нескольких слуг) в подвал дома, дав четкое распоряжение для Пита, по которому он обязался защищать нас и использовать, если надо, в ход всё, что может помочь, но главное – не возвращаться за ним. Помню, как мы бежали в подземном проходе, слыша крики, ропот, плач и брызги крови снаружи. Помню, как бешено колотилось мое сердце, а рука, крепко сжимаемая ладонью Питера, изрядно вспотела от напряжения – я так боялась! Мне казалось, что в любую минуту перед нами выскочит вампир и выстрелит в нас серебряными стрелами: клянусь, я, буквально, ощущала на себе жгучее прикосновение серебра (до этого я дотронулась до него всего один раз и то, случайно). Позади себя я слышала тихие всхлипы молодой дочери нашей служанки, а вместе с ним и убаюкивающий тон её матери, которая старалась вместе с тем принести покой и в наши сердца – ох, если бы мне это только помогало. Я была так напугана, я чувствовала что вот-то и всё – наступит конец! Напряжение накалялось, по моему телу без устали блуждали мурашки, а мы все шли, шли, останавливаясь лишь для того, чтобы на короткое мгновение прислушаться. Мои мысли бились в бешеном ритме, я не успевала хвататься ни за одну из них, однако, как я и поняла, всех нас, до этого мало осведомленных, беспокоил только один вопрос – как вампиры узнали о нас? Ведь прошлой ночью все, абсолютно все кровососы были перебиты… И тут я замялась. В памяти как будто появилось прозрение о вчерашнем вечере, когда мы с Софи удалялись домой, когда я, не придав значения тому сопению за спиной, просто ушла, не соизволив даже вернуться и проверить… Комок встал в горле, а ноги будто бы превратились в ватные, поскольку я на какое-то мгновение чуть не потеряла равновесие и не упала – у меня, кажется, даже голова закружилась. Это я всех предала тогда. Да. Я обрекла нас на гибель – мысль эта пришла слишком неожиданно и спонтанно, чтобы я четко сосредоточилась на ней, поскольку в следующее мгновение все мои чувства и эмоции пробило новое ощущение – надежда. Я как никогда желала её, надеялась, что мы выберемся отсюда живыми, хотела поверить в чудо… Боже, да тогда я искренне в него верила и молила богов об этой маленькой милостыни – только бы нам сохранили жизни! Пожалуйста! Я ведь не требовала слишком многого! Если Бог есть… Черт… Да. Именно в ту ночь я и убедилась, что Бога нет. Ну или он есть, вот только от меня уже давно отвернулся. И правильно сделал, вероятно, ведь ответственность за содеянное лежала только на мне – я предала всех. Я по своей глупости обрекла всех на гибель. Теперь мне ничего не оставалось, как просто…ждать. Ждать конца и надеяться на чудо…
Мы выбрались наружу через какой-то дом на окраине леса - похоже, это была чья-то хижина. Хозяев дома не было, о чем говорила мертвая тишина, перебиваемая лишь дальними криками из города, которые доносились даже сюда, и маленькое пламя почти потухших свечек, расставленных по всем комнатам. Питер объяснил, что осталось совсем чуть-чуть – если мы удачно пересечем границу городка через лес, нам уже ничего не будет угрожать. Мы сможем выбраться. Помню, как зачарованно смотрела на него сквозь едва-едва проступившую пелену слез, до сих пор не веря, что скоро все может кончиться, и в то же время отчаянно надеясь на спасение. Он и сам боялся, я видела, но по-настоящему достойно маскировал свой страх, пряча его под непроницаемой маской серьезности и величия. Я восхищалась им, что уж говорить. И восхищалась Софи, которая держалась по-настоящему мужественно – она не позволила ни единой слезинке промелькнуть на своем лице и, кажется, в любую минуту готова была ринуться в бой. Но, несомненно, она также боялась. Если боялась я и даже Питер, то она точно… Помню, как мы выдвинулись – свечи в доме специально не стали тушить, чтобы не привлекать излишнее внимание врагов, которые могли быть поблизости. Помню, как надежда в моем сердце начала разгораться, постепенно превращаясь в искреннюю веру, ведь мы прошли уже почти половину пути в относительной безопасности и, похоже, скоро уже должны были выбраться. Помню, как крепко держалась за руку Питера, боясь её отпустить… А потом… Помню, как услышала едва-едва заметный взмах массивных крыльев, рассекаемых воздух, уже, очевидно, замеченных всеми остальными. Помню, как вампиры начали что-то кричали друг другу, постепенно из троицы несчастных кровососов превращаясь в целую тучу летучих мышей. Помню, как послышались визги за спиной, как ноги мои невольно начали набирать скорость в тот момент, когда Пит буквально потащил меня за собой, наверное, всё ещё надеясь улизнуть. Помню, как позади раздался хриплый звук отрубаемой головы, а затем послышалось что-то шипящее – видимо, меч был серебряный. Помню, как мы еле-еле добрались до какого-то дома, в который Питер немедленно меня поволок, намереваясь, скорее всего, вновь отправить в подвал. Из пятнадцати ликанов, которые изначально были среди нас, теперь осталось только восемь – члены моей семьи и ещё пара слуг. Остальные, вероятно, погибли ещё там. Почему мы бежали? Почему не собирались сдаваться? О да, я видела боевую решимость в глазах своего супруга и сестры. Да и не только в них – все хотели драться. Пускай во мне это ещё было слабо развито, но горячая натура не позволяла просто так смотреть на гибель своего народа. Почему?! Потому что вампиров было больше. Клянусь, я никогда не видела стольких кровососов сразу – если не ошибаюсь, то двадцать там точно было. Некоторых, конечно же, все-таки удалось убить – смерти ликанов, оставшихся в лесу не прошли даром. Но этого было мало. Мы прекрасно знали, что не справимся. Нам нужно было бежать – бежать без оглядки, без остановок, стирая ноги в кровь, но бежать… Как можно быстрее. И да – мы бежали. Но этого оказалось мало – вампиры появились в доме. Послышался звук разбитого стекла, когда кровососы ворвались в хижину. Снова крики, заполнившие мой слух, снова вопли, шипение, смех, плач, убийства… Помню, как Питер, вопреки всем моим уговорам и попыткам к действию, с силой закинул меня и ещё нескольких молодых ликанш в подвал, плотно закрыв нас. Помню, как билась в истерике, как пыталась открыть этот чертовый люк, прекрасно понимая, что в эту самую минуту моих родных убивали там, всего в нескольких метрах надо мной. Помню, как срывалась моя глотка на отчаянный крик, сопровождаемая истеричными воплями за спиной от девочек, чьи матери, похоже, также полегли от руки вампиров. Помню, как чье-то тело упало на пол, перекрывая теперь любую возможность выбраться – сквозь щелочку я смогла увидеть того, кто именно преградил своей смертью мне выход. Помню, как резко замерла. Замерла на какой-то момент, после чего сама же ужаснулась от истошного вопля, вырвавшегося из моей глотки, и последовавшего за ним потока слез, ведь убитой была Эйвена! Я во время закрыла свой рот рукой, отчаянно вцепившись зубами в собственную ладонь, чтобы не дай Бог не привлечь внимание кровососов – иначе из-за моей ошибки погибнут ещё и другие. Эйвена была как матерью для меня, она многому меня научила, она была дорогим мне человеком и… Она была мертва. До этого момента, не верившая в реальность происходящего, теперь я окончательно убедилась, что всё это – правда. Все эти смерти, жизнь Эйвены, их боль, их мучения – всё это было моей виной… Я искренне пыталась справиться с истерикой, но не могла. Не могла, потому что впервые потеряла близкого, по-настоящему дорогого мне человека. И что ещё хуже – труп этого человека был прямо надо мной, словно это был какой-то знак, означающий, что именно я виновата во всем, и Эйвена, теперь уже покойная, знала это. Не помня себя, я вновь попыталась выбраться, но все оказалось тщетно – моих силенок, может быть, и хватило бы, если бы я смогла сосредоточиться, однако все попытки не увенчались успехом, поскольку мысли о том, что прямо сейчас там могли умереть мои братья и сестры (и даже Питер), мешали мне сконцентрироваться, то и дело заставляя руки дрожать от страха или же вновь стирать слезы с глаз, поскольку они мешали мне видеть в темноте. Помню, как резко отпрыгнула назад, когда услышала, что кто-то отодвигает тело с люка. В нос резко ударил запах чего-то мертвого, падального, а по телу пробежались небольшие мурашки, вызванные непривычным в такой обстановке прикосновением холода – нет, это не было запахом мертвого тела (уж его-то я отличить могла). Это был запах вампира – надо сказать, именно тогда я впервые и почувствовала его, как следует. Осознание этого факта никоим образом меня не обрадовало – да, люк, наконец, открывался, но ведь это означало, что нас нашли и, скорее всего, убьют. Убьют? Нет. Мы не могли просто так умереть. Умереть, когда Питер и остальные, возможно, все ещё живы и надеются, что до нас до сих пор не добрались? Умереть, как псы, загнанные в ловушку, не соизволившие даже побороться? Умереть так? Нет. Мы должны хотя бы попытаться. И попытались. Помню, как, поборов в себе бешеный страх, резко кинулась на кровососа, вобрав в себя всю ту силу, которая принадлежала мне от природы, когда люк все-таки открылся, и вампир собрался прикончить нас. Помню, как резко свернула ему шею, сама от себя даже не ожидая проявления такой ненависти к этому хладнокровному существу. Помню, как на мгновение растерялась, оказавшись в самом эпицентре схватки двух рас – ликаны до сих пор не сдавались, отчаянно сражаясь со своими убийцами, и, похоже, в некоторой степени одерживая верх. Помню, что видела много тел, но так и не могла разобрать среди них ни Питера, ни Софи (и слава Богу). Помню, что краем глаза все-таки зацепилась за знакомое очертание вдали – это была Лаура с рассеченным серебряным мечом лицом. Помню, как услышала выкрик Питера из соседней комнаты, и как тут же ринулась туда, по пути оттолкнув нападок молодого вампира – руки мои сами невольно выхватили топор из стены и рубанули по его шее. Помню, как с бешено колотящимся сердцем появилась в дверях помещения, которое когда-то было спальней, и, уже готовая кинуться на помощь своему супругу, который сражался сразу с двумя вампирами, заметила небольшое движение в дальнем конце комнаты. Помню, как перед этим самым моментом, когда я смогла наброситься на одного из кровососов, я смогла различить там, у окна, знакомую фигуру – это была Софи. Помню, как отчаянно выкрикнула её имя, и как она, в тот момент, когда я расправилась со своим противником, виновато покачала головой и, прыгнув вниз, скрылась в ночи, оставляя нас здесь одних без какой-либо надежды, с мольбой во взгляде, и с потухшей верой… Помню, как замерло мое сердце в тот момент, когда я, услышав за своей спиной сдавленный полу-стон, обернулась назад и увидела рухнувшее на пол тело. Тело, до сих пор содрогающееся в судорогах от глубокой раны в груди, нанесенной серебряным кинжалом. Тело, которое до последней секунды старалось отчаянно бороться со смертью, наградившее меня последним прощальным взглядом. Тело, чье сердце в считанные секунды остановилось. Это было тело Питера… Кажется, в этот момент весь мой мир рухнул – все те надежды, мольбы, страдания, вера, что я обратила на несуществующего Бога покатились к чертям в один этот момент, когда я, безвольно упавшая на пол, кинулась к своему возлюбленному, стараясь всеми силами не допустить того, что уже произошло. Я больше не закрывала рот рукой, позволяя отчаянному крику вырваться из моей груди. Я больше не старалась скрывать эмоции, поскольку их просто нечем было скрывать – моя жизнь кончилась. Я плакала, держала его за руку, надеялась услышать его дыхание, трясла уже мертвое тело: я просто не могла поверить, что все происходящее – правда… Конечно, я все понимала. Понимала, да, но мой мозг отказывался принимать эту информацию, ведь Пит умер! Умер из-за меня! И все они умерли из-за меня! Я кричала, плакала, изнывала от желания убить всех этих чертовых тварей, в то же время трясущимися руками убирая светлые пряди с лица супруга, понимая, что все это теперь не в моей власти! Я хотела умереть вместе с ним, я потеряла последний шанс хотя бы на призрачную надежду… Я желала смерти. А потому, когда мое сознание, наконец, сообразило, что в комнате вампиры, а я до сих пор не мертва, я, похоже, слегка удивилась. Руки мои все ещё прижимали тело Питера к себе, я не могла его отпустить – умом понимая, что обнимаю бездыханное тело, я всё ещё чего-то хотела, к чему-то стремилась… Было ли это последним проявлением хоть каких-либо чувств, которые возникают у животного перед смертью, когда он, вопреки всем обстоятельствам, все ещё пытается бороться за жизнь – я не знаю. Но потом, когда меня начали оттаскивать от Пита, я, всё ещё плача и выкрикивая ругательства в сторону проклятых кровососов, постепенно начала терять и это – страсть к жизни. Последний огонек, который до сих пор позволял мне бороться – я начинала терять его. Не помню точно, когда именно это случилось… Да и не так это важно… Дальше все пошло намного хуже. На меня нацепили ошейник, не позволяющий мне принимать истинный вид, связали руки, ноги, и повели на выход. Я была одной из трех девушек, которых оставили в живых – все мы были слишком юны, подавлены и, конечно же, не представляли должной опасности для вампиров. Я не знала, куда нас ведут – да и не хотела больше знать, поскольку отчего-то была слишком уверенна, что нас ведут на смерть. Было ли это на самом деле так, или же я просто очень страстно желала этого – я не знаю… Помню тела, разбросанные повсюду. Помню, когда мы проходили мимо того самого подвала, я увидела там трупы маленьких девочек, прятавшихся вместе со мной – по словам кровососов какой-то сумасшедший из их рядов прикончил малышек в два счета без причины. Помню, как нас посадили в клетку и куда-то повезли… Помню, как потом, когда мы приехали в город со странным названием Моррис, меня сильно избивали, пытали и посыпали чем-то, что здорово обжигало кожу. Помню, что на тот момент я всё ещё находилась в странном состоянии между жизнью и смертью, а потому мне было все равно. И только потом, когда… Когда это случилось… Я сломалась. Изменилась, сменила направление, убила себя, умерла – можно считать это чем угодно. Но до того момента я была словно зомби – ничего не говорила, закрывалась в себе, не питалась… Просто марионетка. А потом… Потом, конечно же, стала иной. В тот вечер (не помню число) во время очередной пытки у меня случился выкидыш… Оказывается, я была беременна. Беременна от Питера. Слезы текли из моих глаз теперь уже не из-за жуткой боли, которую я просто отказывалась чувствовать – с ними выходили последние остатки моей бренной души, итак уже разбившейся на кусочки, не знающей надежды, забытой Богом… Я лежала на полу, свернувшаяся калачиком, пытающаяся справиться с душевной болью, которая каким-то непонятным образом превратилась в физическую, и не понимала, как… Почему это происходило со мной? Почему именно я стала причиной смерти стольких близких для меня людей? Почему эти твари забрали у меня все, а я даже не могла хоть как-то отплатить им? Почему они забрали у меня право на жизнь, на любовь, на чувства? Почему они забрали Пита? Почему убили ещё даже не рожденного ребенка? Ребенок… Я заплакала с новой силой, теперь окончательно понимая, что во мне больше ничего не осталось от Питера – этот малыш мог бы стать памятью о моем возлюбленном, но даже он умер… Почему они забрали у меня право стать матерью? Почему забрали даже право на смерть?! Смерть… Как я отчаянно желала её. И также отчаянно понимала, что она никогда не придет ко мне – слишком легкая расплата за всё, что я сделала. Слишком легкий выход. Мне предстояла иная участь, о да. Я должна была пронести это с собой через года. Через многие года, никогда не смея забывать хотя бы каплю из этих воспоминаний… Именно в ту минуту я поняла, что изменилась. Во мне не осталось ничего – сердце разбито, душа мертва, воспоминания искалечены… Была только ненависть – ненависть, теперь начинающая разгораться с новой силой. Ненависть, которая склеила мою душу по кривым кусочкам, принося в мое начинающее существование новую цель – месть. Ради тех дней, ради всего того, что я помнила, я обязана была жить этим – ненавидеть, стать сильной, набраться смелости, отомстить… Поначалу было трудно – я всё ещё была слишком подавлена. Но с годами ненависть стала частью моего второго «Я». Я слилась с ней – начала существовать по иному, теперь уже имея хотя бы какую-то цель. Понимая, что моя душа и сердце умерли уже давно, там, вместе с моей семьей, я все ещё продолжала существовать, ведомая тем единственным, на что у меня действительно хватит духу – местью…
Мне никогда не исправить ошибок своего прошлого. До сих пор я живу с этим, зная, что именно я, а никто другой, стала причиной смерти всех близких и дорогих мне людей. Я тащу этот груз с собой через года и, сказать честно, уже не считаю, что эти воспоминания – обуза для меня. Нет. Это цель, ради которой я все ещё продолжаю существовать. Смерть, даже в бою – не достойный для меня выход. Все, ради чего мне сейчас стоит находиться в этом поганом городишке, отрываясь на душах бренных кровососов – это месть. Я не могу представить ничего иного для себя. Я не хочу счастья, не хочу любви, не хочу жизни… Я умерла, при чем давно. Может быть, и не буквально, но факт остается фактом – мое существование наполнено целью. Целью, в которой нет места чувствам, эмоциям, счастью, радости, любви…
Я, как и говорила ранее, не знаю, зачем написала сюда это всё. Не хочу расставаться с воспоминаниями? Боюсь, что когда-нибудь все это забуду? Возможно. Но это первый и последний опыт ведения дневников – на большее моего словарного запаса просто не хватит. Избавилась ли я сейчас хоть от какой-то части тьмы в моей душе, излив свои страдания сюда? Нет. Вряд ли. Я просто поделилась с листком бумаги моим кошмаром. Моим ежедневным кошмаром. Прочитает ли это кто-нибудь? Вряд ли. Мое прошлое – это мое прошлое. У меня отняли всё, но отобрать воспоминания я никогда не позволю – никому…
Страница последняя. Сегодня 17 июля 1926 года. Прощай, моя старая, ветхая тетрадка. Надеюсь, мы с тобой больше никогда не увидимся…