у луны глаза без размеров. а я не помню.
старый мастер стервенеет от искусства.
в голове только глупые приветы и все не в те стороны
и со своими диковинками. губы прикусывая
парень нажимал
внутри
кнопки…
старый башмак.
утрирования.
и общество.
это то, что позиционирует меня как механизм.
я пришел вглубь не выходя снизу,
ловили кайф в уютных карнизах и пикниках корзинных.
пока ярлыки путали со стимулами, пока все мило да мило.
жить как мясо. приплясывая на поминках
и точить лясы как эйфория достигнет.
прости,
но здесь каждый тростинка. и без половинок
половину под ломку.
какие показания к черту?
я единственный. кто? у меня показательность
через пальцы указательные в сторонку,
ведь там кому-то море снится до дурости.
и у каждого своя мечта ситцевая в урну.
осень цвета асфальта,
осень бросили на вальсе
и осень зажила по новым правилам
со своей властностью.
до неотразимости,
и у каждого своя мечта ситцевая в урну.
я стану паразитировать или пытаться поразить.
вам пора жить с большой буквы,
я небожитель каждой вашей стихии.
люблю когда дождь заглушает плач детский, уличный,
ведь мама оставила под садиком и дала деньги на ужин.
и потом так круто одеться в чистое, встать на стульчик
и крикнуть, что никто не достоин быть человеком имущим.
который от степени агрессии в степень когда весело
переходит событиями мерзкими
и там ребенок сам вырежет нежность сечением кесарева.
дескать, потерял осуждаемость
и
из серого в человека без головы за раз.

я ем хлеб с мясом сырым
не попаду в жизни на ваш движ
но мне жизненно важно знать что не сгнию тут
думаю каждую минуту
как покинуть подводную лодку в форме страны
которой я тире мы ничего и не были должны
от рождения
там решили что не быть же всем гениями
патриоты настоянные в кефире
я переключаю канал вашей жизни нажав на кнопку зажиренную
смотри за ширмой мудак
что мы решили не ждать смерти около окон
любовь к поло, любовь полая
которой нет второе лето
и теперь уже думай сам
меняй строй, строй будущее
не там где курят тучи и прущие
не там, не там
все по углам
а меня рвет наружу,
на ту же улицу приезжает скорая
раз в который, разговоры
не важно, ешь хоть землю
все стремятся уже к подземности
но не дело правое, я сломаю обе руки
за правду, за право, закрой краны
стихи там, руки все ближе
но если бляди все кто меня окружает
то я вас ненавижу
женский пол как рулетка, замерим размер гроба
около пленок движение
и я хочу все, всё больше убийств
больше ваших нервов, чтоб все падали вниз
и горели так сладко и дым струился
из еврейского ресторана на углу
это уже даже не шум
это гул.