Ты всегда была ненормальной. И любой человек был свидетелем твоего ежедневного безумия, твоего маленького ада, который так и остался для тебя чем-то неоспоримым, непостижимым. Чем-то таким, с чем ты не могла бороться в одиночку. Ровно так же, как и не могла призвать на помощь кого-то извне.
Люди всегда обходили тебя стороной, ведь ты не принадлежала им. Ты не принадлежала этому миру, который, как ни странно, так отчаянно хотел принять тебя в свои объятия, сковать тебя цепями, узами родства с основной массой никчемных, пустых людей в ярких обертках.
Ты знала толк в обертках. Под подушкой ты хранила небольшой сундучок, в который бережно складывала их. Здесь, в этом сундучке с резной росписью на крышке, можно найти любые обертки – шуршащие, яркие, ароматные, пахнущие шоколадом и розами. Но многие из них имели для тебя особую значимость, которую, увы, никто так и не смог понять. Ты любила собирать обертки из-под конфет, зеленого чая, который уничтожала целыми пачками и буквально не могла без него жить; в свой сундучок ты прятала и кольеретки с чинными названиями алкогольных напитков, и простые этикетки от минеральной воды. Ты собирала свой маленький мир по деталям, искренне надеясь на то, что с каждой оберткой узнаешь его лучше, поймешь то, что окружает ее, но она все еще заблуждалась. Маленькая, глупенькая девочка с большими глазами, ломким голосом и дрожащими руками…Ты всегда заблуждалась. А в один из дней попросту заблудилась, не нашла себя среди этих бессмысленных, спешащих куда-то людей. Чувствовала слабость, чувствовала, как рыбы пьют воду, стекающую вниз по твоему заостренному личику. Эта соль из глаз – она нашла выход, в отличие от тебя, которой вмиг сделалось так страшно и одиноко, что даже обертки не способны были успокоить, избавить от удушающих мыслей. В ноябре ты последний раз вышла за бутылкой молока и зеленым чаем в соседний магазин. С тех пор тебя никто не видел.
Говорят, что ты отстригла волосы и поешь в местном церковном хоре, закатывая глаза в неуместном экстазе и закусывая свои бледные губы до кровяного сока. Говорят, что ты завела целую ораву кошек и разговариваешь с ними по ночам, читаешь им выдержки из любовного романа, подчеркнутые небесно-голубым карандашом, а затем судорожно рыдаешь, завывая от одиночества и бесконечной грусти. Говорят, что ты подсела на наркотики и стала писать картины.
Неизвестно, какой из этих слухов – правда. По сей день многие гадают, куда делась Ты.
И лишь я, молча поглядывая на их жалкие доводы со стороны, с высоты своего птичьего полета, знаю о том, что ты, моя девочка, давным-давно обрела свое истинное счастье на небесах, купаясь в ярких обертках из-под конфет, коих здесь у тебя великое множество.